Страшно сделалось лишь однажды. В каюте раздался шум, который не чудился, а был по правде. На полу возился кто-то живой. Под столом упало плетёное ведёрко для мусора. Самое время было взвыть «Дядя По-оль!» и вылететь в коридор. Сушкин так и сделал. То есть ему показалось, что он это сделал, в первую секунду. А на самом дел он лишь натянул до глаз одеяло. А потом оттянул обратно до груди. Сердце прыгало, как бельчонок в клетке, но… в конце концов, это его судно, и кто посмел явиться сюда без спроса?!

Сушкин заглотал страх поглубже и несгибаемым тоном Венеры Мироновны сказал:

— Ты кто? А ну, иди сюда! — (А колёса за окнами — плюх-плюх…)

Опять раздалась возня. Выползла на свет крупная серая крыса. С длинным хвостом, усами и чёрными глазками. Грузно прыгнула на старинный, обтянутый бархатом табурет. Села на задние лапки, а передние, похожие на ручки, прижала к груди. И похоже, что смотрела с виноватинкой. Сушкин задышал с новым страхом, но и с облегчением. Надо сказать, он не очень боялся крыс (если они не ближе, чем за два метра). А эта была, к тому же, слегка знакомая. Сушкин для пущей храбрости сосчитал до трёх и встал с кровати. Мужественно поддёрнул красные с белыми горошками трусики и спросил:

— Ты Изольда?

Кажется, крыса утвердительно шевельнула усами.

— А! — осмелел Сушкин. — Ты в Малых Воробьях, когда был скандал с иишницей, незаметно сиганула с пристани на борт. Да?

Похоже, что Изольда кивнула остромордой головкой.

— Ну, понятно, — рассудил Сушкин. — Быть корабельной крысой интереснее, чем портовой, да?

Изольда кивнула снова. Она по-прежнему сидела на задних лапках и, видимо, ждала: что ещё скажет хозяин судна?

А что он мог сказать? Изольда не казалась ему симпатичной, но и противной она тоже не была. Все-таки живое существо, не выбрасывать же за борт.

— Ты как тут жила-то? — спросил Сушкин. — Небось, объедки подбирала?

Она по-человечьи развела передними лапками: мол, всякое бывало.

— Ладно, живи, — разрешил Сушкин. — Только ночью не прыгай ко мне на постель. Ты все же не кошка…

Изольда движениями тела показала, что никогда не осмелится на такой бесцеремонный поступок. Потом она скакнула с табурета и, постукивая коготками, пошла к приоткрытой двери. Оглянулась на полпути и ускользнула из каюты.

Сушкин снова сказал ей вслед: «Да, ты не кошка…». Лёг и стал думать о рыжем томсойеровском Питере. Будто он пришёл и улёгся в ногах…

Сушкину давно хотелось подружиться с кошкой или котом. Но в детдоме об этом нечего было и мечтать — там всякие санитарные комиссии. А теперь появилась такая возможность, и Сушкин, когда бывал на берегу, приглядывался ко всяким усатым-полосатым. Встречались довольно симпатичные. Но такого «зверя», который полностью пришёлся бы по сердцу, не попадалось. Хотелось, чтобы он был именно, как Питер из города Сент-Питерсборо…

Утром Сушкин сказал дяде Полю:

— Между прочим, у нас тут есть заяц. Только не с ушами, а с длинным хвостом. Портовая Изольда.

— А я знаю, — отозвался капитан. И Дон с Бамбало сообщили, что знают.

— Мы ей оставляем кормёжку в уголке за пожарным ящиком, — ласковым голосом объяснил Бамбало.

— И мне ничего не говорили! — возмутился Сушкин.

— Мы боялись, что ты испугаешься, — объяснил дядя Поль. — Хотели сначала подготовить…

— И готовили десять дней! Я с вами не играю… — заявил Сушкин почти всерьёз.

Но полностью ссориться не хотелось, потому что дядюшка Поль сообщил:

— Братцы, у меня есть восхитительный план! Том, слышишь?

— Ну… чего? Какой план?

— Мы должны приносить пользу людям! Не так ли?

— Как это? — буркнул Сушкин.

— Когда бываем на причалах, мы можем давать для пассажиров и местного населения концерты! А? Людям удовольствие, а нам кой-какой заработок: на свежий хлеб и молоко. У нас с Донби есть опыт. Я могу не только петь всякие стансы-романсы, но и декламировать стихи. И Донби тоже не только вокалист, он умеет танцевать и бить в два бубна. Они, кстати, есть у нас багаже… А Том — он вообще солист из детского хора Всероссийского радио! Как вспомнишь его: «У девушки с о-о-острова Пасхи…» — Капитан явно подлизывался.

— Лучше я буду бить в бубны, — угрюмо известил Сушкин. — А петь — это фигушки.

— Почему?! — изумились капитан и Донби в три голоса. А капитан даже прижал к драной фуфайке ладони: — У нас же получалось прекрасное трио! То есть квартет!

Сушкин даже закашлялся от досады:

— Ну так это же у нас! А при посторонних у меня не получается! Что-то застревает внутри. Из-за этого и четвёрка по пению! Музыкантша говорит: слух и голос на пятёрку, а исполнительского мастерства никакого…

— Ну и не пой, раз не получается, — рассудил Дон (который иногда был слегка насмешлив). — Бей в бубны. Делать надо то, что можешь. «И если сказать не умеешь „хрю-хрю“, визжи без сомненья „и-и“».

Сушкин тогда изрядно обиделся на Дона и решил, что петь не будет ни за что на свете.

Стихия

Но вскоре позабылись все мелкие обиды и споры. Потому что случилось настоящее приключение — опасное и страшное.

Потом капитан Поддувало умудрено говорил:

«Какое же плавание без риска и разных экстремальностей?»

«Что такое экстремальности?» — конечно же спросил Сушкин.

«Неприятные неожиданности и форс-мажор».

Что такое форс-мажор, Сушкин уже знал. Но пока что на словах. А теперь пришлось испытать, как говорится, «в натуре».

Навалилась глухая духота, придавила воду и берега. Небо стало тусклым.

— Господа! Барометр обещает нам крепкую трёпку, — сообщил капитан Поль. Он говорил бодро, но в голосе была явная тревога. — Закрепляйте все подвижные предметы.

Поставили в гнезда посуду, привязали покрепче ведра, заперли на задвижки двери (обычно они хлопали, как хотели). Проверили на палубе якорные скобы.

Перестали кричать чайки.

В коридоре скользнула серой тенью и скрылась в какой-то норе Изольда.

Стало темно. Сушкин не сразу понял, что это все пространство заслонили в один миг выросшие тучи. Сверкнуло, зарокотало. Крепко дунуло.

— Дядя Поль, может, нам уйти вон за тот мыс? — предложил Сушкин. Он старался говорить деловито, но от страха несколько раз икнулось.

— Там нас раздолбает об отмели и камни, — сквозь зубы сказал капитан Поль. — Машина не выгребет. Надо уходить на глубину, подальше от земли… Бэн, держи правее!

— Я держу, — отозвался электронный навигатор Куда Глаза Глядят. — Только топлива осталось на пять минут…

— Что-то похожее у нас было в низовьях Рио-Каталупо, — азартно сообщил Дон, а Бамбало добавил:

— Тоже не хватало горючки. Чуть не грохнулись…

И в этот момент сверкнуло и грянуло так, будто рядом рванула авиабомба. Сушкин раньше видел такое в кино, а сейчас — как по правде. Ударило воздушной волной. Сушкин брякнулся спиной о переборку и завопил:

— Дядя Поль!!

А что мог сделать капитан Поль? Он еле удерживал ручной штурвал, включенный в помощь Бэну. Сушкин увидел, как Донби сел на палубу и одной шеей ухватился за вертикальную стойку. Другой шеей он обнял Сушкина и прижал его к тумбе с магнитным комп асом (называется «нактоуз»).

В этот миг опять грохнуло, ослепило вспышкой, взорвался ливень. Палуба рубки встала дыбом, капитан еле удержался на ногах, цепляясь за рулевое колесо…

Сушкин решил, что ничего уже не может быть страшнее. Но оказалось, что может. Навигатор КГГ сказал в прикреплённом у потолка аварийном динамике:

— Ребята, энергии больше нет, я отключаюсь. Простите, но… — крякнул и умолк.

Вздыбились и накатили с левого борта волны. Сквозь бурю часто звонил носовой колокол, у которого забыли закрепить язык.

Донби плотнее обхватил Сушкина и сообщил голосом Дона:

— Поль, клянусь Афр-л-рикой, теперь вся надежда на пар-л-рус…

— Сам знаю! — рявкнул капитан. — Привяжите Тома к нактоузу и пошли ставить брифок!