У сукиного сына некстати взыграли чувства. Напарник! Вернее, бывшийнапарник. Гномские чувства сродни камню. В том смысле, что стоят прочно и не рассыпаются от первого дуновения холодного ветра. Если Олника угораздило втюриться — пиши пропало, для свободного общества это пропащий гном. Ну и для Фатика Мегарона Джарси — тоже. Теперь помыкать им будет жена.

Он шмыгнул в кусты, Крессинда ломанулась за ним. Я чуть не крикнул им вслед: «Если получится мальчик, назовите моим именем!»

Милые бранятся, только чешутся. Тьфу ты, тешатся. Правда, мы остались без горячего.

Ладно, перекусим всухомятку. Имоен нарезала хлеб и колбасу, купленную в деревушке, разложила на тарелках вместе с редиской и солеными огурцами. Я решил устроиться рядом с Виджи, но потерпел неудачу, ибо меж нами вклинился Квинтариминиэль. Тьфу на него. Прихватив тарелку, я перешел на другую сторону костра.

За едой я коротко рассказал о том, что случилось с нашими недругами. Потом ввел в курс дела относительно своего плана. Во мне играла кровожадность, и я слишком поздно поймал взгляд эльфийки. Гритт, снова эти огромныесерые глаза, затопленные сочувствием ко всему живому, включая мышей и тараканов, снова эти опущенные углы губ!

— Это... подло! — Добрая фея обожгла меня взглядом и пся вытянулась, напряглась как струна. — Вы... вы ударите в спину! Столько крови... Эти люди, они... Вы обрежете их жизни их же руками, не дав им последнего шанса на исправление!

Великая Торба!

Я чуть не взвыл. Некоторые реакции Виджи, прибывшей из другого мира, по-прежнему выводили меня из себя несколько больше, чем мне бы того хотелось (скажу прямо — мне вообще не хотелось, чтобы Виджи выводила меня из себя). И добро, если бы речь шла о хороших людях!

Веру в то, что закоренелый преступник способен измениться и что ему в обязательном порядке нужно предоставлять еще один, самый распоследний шанс, могут исповедовать только дураки и эльфы. Эльфов я прощаю, дураков — никогда. Они не способны понять, что сформировавшийся человек редко меняется в лучшую сторону. А что касается бывалых преступников — то с ними все ясно изначально. Можно ли приучить тигра есть овощи? Наверное, да. Он будет трескать их до тех пор, пока ему на зуб не попадется сам дрессировщик.

Я дал себе зарок когда-нибудь навестить Витриум, чтобы понять, как эльфы с их неумеренной тягой к абстрактному милосердию и справедливости протянули так долго, сохранив суверенитет. Но не исключено, что я зря сужу обо всех эльфах по Виджи. Может, в утконосой эльфийке говорят идеалы молодости. Молодость, она всегда импульсивна и возвышенна, а женская молодость — она импульсивна и возвышенна вдвойне. Однако эльфы живут вечно, и я могу лишь предполагать, что она — молода.

Великая Торба, сколько же ей в действительности лет?

Да сколько бы ни было, Виджи прибыла из страны, где, по слухам, вообщенет преступлений. Эльфы — они другие. Нет, не чуждые нам, людям. Просто - другие. (Заметьте, я не веду здесь речь про чащобных эльфов, да покарают их Атрей, Гритт и прочие боги!)

Ну ладно. Я встал, бросил остатки пищи в костер и отчеканил, глядя эльфийке в глаза:

— Вы наняли меня, чтобы я привел вас к Оракулу, добрая фея. Привел, а не дотащил ваш труп. И вы дали клятву во всем меня слушаться. Но пусть вы даже расторгнете клятву, я все равно буду делать то, что считаю нужным для вашего блага. Потому что я, — для большей наглядности я ткнул себя пальцем в грудь, — я дал словопривести вас к Оракулу в целости и сохранности. Если я решу, что лучше вас связать и сунуть вам в рот кляп — я так и поступлю. Если я решу, что мне нужно стянуть с вас вот эти щегольские милые штанишки и выпороть — я и это устрою. Для вашего блага.

Ее уши в момент налились багрянцем, она вскинулась, подхватив меч, и я понял, что сейчас в семье будет горе и мама запросто прирежет папу, но в этот момент принц положил ей руку на плечо и так сдавил, что пальцы побелели. Он что-то быстро произнес на эльфийском. Виджи качнула головой (о, эти пышные золотистые волосы!). Потом резко встала, перешагнула бревно и забралась в фургон. Я облегченно вздохнул.

Принц холодно прищурил взгляд. И вдруг одобрительно хмыкнул.

—Бог-ужасный, это феерично, моя плешь! — загадочно изрек он. Видимо, вспышки доброй феи и его достали.

Он отвернулся и исчез за пологом фургона. В ночи зудела мошкара.

Надеюсь, он ее уймет. Э-э, просто успокоит. Гритт, мне не давал покоя вопрос, живут ли они вместе как муж и жена или любовники. Еще на вилле Бренка я обнаружил, что спят они в разных постелях, и до сего дня я не видел между ними явных признаков близости, но кто разберет этих эльфов? Может, супружеский акт происходит у них раз в двести лет и обязательно на фамильном древе, скажем, головами вниз, зацепившись ногами за ветки и вдобавок сквозь дырку в сотканной из паутинок простыне. А может, они вообще асексуальны. Эльфы, в конце концов, живут вечно, а за вечность и секс может приесться до чертиков.

От этой мысли меня едва не кинуло в холодный пот.

А Имоен уже готовила лук и стрелы. Она не видела ничего дурного в моем замысле. Умница.

—Где карты? — деловито спросила она.

—Сейчас.

Я порылся в хитром поясе Мельника и выудил крапленую колоду Джабара. Пиковая масть — знак Гильдии Убийц Харашты. Вместе с Имоен мы примотали пиковую шестерку к стреле чуть ниже оперения. Шестерка — как дополнительное оскорбление. Мол, вот как низко мы вас ценим.

—Стрелять в глаз, шею или под лопатку? — Девушка была серьезна.

—Куда угодишь. Она усмехнулась:

—Я угожу куда скажете.

Я ей поверил.

—Главное, чтобы стрела с картой нанесла смертельную рану. Прихлопни его сразу, чтобы он не успел позвать на помощь. Но давай-ка приготовим еще одну стрелу с картой, на всякий случай.

—Не нужно. Я не промахиваюсь.

Имоен сверкнула белоснежными зубками. Она была рада показать себя в деле. Я не заметил в ней страха — сплошная деловитая собранность. И жесткость умелого бойца, готового убивать.

—Хорошо.

Я извлек два метательных ножа, что остались у меня от братцев Гхашш. Закрутил восьмерку и девятку пик вокруг плоских, с широким овальным вырезом рукояток. Лист вощеной бумаги вряд ли нарушит баланс. Но, опасения ради, я швырнул один из ножей в бревно и попал точнехонько туда, куда целился.

Монго озадаченно воззрился на меня:

—Не понимаю. А гппаан? Разве он не полетит докладывать Фрею?

Я осклабился в скверной улыбке (я редко позволяю себе такие примочки, но на сей раз ситуация оправдывала) и поскреб между лопаток.

—Этот гшаан — просто безмозглая тварь. Ее дело — беглецов выслеживать. А мы помчимся в сторону Фрея на всех парусах. Берусь утверждать — демон останется там же, где и был; с его точки зрения, мы никуда не убегаем, — Я показал на звездное небо с ярким диском луны, которую отчасти заслоняла неподвижная тень. — У него там пост, с которого он видит всю долину как на ладони. Но даже если я ошибся и он полетит к Фрею, то найдет его в забытьи. — Я рывком извлек нож. — Наш демоновод пал жертвой собственной злобы, а мы получили маленький шанс на спасение. Надеюсь, у тебя-то нет возражений против нравственной стороны нашего дела? Монго не возражал.

—Очень хорошо. Тогда смени на посту сэра Скареди. И обрадуй, что сегодня мы без горячего.

Он ушел. Я хотел задать тот же вопрос Скареди, но со стороны ручья затрещали кусты, и к нам, пошатываясь, выбрел Олник. Волосы взъерошены, на щеке темнеет ца-рапина, будто след от ногтя, рубаха нараспашку, за ухом пристроен стебелек травы. В руках мой напарник задумчиво нес молот Крессинды.

—Убил? — спросил я участливо. — Экий ты безобразник.

Гном бросил на меня совершенно пустой взгляд и, вздыхая, присел возле опрокинутого котелка. Чуть сбоку от того места, где он вышел, из-под веток черемухи показалась Крессинда. Она была преисполнена меланхоличной задумчивости. Пройдя мимо нас, она неуклюже забралась в фургон. Мы с Имоен переглянулись. Надо же, и молот не отобрала!