Мы опять замолчали. Так мы сидели еще дольше здесь, в тишине и безветренной укромности утра.
— А как же ты сюда пришел? — спросил я мальчика.
— Там спят все, — ответил мальчик, — а я спать не люблю. Я давно проснулся. Оделся и пришел сюда.
Мы опять немного помолчали.
— Ты часто сюда ходишь?
— Каждый день, — ответил доверчиво мальчик.
— Что же ты здесь делаешь?
— Катаюсь.
— Как катаешься?
— Катаюсь вот на этих островах, — и мальчик указал вперед коротким тонким пальчиком.
— На каких?
— А вон, которые плывут по озеру. — Он указал на далекие острова.
Я заглянул в лицо мальчику, немного наклонившись, и встретился с его глазами. Это были серые тревожные глаза под белесыми короткими ресницами. Взгляд был чистый, но неспокойный. Лицо его было самое обычное, и я с грустью вспомнил Риту, красивую спокойную девочку, за которой вчера приехали на синей легковой машине. «За этим вряд ли приедут, — подумал я, — кому понравится такой совсем обыкновенный парнишка?».
— Меня зовут Костик, — сказал малыш.
— Какое у тебя хорошее имя! — сказал я.
— Я тоже так думаю, — согласился Костик.
— А как же ты катаешься на этих островах? — спросил я.
— Очень просто, — ответил Костик, надел кепку и сел перед озером совсем независимо.
— Очень просто? Ну как?
— А когда остров подплывет к берегу, я на него и прыгну, — сказал Костик и посмотрел мне в лицо, взгляд у него был напряженный.
— Ну а дальше что? — спросил я как ни в чем не бывало.
— Вот мы и поедем дальше по озеру, — оживился Костик, — и плаваем, и плаваем, и плаваем.
— А что же там?
— Где там? — насторожился мальчик.
— Ну там, где вы плаваете, — пояснил я.
— А там, — Костик махнул рукой, — там все есть. Там очень интересно. — Он задумался. — Там пароходы большие-большие и самолеты разные…
— А конфеты там есть?
— Конфет там нет, — пожал Костик плечами.
— А печенье?
— И печенья нет.
— А что же там еще?
— Ты знаешь, что еще? — Костик вопросительно посмотрел мне в глаза. — Там еще есть что-то… Что-то очень хорошее?
— Ну что? — озадачился я, совсем не предполагая, что же именно придумает малыш.
— Там есть мама, — сказал он со вздохом.
Я не знал, что ему ответить на такое признание. И мальчик тоже молчал, как будто бы немного растерялся. А потом приободрился и начал рассказывать:
— Мама в красном платке. Она ходит по ягоды. Она может набрать целую корзину ягод и грибов. Она их наберет, а потом возьмет и выпустит, и они опять по лесу разбегутся. А мама стоит и поет какую-то песню. И она… — Костик задумался и решительно добавил: — Она очень и очень хорошая. Добрая она.
Мальчик опять замолчал, и мне даже показалось, что он плачет. Я осторожно глянул ему в лицо. Нет. Он просто сидел на камне и смотрел прямым светящимся взглядом в даль озера.
— А потом мама доит корову и пьет молоко, — продолжал он, — и мне дает немножко. Целую кружку. И потом уходит на работу.
Мальчик вздохнул. Он замолчал надолго. Он только смотрел в даль, где озерная гладь сливалась с серым небом. И где появился из-за острова вчерашний юркий пароход.
— Тебе нужно идти, — сказал я и тронул Костика за плечо, — тебя ждут.
Мальчик молчал.
— Тебя ждут и беспокоятся, — сказал я наставительно.
— Я знаю, — согласился Костик. — Еще немного посидим и пойдем. Еще… немного…
Мы вскарабкались на замок, когда в городе уже поднималось движение. Костик тяжело дышал и еле передвигал ноги, когда мы поднялись на откос. Здесь мы остановились. Я еще раз окинул озеро во все стороны его свинцовых вод, а Костик просто стоял и, казалось, ни о чем не думал. Вдруг он взял меня за руку и показал пальцем свободной руки вдаль:
— Вон они, острова.
И подождал, что я ему отвечу. Я молчал.
— Они как пароходы, — сказал мальчик и повертел пальцем в воздухе.
Маленький белый пароход уходил в сторону островов и уже почти сливался с водами озера.
— А ты никогда на пароходе не плавал? — спросил я.
— Никогда. Не плавал, — сказал Костик с сожалением.
— А хочешь поплавать?
— Хочу. — Костик нетерпеливо затоптался на месте. — Пойдем поплаваем. Пойдем. Ну… пойдем.
— Сегодня уже пароход ушел, — пожал я плечами, — теперь уж только завтра.
— А вечером?
— Вечером меня уже здесь не будет.
— А где ты будешь?
— В другом городе.
— А на чем ты поедешь?
— На автобусе.
— На автобусе я тоже не ездил, — сказал Костик, — я ни на чем никогда не ездил. А за Ритой вчера приехали родители и увезли ее.
— У Риты хорошие родители? — спросил я.
— Хорошие, — сказал Костик. — У нее родители хорошие. Они на машине за ней приехали. Их долго-долго не было. А потом они приехали.
— Вот и хорошо, — сказал я.
— Конечно, хорошо, — согласился Костик, — их просто очень долго не было. Они за границей деньги зарабатывали.
— Да ну! — удивился я.
— Правда-правда, — подтвердил Костик. — Заработали деньги и за ней приехали. — Костик помолчал и почти шепотом очень доверительно добавил: — А моя мама тоже деньги зарабатывает. Она ягоды собирает. Она соберет ягоды, продаст их и приедет за мной на машине. И у нее очень пальто красивое будет и платок.
— А откуда ты знаешь, какой у нее будет платок… и пальто? — спросил я и пожалел о вопросе.
— А я знаю. Я видел, — спокойно сказал Костик, — я сам видел. За одним мальчиком мама тоже на машине приехала в таком совсем блестящем пальто и в платке. Совсем как у моей мамы.
— Костик! — сказал я как можно серьезнее.
— Что? — встрепенулся мальчик.
— А ведь нам нужно идти. Нас уже заждались.
— Ну что же, пойдем, раз они все уже заждались, — сказал Костик тоже очень серьезно, совсем по-взрослому, и вздохнул.
И мы длинной узкой улицей направились от замка к месту жительства Костика.
Мы шли молча. Какая-то пыль взметалась по дороге, и где-то рядом ветер вынес на дорогу, а потом понес дальше пустую коробку из-под каких-то сигарет. Эта пустая коробка летела по улице, шелестя и подпрыгивая. А впереди появилась женщина, там, вдали, где улица из города выворачивает на взгорье и вздымается. Там показалась немолодая женщина. Женщина шла усталой походкой, одетая во что-то темное, и в руках у нее была корзина. Женщина шла задумчиво и, опустив голову, смотрела себе под ноги.
Когда она приблизилась, то стало видно, что в руках у женщины корзина, плетенная из прутьев. С такими корзинами местные хозяйки ездят в автобусах на рынок торговать молоком, сметаной или яичками. Поклажу обычно покрывают какой-нибудь тряпкой. Но у женщины корзина была уже пустая, и старая застиранная скатерка лежала на самом дне корзины. Однако под скатеркой что-то все же бугрилось. И что-то встревожило моего Костика. Он очень пристально стал смотреть вперед и крепко сжал мою руку. Я почему-то тоже сжал его ручонку. И Костик остановился.
Женщина приблизилась, и можно было уже хорошо разглядеть ее. Это была обыкновенная местная крестьянка. Лет сорока, а может быть, и старше. На ней было малиновое суконное, уже изрядно поношенное пальто, аккуратно застегнутое на все пуговицы. И малиновый, тоже не новенький платок был у женщины на голове. Чувствовался под платком высокий белый лоб. Брови были тонкие и длинные. Миндалевидные темные глаза внимательно и устало полуприкрыты были веками, тонкими и чуть вздрагивающими. Тонкий, чуть загнутый длинный нос и тоже тонкие, довольно длинные и красные от ветра губы, свежие и пышущие теплом. Женщина разрумянилась на ходу, но чем-то занята была, какими-то размышлениями, потому что шла, головы не поднимая. Но вот она остановилась и подняла голову.
— Это где-то здесь отвергнутые ребенки живут? — спросила она меня сквозь ветер.
У меня захватило дыхание. Костик стоял как вкопанный.
— Здеся, что ли, ребенков отвергнутых содержат? — спросила женщина деловито и спокойно. — Отсюда их берут?