— За Кирилла — поручусь, что не соврал. А померещиться ему запросто могло. Но сам он, если бы сомневался, то и не стал бы говорить, — ответил Вадим, краснея от осознания того, что не удосужился навести в сети справки о фурии.

— Что же, до конца смены в лагере осталось не так уж долго, — вернулся Моретти к первоначальной теме. Если ещё раз появится здесь наша беглянка, то ты очень выиграешь, приведя её в заботливо свитое твоими трудами уютное гнёздышко и сообщив, что устроился на хорошую работу с устойчивым заработком. Сколь бы ни была необычна Дара, но она женщина.

Так что, сообрази, как это всё обеспечить. Сам понимаешь, насколько специалист такого рода может потребоваться… — дальше он не договорил, видимо не желая выкладывать всё до конца. — Вот в этом пакете документы об увольнении из рядов, но на самом деле тебя перевели в другое управление нашей конторы и повысили в звании. Поздравляю, товарищ сержант.

Расставшись с куратором, Бероев бодро отправился в сторону Сити. Мысль построить дом для Дары показалась ему просто замечательной. Жаль, что, вроде как, по приказу. Но, с другой стороны — а почему бы и нет?

Поэтому нужно срочно выяснить — что да как. И работу подыскать… только не в охране… и не в конторе. И хватит ли на обзаведение жильём его денег? Опять же Кирилл рассчитывает, что он присмотрит за собаками.

Жизнь наполнилась смыслом.

«Ну и дуболом», — подумал Моретти, наблюдая за, чуть не вприпрыжку, удаляющимся радостным Вадимом. — Совершенно не готов к агентурной работе. Ни навыков, ни гибкости мышления. Ладно, хоть наблюдателен и умеет анализировать. К тому же молод и, наверняка, необстрелян… чересчур увлёкся девчонкой, что может в будущем создать проблемы. Но, делать нечего, коней на переправе не меняют.

А пока он должен срочно отправить в центр изображения, зарегистрированные Элен. Что-то в них неправильное: какая-то размытость второстепенных деталей. Пусть эксперты поработают.

Слоняться по космолету Федьке запретили. Та самая добрая папина жена сначала прочла ему целую лекцию по технике безопасности, а потом велела пристегнуться и вставать с места, только если действительно нужно.

Как будто он маленький и первый раз на борту! Он вообще-то на Прерию уже третий раз летит, а Лена… Или правильно называть ее — мачеха? Так ребята ему сказали, а у него язык не повернется выговорить это слово. И мамой тоже нельзя. Он даже Марину почему-то никогда не звал мамой — видно она так хотела. Разве что, когда в школе про родителей рассказывал друзьям и врал, что его отец уехал на Прерию и у него там опасная секретная работа — тогда он и описывал одноклассникам Кирилла, но по имени никогда не упоминал. Вот уж не думал, что это окажется правдой.

Сколько раз пытался он выяснить у Марины хоть что-то про своего настоящего отца, но ответ никогда не менялся: «Нет у тебя папы, малыш, и никогда не было. Или ты хочешь, чтобы я тебе соврала, и придумала красивую сказку про бравого военного, погибшего на задании?» И он мотал головой, в глубине души желая услышать эту сказку. Но Марина вранье ни в каком виде не переваривала, и он стал думать, что появился из пробирки, а Марина просто не хочет его расстраивать. Он знал одного мальчика из пробирки, тот даже этим хвастался. Считал, что это круто.

Вот Федька и придумал себе легенду про дядю Кира, тем более — в паспорте он как раз записан в честь него — Федор Кириллович. Марина сказала, это потому, что у него других родственников нет, только она да брат её.

Кто же знал, что придуманные байки окажутся правдой?! Только выплыла она, эта правда, неожиданно, в самый поганый момент жизни, когда после неудачного побега, его привели домой под конвоем, как преступника. Марина холодно поблагодарила полицейских, а как только они вышли, она столько плохого наговорила, что лучше бы его в тюрьму бросили, чем еще раз такое пережить. Федька стоял перед ней весь красный и мечтал умереть, или провалиться сквозь землю.

Ведь не маленький уже, знал, что возражать нельзя, а тут кто-то за язык дернул, вот и высказал все, чего вовсе не думал, мол, во всем виновата она, потому как плохая мать. Сколько крику было! И он почти отключился, уходя в себя, когда до сознания медленно дошли её злые слова — о том, что он весь в Кирилла пошел, своего беспутного отца, а она, хоть всего лишь тетка, взяла на себя такую обузу… И он еще смеет…!

Опомнилась она быстро, охнула, попыталась его обнять, но мальчик вырвался, убежал в свою комнату. С того дня находиться в доме стало почти невыносимо. Вроде бы ничего не изменилось, но только всё вокруг сразу стало чужим — и дом, и комната его, и Грег, гражданский муж Марины и даже она сама. И Федька, посаженный под домашний арест, только и думал, как бы снова сбежать — и желательно на Прерию.

Первое время он еще очень злился на отца. Почему скрывал, почему не сказал ему, почему бросил родного сына на Земле, оставив с суровой теткой? Но обида быстро ушла. А желание убежать к отцу крепло с каждым днем.

Но все способы побега пришлось отмести за неимением самого главного — денег, так что оставалось просто дождаться Рождества, а там уж он сумеет уговорить отца оставить его на Прерии.

И вдруг за ужином, когда они все сидели в тягостном молчании и ели какую-то липкую массу под названием «пудинг», тетка посмотрела тем взглядом, от которого у него мурашки по спине, и обыденным тоном сообщила: «Мы с Грегом в сентябре отправим тебя в интернат».

— В какой? — мог бы и не спрашивать, они давно о нем говорили. В том интернате готовили будущих военных, и дисциплина была очень жесткой — «как раз для этого беспутного мальчишки».

— Каникулы летом — два месяца, — словно не слыша его, продолжала Марина, — все документы уже отправлены.

И Федьке показалось, что мир покачнулся.

— А как же Прерия? — почти прошептал он.

— В интернате на рождественские каникулы домой не отпускают. Забудь о Прерии на ближайшие пять лет, — и ведь не зло сказала, а как-то устало.

Только вот возразить не было никакой возможности. И плакать, или кричать бесполезно, это он давно понял. И упросить — невозможно, когда у неё такой тон. Такая безнадёга настала… Хоть волком вой.

Вечером того же дня пришла телеграмма, что Кирилл приезжает на Землю с молодой женой, всего на неделю. Федька увидел её на тумбочке в прихожей, ну и вскрыл осторожно, прочел. Потом аккуратно положил на место, и пошел собирать вещи.

Вся полиция мира не смогла бы его удержать, убежал бы. Да только тётка, словно почувствовала, пришла в его комнату поздно вечером, когда он уже с рюкзаком собирался лезть в окно, и равнодушно сообщила, что завтра берет его в космопорт — встречать Кирилла. Сказала и вышла, даже не проследив, убежит он, или нет. И он никуда не побежал — Марина никогда не врала и, если сказала, что возьмет его, значит так и будет.

Сейчас, меняя положение тела в кресле, Федька вздрогнул, представив на минутку, что отец бы не женился и не приехал на Землю, и сразу встретился с его внимательным взглядом.

— Ты чего?

— Я в туалет, можно?

— Конечно, иди, — тут же ответила Лена, а отец только кивнул.

Вообще женщины — непредсказуемые создания — он это уже понял. То они одни, то, вдруг другие. На Земле, пока их с мачехой ничто особо не сводило, всё было в порядке, но, как только отправились в путь, начались всякие советы, требования, запреты. Как раз то, что его и достало до печёнок. Словом, держался он из последних сил, удерживая язык за зубами, чтобы не то, что не нагрубить — даже не посмотреть косо на эту штучку. Отец — не Грег, снимет ремень, да выдерет — такое уже было, когда он прошлой зимой, несмотря на запрет, пошел вечером гулять по набережной — скучно одному было дома сидеть, ожидая отца с работы. Крепко ему тогда попало.

Возвращаясь на свое место, мальчик увидел, что Лена задремала, и подумал, что она его старше всего на семь лет. Не сможет он её мамой называть.