Пятрас спрыгнул с машины, подбежал к ротному и, взяв у него бутыль, попер его в машину.

Ротный, проходя мимо сержанта, бросил ему:

– Скажите спасибо, времени у меня нет на вас блядей. Устроили здесь кабак.

Ротный запрыгнул на броню и крикнул нам:

– Поедем с той стороны гор, – и показал пальцем в противоположную от бетонки сторону, и добавил:

– Колонна нас не ждала, они обогнули горы со стороны бетонки и уже, наверное, стали на блок с другой стороны в одном из кишлаков. А нам ближе обогнуть горы с этой стороны. Ну все, двинули.

БТР ротного дернулся и стал набирать скорость, мы двинулись за ними, помахав рукой обалдевшим от переполоха танкистам.

– Во, ни фига себе ротный отоварился, – сказал я.

– Надо будет у ротного литра три вырулить, – предложил Хасан.

– Ага, щас, он уже разогнался и отлил.

– Ну, на чарс сменяем.

– Ему твой чарс нахер не упал. Да и вообще, у тебя чарс-то хоть есть?

– Сейчас в каком-нибудь кишлаке возьмем.

– Ну так сначала возьми, а уже потом меняться думай.

Я высунулся из люка, солнце клонилось к закату и «афганец» начал потихоньку утихать, но все равно в лицо дул поток горячего воздуха. Пыль от переднего БТРа относило в сторону, и на броне более или менее можно было ехать. Надо набрать во фляжку воды из бака, подумал я и стал вылезать из люка.

Сзади на каждом БТРе стояли два бака с водой обшитые кошмой, вода была в Афгане на вес золота. Кошмой мы обшивали баки для охлаждения воды, смачиваешь ее периодически водой, и обдуваемая ветром кошма становится холодной, не дает нагреться воде в баке.

– Ну, как тут наверху? – спросил я пацанов.

– Да все ништяк, вот ждем, когда солнце сядет, а то запарила уже эта жара, – ответил Урал.

– Сапог, а ты-то как, не выпал еще?

– Да нормально все, – ответил потухшим голосом Сапог.

Я открыл крышку одного бака и засунул флягу в воду, внутри что-то звякнуло, я не понял. Фляга об стенку бака стукнулась, что ли? Да вроде до стенки еще далеко, я пошарил рукой и нащупал канистру внутри бака. Во, ни фига себе, а это еще откуда? Я оглянулся назад и увидел напряженно глядящего на меня Урала, остальные сидели спокойно, и никак не реагировали.

– Это моя канистра, – сказал Урал.

– Ты что, Урал, вообще охерел, канистру с дизмаслом в бак с водой засунул? – спросил я, подумав, что в этой канистре дизмасло для продажи.

– Да там брага, – еле слышно сказал Урал.

– Что, брага? – переспросил я, не поверив своим ушам.

– Да, да, брага, – глядя на меня, громко ответил Урал.

Туркмен, Качок и Сапог мгновенно повернули головы к нам.

– А какого черта ты молчал, Татарин хренов? – допытывался я.

– Она еще не готова, а вам скажи, так вы ее выжрете, и не дождетесь.

– Сколько времени стоит? – спросил Туркмен.

– Трое суток будет сегодня вечером, – ответил Урал.

– Ну ты, Татарин, даешь, двадцать литров браги, и ты молчишь, – не переставал удивляться я.

– Да чего ты, Юра, насел на меня, как будто б я один ее выпить собрался, вот поспеет, и выпьем вместе.

– Да уже трое суток прошло, ее уже пить вовсю можно.

– Да успокойся ты, Юра, сейчас на блок станем и спокойно выпьем, не на ходу же ее хлебать, – сказал Качок.

– А вдруг меня духи замочат, и я не успею даже браги напиться, – не унимался я.

– Замочат, нам больше достанется, – сказал с подколкой Туркмен.

Тут вылез из люка Хасан и крикнул:

– Чего вы там у баков собрались?

– Тут брага, 20 литров, Татарин затарил в бак канистру, а я нашел.

– Не пиз…и! – крикнул Хасан, вытянув лицо от удивления.

БТР вдруг повело в сторону.

– За дорогой смотри, дурак, – крикнул я ему.

– Вы там без меня не пейте, имейте совесть. Туркмен, на, езжай. Кто водила, я или ты?

– Фигу тебе, сам сел за руль, теперь вот и езжай, а мы тут браги похлебаем, – ответил Туркмен.

– Я сейчас брошу руль, на фига мне это надо.

– Да езжай, не боись, никто ничего пока не пьет. На блок станем, потом вмажем, – успокоил я Хасана.

– Надо было подрочить этого Таджика, – сказал Туркмен.

– Да на фиг он сдался. Ты что его не знаешь? Сейчас руль бросит, и тебе потом ехать. А если он от руля оторвется, то эту брагу придется нам пить сейчас, Хасан просто так не успокоится, – сказал я Туркмену.

– А мы ротному завидовали, а у самих брага в баке едет. Ну ты, Урал, даешь, – покачал головой Качок.

– Что б вы без меня делали? – пропел Урал с довольной миной.

В сторону перевала пролетели две санитарные вертушки и четыре «крокодила».

– Там на перевале, что-то серьезное происходит. Штурмовики начинают подтягивать, –произнес я, глядя в небо.

– Нам придется духов у подножья ловить, наверное, – высказал мнение Урал.

– Если до темноты до наших доедем, то да, а если не успеем, и стемнеет, то наоборот, духи нас будут ловить у подножья. Так что надо быстрее обогнуть эти горы, и примкнуть к нашим, пока не поздно, – ответил я Уралу, и полез в люк БТРа.

– Юра, что там за брага? –спросил меня Хасан.

– Да Урал затарил канистру с брагой в бак с водой, а я хотел воды набрать, ну и надыбал ее там.

– А че он молчал-то?

– Ну как че? Чтоб мы ее не выпили раньше времени.

– А когда он ее поставил?

– Вчера вечером, – я не стал говорить Хасану, что брага стоит уже трое суток, а то бы он бросил руль, и полез ее пробовать, ну а за ним и все остальные, ну и я, конечно.

– О, завтра уже можно пробовать, – сказал Хасан с довольным видом.

– Брага брагой, а я жрать хочу с самого утра.

Я полез в коробку, вынул оттуда пачку сухпайка, открыл ее и достал банку с тушенкой и сахар, кашу брать не стал, она в холодном виде как застывший парафин. С открывашками проблем не было, они шли в комплекте к цинкам с боеприпасами, и к банкам с запалами от гранат. Сухари и кашу я закинул обратно в коробку, а вместо сухарей взял батоны в вакуумной упаковке. Батоны эти были, в общем, ничего, но без воды их жрать было невозможно, потому как они были сухими, не в смысле твердыми, а сухими, то есть очищенными полностью от влаги и слегка проспиртованными. Когда открываешь упаковку, спирт сразу испаряется, и батоны становятся мягкими и на вид как свежие, их было по два в каждой упаковке.

Я достал один батон, открыл банку тушенки и с аппетитом все это съел, запив водой с сахаром. Для советского солдата этого было достаточно, за два года я уже привык к этим сухпаям и постоянным рейдам.

Я завалился на матрац, который валялся на полу БТРа, положил под голову бушлат, и решил подремать. Монотонно гудели движки, БТР шел мягко, я лежал и смотрел в потолок. Спать не хотелось, я просто лежал и думал о всякой ерунде, о гражданке, о бабах, о вине и водке, в общем, о том, о чем думает обычно солдат вдалеке от дома. О доме я не думал, так как его у меня не было, а может это и к лучшему, если убьют, то хоть горевать никто не будет. Хотя в данный момент мне умирать не хотелось. Я всегда мечтал – вот вернусь на гражданку, найду себе хорошую бабу, женюсь, заведем детей, и обязательно двух, а может трех, возьмем из детдома, из того, где воспитывался сам, и воспитаем их так, чтоб они никогда не думали о том, что у них не было родителей.

Помечтав немного, я решил узнать, где мы находимся.

– Хасан! Где мы? – крикнул я.

– В Афгане, – ответил Хасан.

– Да что ты говоришь? А я думал, мы в Африке. Я спрашиваю, в каком месте?

– Тебе улицу назвать?

– Да ты заколебал, Хасан. Нормально ответить не можешь, что ли?

– Да откуда я знаю! Встань и посмотри.

– А по рации что трещат?

– Да ни кого не слышно пока.

– Пойти что ли Сапога поучить с винтовки стрелять, держать он ее вроде научился, – сказал я, вставая.

– Сходи, сходи, заодно и посмотришь, где мы едем, – ответил Хасан.

Я, взяв свой автомат, полез на броню. Высунувшись из люка, я спросил:

– Брагу не выпили?

– Выпили, ты опоздал, – ответил Урал.