— Может, нам избавиться от этого? — спросил он, приподнял ее и одним плавным движением стянул с нее футболку.
Возможно ли покраснеть всем телом? А у нее было именно такое ощущение, и она увидела его глаза, расширившиеся и темные, когда он водил рукой по ее гладкой шелковистой коже.
Ралф исследовал каждый изгиб, каждую выпуклость ее тела, после чего наклонился и обвел губами обе ее груди, затем покрыл поцелуями живот, исследовал кончиком языка пупок и двинулся еще ниже...
Он не должен, не смеет... Но он посмел. Она пылала, объятая сладостным огнем, испытывая множество ощущений, которым не было названия.
Осознавала ли она, что издает тихие гортанные звуки? И что руки ее неистово пытаются поднять его голову, освободиться от этой странной пытки?
Она дрожала, почти теряя сознание, а он все не отступал. Затем приподнялся и резко овладел ею.
И замер. Madré de Dios! [9]
Веронику из наслаждения швырнуло в боль, и в тот миг, когда ее пронзила острая мука разрываемой плоти, она вскрикнула и инстинктивно оттолкнула его в попытке избежать следующего болезненного удара.
Ралф не двигался, и все его тело содрогалось от напряжения. В дьявольской тишине он про себя проклинал каждого святого, чье имя знал, а потом и всех безымянных.
Прошло несколько долгих секунд, прежде чем он смог заговорить. Голос его прозвучал низко и глухо.
— Вероника, какого черта вы не сказали, что вы девственница? — спросил он, переместив свой вес на локти.
Проклятье, она такая невероятно хрупкая и выглядит как побитая.
— Вы не поверили бы мне, — процедила она сквозь зубы.
Ирония заключалась в том, что она была права.
— Почему? — все же спросил он, едва сдерживая гнев и в то же время испытывая угрызения совести.
— Мне ни разу в жизни не встретился мужчина, которого бы я... с которым мне хотелось бы вступить в интимную близость. — Теперь настал ее черед задавать вопросы. И она спросила: — А разве это имеет значение?
Пресвятая Матерь Божья!
— Да если бы я знал, то вел бы себя совсем иначе, был бы осторожнее.
Да, гораздо, гораздо осторожнее и бережнее.
— Если мы уже закончили вскрытие, так, может, вам пора отодвинуться? — сказала Вероника, чувствуя, что, если бы не инъекция черного юмора, ей в этой ситуации впору разрыдаться.
— О, нет, pequena, — прошептал он. — Мне еще не пора отодвигаться.
Губы ее дрогнули.
— А мне пора.
— Нет, — мягко возразил Ралф, — и вам еще не пора. Доверьтесь мне.
Интересно, как это может она ему довериться?
Его губы коснулись ее плеча, и он начал потихоньку обцеловывать все ее чувствительные места, пытаясь вновь возбудить в ней желание.
У него был невероятно чувственный рот, и Вероника, отдаваясь его ласкам и поцелуям, скоро забыла, кто он и почему она здесь, с ним.
Громкий стон вырвался из ее гортани, когда он наклонился к ее груди и, поцеловав сосок, начал легонько терзать его зубами, затем пошли в ход более изысканные ласки, так что она не заметила, как его внимание переключилось на следующий этап, и вскоре он вновь овладел ею.
Он ощутил, как сжались вокруг его плоти ее мышцы, и чуть-чуть отстранился, но, услышав ее стон, вновь немного продвинулся вперед. Он медленно повторял эти движения до тех пор, пока она не начала поддерживать его ритм.
На это ушло какое-то время. Но вот он почувствовал, что все идет нормально, поднял ее ноги, которыми она охватила его поясницу, и начал двигаться сильнее и быстрее, пока они в унисон не пришли к завершению.
Ралф лег сбоку, обнял ее и закрыл поцелуем стонущий рот.
Потом он бережно отвел от ее лица пряди волос и улыбнулся, когда ее ресницы медленно опустились. Она выглядела... пресыщенной, он видел, что сон вот-вот овладеет ее сознанием. Одним легким движением он выскользнул из постели, наполнил ванну горячей водой, сходил в спальню и, вернувшись, ступил в душистую воду, держа любовницу в своих объятиях.
Вероника решила, что спит. Сонное сознание ощущало воду, приятные струи, обтекающие тело, но к действительности она возвратилась не сразу, отказываясь верить, что все это блаженство не плод ее сонного воображения.
Надо было проснуться, но все ее существо противилось необходимости выскальзывать из этой неги.
Вдруг что-то изменилось, ее куда-то тащили из блаженного тепла, она недовольно приоткрыла глаза и сонно взглянула на Ралфа, который, вынув ее из ванны, обтирал полотенцем.
Потом он отнес Веронику в постель, лег рядом и обнял ее.
4
Вероника проснулась в том странном состоянии, какое бывает со всяким, заснувшим на новом месте. Но вот сознание полностью прояснилось, и она вспомнила, где она и что с ней произошло.
Вновь переживая события ночи, она огляделась и увидела, что в огромной постели находится одна. Взглянув на часы, вмиг вскочила с кровати и бросилась одеваться, потом умылась и наскоро нанесла на лицо немного косметики.
Времени оставалось только захватить сумку с учебниками, сбежать вниз по лестнице и...
В вестибюле ее поджидал Ралф.
— Присоединяйтесь ко мне, моя радость, позавтракаем на террасе.
Она метнула в него быстрый взгляд и заметила, что он как-то странно отводит от нее глаза. Никак мистер Спенсер смущен, удивленно подумала она. Неужели такие люди умеют смущаться?
— У меня нет времени завтракать.
Он приблизился к ней.
— А я думаю, что время найдется.
— Нет, не найдется.
Он сухо улыбнулся.
— Это у вас привычка такая, проснувшись, первым делом спорить?
Он без малейшего усилия отобрал у нее сумку и бросил ее на стул. Затем запустил всю пятерню в ее волосы, запрокинул ей голову и поцеловал в губы.
Ох, силы небесные!
Она невольно ответила на его пылкий поцелуй, но, будто опомнившись, отстранилась. Ее удивило, что он не попытался ее удержать.
— Мне пора идти, — пробормотала Вероника. — Не хотелось бы опоздать к началу занятий.
Черт возьми! Она все еще чувствует его у себя внутри. Потревоженные мышцы были болезненно напряжены, а он улыбался, будто знал, что она ощущает.
— Это займет, моя дорогая, всего несколько минут: овсянка, фрукты, глоток кофе.
— А вы обычно по утрам проявляете диктаторские наклонности?
— Привыкайте.
Кажется, ей здесь придется привыкать не только к этому! Главное, придется привыкать к самому этому человеку. А ведь одного воспоминания о событиях прошлой ночи достаточно, чтобы повергнуть ее в смятение.
Мысль о капитуляции казалась вполне здравой, тем более что она и в самом деле проголодалась.
Обмакивая банан в миску с кашей, Вероника думала, что это, должно быть, небесное блаженство, сидеть здесь по утрам, неспешно завтракать, наслаждаясь лицезрением окружающего ландшафта, и никуда не торопиться.
— Как ваша рука?
Вопрос был неожиданным.
— Хорошо. — Рука и вправду больше не болела, но слишком много движений все еще утомляло ее. — Завтра схожу в больницу на перевязку.
— Знаете, Вероника, лучше бы вам встретиться с моим доктором.
— В этом, Ралф, нет никакой необходимости. Речь идет всего лишь о перевязке.
Наконец-то она назвала его по имени.
Ралф откинулся на спинку стула и взглянул на нее с грустной задумчивостью.
— Зато вам не придется часами дожидаться приема в общественной больнице.
Что правда, то правда, времени на посещение бесплатной больницы может уйти немало. И, тем не менее, она не хотела пользоваться услугами его врача.
— Ничего страшного, мне это не впервой. Да и чем я лучше многих других людей? — Она доела кашу, выпила немного кофе и встала. — Спасибо, Ралф. А теперь мне действительно пора идти.
Составив тарелки на поднос, Вероника прошла на кухню и окинула ее завистливым взглядом. Большая, чистая кухня, оборудованная по последнему слову техники, поблескивала хромированными деталями. Но на более подробное знакомство с этим чудом времени не осталось, и она решительно открыла дверь, ведущую в вестибюль.
9
Матерь Божья (исп.).