— Хочу заранее извиниться, — начал он неуверенно. — Мм... ух... у меня давно не было... У меня не было свиданий, не было секса ни с кем с тех пор, как я потерял ногу. Ты понимаешь, несколько лет...

Молли почувствовала огромный прилив нежности. Она провела рукой по его щеке, наслаждаясь грубоватой щетиной. На ее лице засияла робкая улыбка.

— Добро пожаловать в клуб одиночек. Я тоже не занималась любовью с тех пор, как умер мой муж.

Дэвид слегка отступил и пристально посмотрел на нее. На его лице отражалось множество противоречивых эмоций.

— Черт возьми, Молли...

— Не надо. — Она потянулась к нему. — Не извиняйся и... Не останавливайся сейчас, прошу тебя, Дэвид. Ты мне нужен.

Он простонал и крепко прижал ее к себе.

— Я не могу остановиться. Боже, Молли, ты тоже нужна мне. Я знаю, что это неправильно, но...

— Нет, все правильно. Так и должно быть. Это наше время, Дэвид, и как бы оно быстро ни закончилось, давай будем просто получать от него удовольствие — начиная прямо сейчас.

Он не мог поверить.

Не мог поверить, что эта потрясающе красивая, сексуальная женщина хотела его. Не мог поверить, что сможет прикоснуться к ней, прижать ее к себе, уткнуться в мягкие волосы, познать ее волшебную теплоту. Неужели, увидев его уродливую ногу, она не отпрянет с отвращением?

Жестокая реальность снова обрушилась на него, отнимая последнюю надежду на счастье. От самоуверенности не осталось и следа, а потом ушло и желание.

— Прости, но я не могу, — неразборчиво пробормотал он и, резко развернувшись, пошел прочь, оставляя ее сгорать от ненасытной жажды любви.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Молли не побежала за ним. Она чувствовала, что Дэвиду нужно самому с этим справиться. Кроме того, у нее тоже были сомнения.

Нет, скорее не сомнения, а страх того, что с ней станет, когда она потеряет его.

Это же смешно. Ты не можешь потерять то, чего не имеешь. Он принадлежал своей империи на другом конце света, а она принадлежала этому месту. Но не только страх потери сковал ее изнутри. Молли боялась, что не сможет вернуть ему уверенность в себе, боялась не оправдать его надежд.

Она поднялась к себе в комнату, чтобы снять платье, в котором ей стало вдруг ужасно тесно. Выглянув в окно, она увидела одинокий силуэт на пристани. Это был Дэвид.

Совершенно один.

Боль и сострадание сжали ее сердце. Не в силах сдержать порыв, она поспешила к нему.

Не произнося ни слова, Молли села рядом. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Сначала ей показалось, что он вовсе не заметил ее присутствия, но вскоре Дэвид вытащил руки из карманов и повернулся к ней.

— Прости меня.

Его голос звучал хрипло и напряженно.

— Не извиняйся, — нежно сказала она. — Это я была слишком напористой.

— Нет. Ты ни в чем не виновата. Все дело в Селии — моей бывшей девушке. — Он сделал паузу и с трудом сглотнул. — Она отскочила от испуга и отвращения, когда увидела мою ногу.

Молли почувствовала, что начинает ненавидеть глупую и пустую женщину, которая так жестоко обошлась с Дэвидом.

— После ампутации?

— Нет... раньше, почти сразу же после несчастного случая. Я не мог ее винить, это было действительно малоприятное зрелище. А потом она решила как можно скорее смыться.

— Глупая женщина.

— Нет. Просто она знала себе цену и не пожелала связываться с таким неудачником, каким я был тогда. Мне потребовалось время, чтобы понять это. Если бы я не пытался вернуть ее, то гораздо раньше согласился бы на ампутацию, уменьшив тем самым свои страдания. Но сделанного не воротишь.

Дэвид пристально посмотрел на Молли.

— Расскажи мне о Роберте.

Он крепко сжал ее руку, словно предлагая поддержку.

— Мне было двадцать один, когда мы впервые встретились. Я проходила постдипломную практику под его руководством в художественном колледже. Он велел мне рисовать, пообещал оказать поддержку, потому что верил, что я добьюсь успеха в искусстве. Он сказал, что было бы грешно зарывать такой талант, как у меня, в землю.

— Мудрый мужчина. И ты послушала его?

— Да. Я переехала к нему и начала рисовать большую часть времени, а вскоре у нас появился Чарли. А потом он попал в аварию. Его подключила к аппарату искусственного жизнеобеспечения. Врачи говорили, что он безнадежен, но я наотрез отказывалась верить в это. Я проводила с ним все ночи, а днем приводила Чарли, чтобы он мог побыть с отцом. Потом у него отказали многие органы.

Молли замолчала, вспоминая лицо Роберта, аппарат искусственной вентиляции легких, датчики на его веках, трубку у него во рту, множество проводков и постоянный шепот врачей и медсестер у нее за спиной. Тряхнув головой, она уставилась на море, прислушиваясь к рокоту волн, желая, чтобы они смыли все воспоминания о тех трагических днях ее жизни.

— Мониторы будто разом сломались, — тихо продолжила она. — Врачи хотели отключить его от аппарата несколько дней назад, но я не позволила им. А теперь мне самой безумно хотелось унять эту, казалось, дико ревущую машину и позволить ему уйти. По моей вине он все это время испытывал муки, не имея возможности обрести вечный покой. Я выключила аппарат, и он ушел навсегда. С тех пор моя жизнь полностью изменилась. Я потеряла главную опору, на которую в любой момент могла положиться. Мы с Чарли переехали в другой город, где я старалась забыться, но напрасно. И только осознание того, что я должна поставить сына на ноги, не дает мне опустить руки. Я рисую, держусь подальше от окружающих и стараюсь не давать советы.

— Поэтому ты не пошла за мной? Хотела позволить событиям идти своим чередом?

— Возможно. А возможно, это была всего лишь трусость.

— Мне так не кажется, Молли. Я не считаю тебя трусихой. По-моему, ты просто запуталась и винишь себя в том, в чем совсем не виновата. Это ты была за рулем во время аварии?

Она вздохнула и отрицательно покачала головой.

— Нет. Нет, он. Но это я послала его на собеседование. Как оказалось, послала его на смерть.

— Молли, в этом не было твоей вины. Ты всего лишь старалась поддержать его, как когда-то он поддержал тебя. Ты не была за рулем, а следовательно, нет твоей вины в том, что он попал в аварию. Ты реагировала так, как реагировал бы каждый, кто оказался бы в подобных обстоятельствах.

— Не в этом дело. Моя вина в том, что я тянула недели, когда его страдания могли закончиться намного раньше. Он больше не принадлежал этому миру, поэтому я зря упорствовала.

— Но он и не страдал. Ведь когда человек находится в коме, он ничего не чувствует.

Молли подняла взгляд, услышав простую, очевидную правду, которая, впрочем, уже ничего не могла изменить, и улыбнулась.

Он улыбнулся в ответ и протянул руку.

— Иди сюда.

Она скользнула в его надежные объятия и склонила голову ему на плечо. Ей было так приятно сидеть здесь и чувствовать, как спокойствие разливается по всему телу, словно наконец она на самом деле отпустила Роберта, простила себя за то, что слишком сильно любила его и боролась до последнего, пытаясь спасти ему жизнь, в то время как следовало сказать ему «прощай».

Может быть, она просто не была готова услышать такие аргументы раньше и Дэвид оказался первым человеком, с которым она впервые за многие годы поговорила об этом по душам, а она была готова сейчас это услышать.

И готова вернуться к настоящей жизни?

Да.

Молли подняла голову и прижалась губами к его подбородку.

— Этого не стоило делать, — предупредил он.

Она слегка отстранилась.

— Прошу тебя, только не надо смущать меня разговорами о самолюбивой Селии. Я бы хотела вернуть Роберта с израненным лицом, с повязками на теле, только из-за того, кем он был. В болезни и в здравии, мы поклялись в этом. Меня не пугают твои увечья, Дэвид.

— Но мы не женаты.

— Тогда почему это тебя так волнует? Ты всегда можешь уйти.

— Не все так просто. У меня не было секса ни разу с тех пор, как я потерял ногу.