— Ага. А они тогда решают, лететь или нет.

— Ну да.

Ильгет взъерошила сыну волосы.

— Но ты хоть начал заниматься?

— Математику я сделал, еще сегодня у меня планетография и минералогия.

— Ну хорошо, только сделай, ладно? А то мне надо уходить, и папа поздно придет. Ты же парень самостоятельный.

Выходя, Ильгет подумала, что надо бы сказать Анри, пусть проследит. Для всех детей, кроме Анри, были разработаны еще на Квирине программы для самостоятельной работы — часа два в день, не больше. Чтобы они не слишком уж сильно отстали от сверстников.

Неизвестно, сколько еще продлится эта миссия. Уже почти полгода. По здешнему времени скоро Рождество. Может, еще полгода, а может, и полтора. Даже если удастся выяснить все с Палном, дадут новое задание, пока не найден сагон, ведь на внедрение семьи ушло время, средства, что же раньше срока отзывать таких ценных агентов.

Ильгет вышла на кухню. С Арнисом у нее так и не получилось играть роль хозяйки... Вот и сейчас — хотела ужин приготовить на всех, пока время есть. Но оказывается, Арнис уже все сделал сам, вон, полный бачок тушеных овощей, котлеты. Научился готовить, дурацкое дело нехитрое. А может, девчонки помогли. И порядок везде. Нет, иногда, конечно, Ильгет приходилось делать что-то. Она все же чаще была дома, чем Арнис. Но вот сегодня он только к двум ушел — и вот результат.

Иногда Арнис, впрочем, предоставлял ей возможность испечь что-нибудь, приготовить вкусненькое... когда она была дома, не шел к плите. А потом хвалил и восторгался.

Ладно, сегодня это кстати. Ильгет решила, что есть не стоит. Айледа наверняка поймет, что она ела. Ясновидящая... она даже умеет определять, что именно ты съел, так что Ильгет и в самом деле пришлось на вегетарианство перейти. А сегодня она просила Ильгет воздержаться от пищи. Будет обучать ее медитации. При мысли об этом Ильгет снова ощутила страх. Ничего, прорвемся... Было бы проще сейчас — «Рэг» на плечо и на дэггеров. Проще и лучше, а медитация... не получится — Айледа заподозрит что-нибудь. Получится...

Ну ничего, мы же не армия, а ДС, кому-то надо и с сагонами встречаться.

Из комнаты девочек доносились скрипичные упражнения. Дара, наверное, упражняется, старшие-то убежали куда-то вместе с Эникой. Ильгет послушала немного и взяла спайс, набрала номер Анри.

— Привет, малыш, это я.

— А, привет... — с задержкой отозвался голос сына. Анри сегодня пошел в кино с этой... как ее... Бенти. Тоже проблема, девочки эти.

— Я тебя хотела попросить. Ты домой ведь потом вернешься?

— Да.

— Арнис придет поздно, я тоже. Проконтролируй Эльма насчет программы?

— Есть, — ответил Анри, помедлив, добавил, — еще что-нибудь надо?

— Все хорошо. Ты в кино, да?

— Да. Мы в «Бассане», на фильме «Серебряная стрела». Вернемся, думаю, около шести.

Ильгет невольно улыбнулась.

— Ну пока, отдыхай.

Интересно еще, как его девушка это воспримет. Впрочем, оно и к лучшему, если она отстанет, здешние девушки — это же кошмар какой-то, совратят парня. Анри ведь, как и мы, думала Ильгет, одеваясь. Ему не нужны сексуальные приключения, ему — одну на всю жизнь, и такую, чтобы понимала и стояла рядом, и была единой плотью. Хотя сейчас его, возможно, и приключения интересуют. Для него это так ново, необычно, а девчонки здесь... Ильгет вздохнула. Да, ни за что нельзя ручаться. Но что поделаешь, каждый совершает свои ошибки. Не посадишь парня на цепочку. Он ведь уже совсем взрослый.

Ритика высунулась в коридор, с надеждой помахивая хвостом и глядя на хозяйку. Ильгет завязала шарфик.

— Дома, Рити, дома.

Собака моментально опустила хвост и потрусила на свое место с глубоко обиженным видом. А можно было бы и взять ее, подумала Ильгет. Вроде, Айледа не против собак. Но это надо хоть лапы расчесать, а то сейчас мокрые от снега, некрасиво. Ладно, обойдемся.

Айледа стояла перед ней — ясная улыбка, глубокий неповторимый взгляд.

— Айре, Иль.

— Айре, — пробормотала Ильгет, сделав положенную паузу, квиринское приветствие не должно звучать для нее привычно. Она стала снимать куртку, ботинки, отряхивать снежок, поправлять волосы, обычная преддверная суета.

Чем отличается Айледа от многих других? Обычно люди очень меняются в зависимости от настроения, состояния. Ярость, тоска, искренняя радость, депрессия, умиротворенность, боль — и лицо каждый раз преображается. А вот Айледа всегда одинакова. Всегда во взгляде ее, в выражении неподвижного почти лица читается одно и то же — удивительная ясность, внутренний мир и покой. Ничем, кажется, нельзя этот покой нарушить. Хотя, собственно, и поводов не было. И нет. Айледа живет совершенно одна, замкнуто, почти ни с кем не общается, разве что на работе, но и работа у нее спокойная. Медитирует, она сама говорила, по 5-6 часов в день. Отсюда и покой, и свет. Но почему-то Ильгет казалось, что ни страх, ни боль, ни что-то иное не способны изменить выражение этого лица, так же, как сосна, которую рубят топорами, сохраняет свой внешний покой, может быть, где-то лишь внутри содрогаясь от боли.

Вот ведь человек, полностью избавившийся от страстей.

Ильгет вошла и села на одну из подушек. Айледа — напротив нее, пряменькая, как свеча. И пламя в глазах — как огонек свечи.

— Иль, я тебе не предлагаю чаю, потому что мы хотели помедитировать, тяжесть в желудке нам помешает. Потом попьем, хорошо?

— Ну конечно. Я и дома ничего не ела с утра.

Айледа кивнула. Ильгет ожидала, что они прямо сейчас и начнут медитировать, но девушка снова заговорила.

— Я спросила моего учителя... И ты знаешь, он готов. Он готов с тобой встретиться. Скоро... может быть, на днях... он будет в Заре. Мне кажется, ты боишься?

— Нет, что ты... — пробормотала Ильгет, — волнуюсь, это да. Я с радостью, конечно...

Айледа кивнула, серьезно глядя на Ильгет. Протянула вперед ладони, и в чаше вспыхнуло пламя.

— Давай... начали...

Конечно, Ильгет даже и не собиралась выполнять положенные предписания, произносить мантру, чтобы войти в медитативное состояние. Мысли читать Айледа не умеет, это точно. Ильгет просто закрыла глаза. Как обычно. Сделаем вид. Думать при этом можно о чем угодно, в принципе.

Но как всегда в доме у Айледы, Ильгет вдруг ощутила, как ее захватывает и несет поток. И сегодня он был необыкновенно, невероятно сильным. Что это значит? Ильгет не успела испугаться — все вокруг плыло... Рывок — и яркий, неописуемый свет разлился вокруг.

Ильгет уже не сидела у столика с огненной чашей. Она была... стояла или плыла — не понять... в каком-то совершенно другом месте. Свет бил сверху, яркий, победный, заливал все вокруг звенящими потоками, и свет был осязаем, ощутим, им можно было дышать, его можно было пить. А под ногами клубилась голубизна, но Ильгет явственно ощущала некую почву. И еще невидимый вихрь струился сквозь нее, сквозил через сердце, наполняя его легкостью и бешеным детским весельем.

Рядом стояла Айледа.

В той же белой хламиде, в которой она и встретила Ильгет. Лицо ее теперь сияло, это был тот же внутренний покой, радость, только усиленные многократно. Айледа протянула к Ильгет руку.

— Иль! Ты слышишь меня? Ты чувствуешь, как здесь хорошо?

Ильгет вдруг опомнилась. Возможно, и хорошо, но... «Господи Иисусе, Сын Божий, помилуй меня грешную», — произнесла она мысленно. Еще не успела договорить — показалось, что немилосердный жесткий толчок выбросил ее из светлого рая.

Именно так. Она ощутила это как удар. Ильгет снова сидела за столиком, у чаши. Мир вокруг казался таким холодным и темным...

Айледа открыла глаза.

— Иль, у тебя получилось, — сказала она с радостью, — но почему ты... ты испугалась?

— Да... — интересно, поняла ли она, что была произнесена молитва?

— Тебе еще предстоит избавиться от страха, — тихо сказала Айледа.

— А что случилось? — спросила Ильгет. Что она видела? Что поняла?