Питающий ложь плюрализм поразил сознательное и бессознательное существование общества, словно смертоносный вирус.

До тех пор же, пока молодые парни предпочитали ставить на аву фотографии собственных кроссовок, а девочки сообщали в статусе что-то типа «люблю идиотов», причём ни те, ни другие уже не умели писать без ошибок, ибо не читали ничего, кроме собственной ленты новостей, куда строчили такие же уебаны, и вся эта критическая масса, способная при определённых раскладах начать гражданскую войну и поменять реальность, преспокойно сидела в социальных сетях, - режим мог спать спокойно.

Нынешняя молодёжь реально действовала Факеру на нервы, и он предпочитал со старта ебать в рот тех, кто примирительно начинал рассуждать, что проблема непонимания между отдельными поколениями, даже если разница между ними – десяток-полтора лет, - извечная, и о ней писали ещё какие-то античные умники.

Ни хуя!

Он был уверен, что нынешняя молодёжь достигла своего пика деградации. И конца этой стагнации не было видно.

В отличие от любящих пускать ядовитую слизь либералов, вещающих, что всё вокруг пучком, и у нас вообще едва ли не самая зачётная молодежь, он мог обосновать свою позицию. Нынешняя молодёжь была жадной и глупой. Она не умела слушать.

Целью было не сделать, а наебать.

У этих ребят не было высоких стремлений, что в век передовых технологий выглядело преступно. Если бы эти мелкие уродцы взяли себя в руки, мы получили бы идеальное общество из толстых трудов фантастов, выглядящее сегодня утопично.

Вместо этого они просто забивали на всё и вся, и эта возмутительная беспечность выводила Факера из себя. Это взрывало его мозг, и сдерживаться в последнее время было всё труднее.

***

В провинции всё обстояло несколько иначе.

Молодёжь была вынуждена работать, чтобы жить, потому что их предки остались на нуле после развала Страны и были отданы в трудовое рабство местным элитам, куда они вливались едва ли не с детского возраста, иногда даже нелегально: размутить бабло в перди было намного труднее, чем в столице.

Факер не обвинял их – убогих и забитых. Они просто были поставлены в такие условия.

С другой стороны, отсутствие воли и элементарной человеческой гордости тоже было непростительно.

Только вот, ситуация Факера была весьма щепетильной: несмотря на то, что он целиком и полностью был на стороне рабочих и крестьян, они всё равно видели в нём, в первую очередь, городского интеллигента, и изначально были настроены негативно.

Осознавая это, посещая провинцию, Факер старался не выёбываться – ни в шмотках, ни на словах. Нет, не из страха, - из уважения и надежды всё же быть понятым, однако, всё равно, чувствуя себя чужим.

Парадокс не восприятия Факера с их стороны объяснялся комплексами провинциальных бессов, осознающих всю дрянь собственного положения и понимающих, что оно, в том числе, является следствием их собственной слабости. Признаваться в этом не то чтобы другим, но самому себе, было непросто. Да и попросту больно.

Отсюда и получались истории, когда после аварии с многочисленными жертвами на какой-то шахте горняки вместо того, чтобы разорвать владельцев и отомстить за товарищей, слёзно умоляли чиновников не закрывать дышащую на ладан копанку, где люди гибли и продолжат гибнуть, потому что им просто нужно кормить семьи.

Понимаете?

И вместо того, чтобы подниматься против тех, кто низвёл их до уровня скотины, бессы предпочитали ненавидеть таких, как Факер, только потому, что они умели грамотно писать-читать и ежедневно пользовались хорошим одеколоном.

А ведь Факер был уверен, что будущая революция, если ей будет суждено случиться, начнётся не в столице или больших городах, чьи бессы бесповоротно аморфны и слабы, а в провинции.

Вся эта волна пойдет от земли и заводов, где ещё сохранилась живая животная энергия, способное разрушить старое.

Ну, а новое построят уже другие.

Несмотря на то, что провинциальные клабберы хуже одевались, были агрессивны и дурно пахли, а местные тёлки уже в молодости зачастую имели весьма неэстетический и неебабельный вид, Факер выбирал их, а не высокомерный тупоголовый пафос столицы.

Если ему удавалось найти к ним нужный подход, они впускали его в свой круг, давая возможность прикоснуться к настоящей жизни. И какой бы хреновой она ни была, это было всё равно лучше, чем виртуальная реальность, поглотившая многие большие города.

Тут ещё теплился огонь, а вместе с ним и надежда.

Глава 2.

Внутри клуба висел полумрак. Отнюдь не завораживающий своей интимностью, просто единственная лампа под высоким потолком не могла светить ярче. Справа тяжело валило музло: какие-то банальные ремиксы на хиты 1980-90-х. Для большинства тут это был реальный олдскул. Слева – ссали, держась за стены, у параши шумно курили пьяные парни и их девки.

Напротив входа висел плакат – на следующей неделе в здешние края приезжали осколки «Мальчишника».

«Они ещё живы», - многозначительно присвистнул Факер.

«Приезжайте, будет весело», - пригласил как всегда гостеприимный Мишка.

«Можно и приехать», - пожал плечами он, мысленно отметая эту затею, всё больше сомневаясь в правильности решения вообще приходить сюда.

В хате было теплее.

И вообще, можно было бы ещё немного бухнуть. Местный же контингент – напряженные парни и напрягающие девки, - вряд ли предвещали приятный вечер в кругу друзей.

«Их тут охуенно ждут!» - завёлся Фёдор.

«А? Что?» - не врубился Факер.

«На «Мальчишник» тут будет биток», - радостно оскалился мелкий.

«Я и не сомневаюсь», - хмыкнул он.

Новая дегенеративная эстетика, в том числе и в искусстве, не была способна создать ничего по-настоящему стоящего, эксплуатируя, в лучшем случае, достояния предшественников.

Олигархи наживались на созданных поколениями наших предков материальных ресурсах – заводах и пароходах, а уебаны, называющие себя звёздами шоу-бизнеса, предпочитали делать ремиксы или откровенный плагиат на уже существующие хиты.

Поэтому не было ничего удивительного в том, что даже полумёртвый «Мальчишник» мог реально взбудоражить местную молодёжь, разбудив её от летаргического сна хотя бы на время концерта.

К сожалению, большинство артистов, даже настоящих, таких как «Мальчишник», не были способны на деле выйти из роли, и обратиться к своим слушателям со словом Правды. Призвать их подняться и бороться, вместо того чтобы стоять тут, заливаться пивом и закидываться колёсами под ничего не обязывающие куплеты.