Именно в эти первые дни родилась фраза: «американцы пока нас не знают и не понимают, но как только они поймут, то их отношение к нам изменится». В последующем эта фраза стала звучать, как ирония и насмешка над самим собою. Если например, писалось письмо на имя американских властей, то тут кто-нибудь неизменно произносил иронически: «Ну да, американцы нас не понимают, а как поймут то…» и т. д. В лагере Ландау, летом 1945 года, дневной рацион питания был исключительно голодным. Иногда в расписании на обед значилось 5 гр. гороха на человека и 50 гр. хлеба на сутки (и ничего больше). И вот солдат, мешая воду в котелке, а эта вода именовалась супом, подсчитывал, сколько горошин попало ему в котелок. «Ура, — кричал он, — сегодня у меня в котелке 12 горошин, а вчера было только семь. Это значит, что американцы нас, наконец-то, начинают понимать. Завтра будет наверное 15 или 18 горошин».

В отношении взглядов на РОА со стороны американских офицеров, были более серьезные симптомы. В лагере Кладен, помимо полковника Хендфорда, нас часто посещал офицер связи от 104-го полка лейтенант Кларк. С Кларком, как и со всеми американцами, неизменно заводились разговоры: что такое РОА? За что она борется? Какие ее идеи? и т. д. Однажды с м-ром Кларком приехали еще три американских офицера. Как обычно, завязалась беседа. Эти офицеры специально и приехали для этой цели. В конце беседы мистер Кларк от своего имени и от имени присутствующих офицеров заявил: «Я и мои коллеги», — говорил Кларк, — «являемся представителями интеллигентных американских кругов [2]Мы многое понимаем, чего не понимают, так называемые „средние“ американцы, как принято говорить в Европе. Мы сочувствуем вам и при всём нашем добром желании понять вас, мы все же вас не понимаем и не поймем никогда. Мы понимаем, что вы противники существующего ныне в России политического строя, мы признаем за вами право борьбы за изменение этого строя, более того мы, быть может, одобряем вашу борьбу, но мы не понимаем и никогда не поймам, почему вы, русские люди, пошли против своей страны в то время, когда она вела неравную борьбу против внешнего врага? Все ваши доказательства и разъяснения, мы принимаем и согласны, что у вас не было иного выхода, что вы желали выступить как „третья сила“, но всё же, в этом случае, вы не имели права пойти против своих и в этом смысле ваши разъяснения звучат для нас неубедительно. Вы могли бороться до войны, должны были бороться после войны, но не во время войны. Вы носите немецкую форму, имеете немецкое оружие, получаете от немцев деньги, ибо ваши т. н. „договорные“ отношения с немцами — пустая фикция, и вы сами это отлично знаете. Вам трудно разобраться во всем этом, но мы ведь знаем, что ваши же русские, с таким же значком, какой есть у вас (РОА) сражались против нас на западе. Простите нас за откровенность, но мы вашей линии поведения не понимаем и с ней категорически не согласны. Средние же американцы, которым в течение всех этих военных лет говорили о русских, плечом к плечу борющихся с нами против „наци“, — вообще никогда не поймут вас, не поймут еще и потому, что экономическая и политическая борьба у нас в Америке идет по другим законам, чем у вас в России»…

Все такие разговоры проходили, конечно, келейно и о них солдаты и офицеры не знали. Жизнь переформированных частей шла обычным воинским порядком. У всех было по-прежнему хорошее настроение и виды на будущее. Все части несли собственную охрану, соблюдался внутренний распорядок дня, кое-где велись учебные занятия. Был произведен выпуск в офицерской школе, закончено обучение кадетской роты. В общем шла обычная армейская жизнь. Конечно, не было и намека на какую-то охрану «военнопленных» со стороны американцев. Правда, 19 или 20-го мая в одном из окраинных домов деревни был помещен американский пост, который должен был предохранять деревню от появления в ней советских солдат, части коих стояли за рекой Молдая всего лишь в 2 % км по прямой линии. Солдаты этого поста были неизменно выпивши, поскольку водки в деревне было еще много.

16-го мая полковник Хендфорд передал через лейтенанта Кларка приказ о сдаче оружия нашими частями. Сдаче подлежало всё оружие, за исключением 10 винтовок на роту или батарею, необходимых для самоохраны. Кроме того было оставлено личное оружие у старших офицеров. 22-го мая последовало новое распоряжение о сдаче вообще всего оружия, за исключением 25 пистолетов, оставшихся у части старших офицеров. Для этих офицеров были выданы специальные документы, служивши и разрешением на право иметь оружие:

«Headquardters 104th Inf. May 18.1945

To: All foreign troops invisinity of Kryemman. All troops except those of General and General Staff will at once turn in ail their weapons.

By order of T. Handford»

VIII. РАДУЖНЫЕ НАДЕЖДЫ

В обстановке общего оптимизма, сдача оружия прошла совершенно безболезненно, хотя сам по себе этот факт крайне симптоматичен. В эти дни впервые перед многими встал вопрос: оставаться или уходить?

Решение руководящей части офицеров сводилось к тому, чтобы спокойно выжидать дальнейших событий. Разъяснительная работа исходила из того, что мы не можем иметь у себя оружие, не создавая затруднений для американцев во взаимоотношениях их с советскими представителями. Мы — не военнопленные, а скорее интернированные, но и интернированные не могут иметь оружие. У нас сохраняется своя войсковая организация, у офицеров оставлено оружие. Всё это обязывает нас не поддаваться панике и сохранять спокойствие, выдержку. Роспуск, или самороспуск, т. е. уход всех или части, благо здесь нет никакой охраны, явление безусловно отрицательное и вредное.

Во всяком случае все или почти все старшие офицеры высказывались за спокойное выжидание. Если даже кто и думал иначе, то вслух он своих мыслей не высказывал ни в официальном порядке, ни в частной беседе. И только уже в сентябре — октябре 1945 г., когда офицерская группа находилась в Регенсбургском лагере военнопленных, то некоторые офицеры стали говорить: кладенское сидение было ошибкой. Надо было тогда же, в первые дни, дать негласный приказ-сигнал о роспуске людей по принципу: «кто, как и куда может».

Распыление такой значительной группы русских людей среди местного населения, без документов, без знания немецкого языка при ярко выраженном, в то время, неприязненном отношении русских (недавних немецких военнопленных и остовцев) к немцам, непременно повело бы к тому, что эти люди скатились бы на путь жизни отверженного и гонимого со всеми отсюда вытекающими последствиями, что неизбежно вызвало бы ответную реакцию со стороны местного немецкого населения, а вслед затем и репрессии со стороны американских властей. И трудно сказать, какое решение приняли бы американские власти и не коснулось ли бы оно не только бывших военных, а всех русских вообще.

Общий оптимизм простирался настолько далеко и особенно у части руководящих офицеров, что было решено расширить, или точнее, заново воссоздать Комитет Освобождения Народов России (КОНР).

Генерал Меандров, увлеченный предвзятым убеждением о торжестве идей Русского Освободительного Движения и демократического принципа англо-американцев, считал, что согласно этим демократическим принципам, будет разрешено вести политическую работу в полном объеме. Прежде всего среди своих солдат и офицеров, затем среди местного населения и даже среди… американцев. Поскольку первоначальные переговоры с американцами по вопросу о переходе частей РОА на сторону американцев формально были начаты не от имени военного командования, а от имени КОНР’а, то был сделано, что все дальнейшие переговоры должны вестись также от политического центра, а не от военного руководства.

Так или иначе, в Кладене был воссоздан Комитет Освобождения Народов России в количестве 14 членов и 2-х кандидатов.

На другой день после создания Комитета, члены его обратились к солдатам и офицерам со специальным письменным обращением, в котором говорилось, что «поскольку члены нашего руководящего ценра КОНР находятся ныне в различных пунктах, где они выполняют „особые“ задания (!) и фактически лишены возможности руководства частями, то наличные члены Комитета решили расширить состав и ввести в комитет новых членов (таких-то, с перечислением фамилий). Указанный Комитет, как политический центр, не вмешиваясь в функции военного командования, берет на себя задачу политического воспитания и политической работы среди всего личного состава, среди гражданских лиц и среди местного населения. Комитет в лице своего гражданского сектора берет на себя задачу создания разного рода мастерских, артелей, специальных профессиональных курсов и т. д.