Нельзя сказать, что Каду был неспособен к учению или нелюбознателен. Казалось, он хорошо понимал то, что мы ему рассказывали о форме и строении Земли, о нашем мореходном искусстве. Но у него не было настойчивости, напряжение утомляло его, и он стремился ускользнуть к своим песням. Поняв тайну письма, Каду постарался постичь его, однако эти попытки были для него трудны и не дали особых результатов. Все, что ему рассказывали с целью пробудить его энергию, часто совершенно отнимало у него охоту. Он прерывал, а потом вновь возобновлял учение и наконец совершенно от него отказался.

Складывалось впечатление, что он хорошо схватывал то, что мы ему рассказывали об общественном порядке в Европе, о наших нравах, обычаях, искусстве. Лучше всего Каду воспринимал мирный, сулящий приключения замысел нашего путешествия, с коим он связывал намерение передавать народам, с которыми мы вступили в контакт, то, что идет им на пользу и служит их благу, понимая под этим прежде всего пищу. Он хорошо усвоил, что наше превосходство основывается на более обширных знаниях, и поэтому относился с уважением к нашим исследованиям и по возможности содействовал нам, даже если наиболее образованным из нас они казались не заслуживающими внимания.

Когда мы прибыли на Уналашку и Каду увидел эту голую, безлесную землю, он тотчас же обратился к нам с предложением посадить там в подходящих местах кокосовые орехи, имеющиеся на «Рюрике» (к ним он хотел добавить и свои собственные). Он даже требовал, чтобы мы это сделали, ссылаясь на то, что в этом нуждаются здешние жители, и весьма неохотно согласился с нашими доводами о том, что сие совершенно напрасно.

Его внимание привлекала прежде всего природа. На Уналашке он с любопытством наблюдал за рогатым скотом, припомнив, что еще раньше видел коров на островах Пелеу. Многие часы он проводил на пастбище. Но ничто его так не веселило, как стада морских львов и котиков на острове Св. Георгия.

Когда, вернувшись с острова Св. Георгия на корабль, мы беседовали о морских львах, причем Каду сам потешался и потешал нас, искусно подражая их движениям и голосу, его с серьезным видом спросили, видел ли он на прибрежных скалах их гнезда и яйца. Сколь неискушенным ни был Каду в вопросах зоологии млекопитающих, он сразу понял скрытую в этом вопросе шутку и весело рассмеялся вместе со всеми.

Подобно тому как во время плавания Каду тщательно собирал и заботливо хранил ненужные нам куски железа, осколки стекла и все, что казалось нам ненужным, но могло представлять ценность для его земляков, так и на Уналашке он отыскивал на берегу камни, которые можно было бы шлифовать.

Только один раз мы видели этого добродушного, кроткого человека в состоянии сдержанного гнева, даже ярости. Это случилось, когда он напрасно искал свои камни в укромном месте на «Рюрике», где он хранил их, а на его жалобы относительно пропажи никто не обратил особого внимания. Естественно, он счел себя оскорбленным.

Несмотря на свою бедность, Каду был весьма щедр и умел быть признательным. Он оказывал услуги тем из нас, от кого получал подарки, и, когда мы были на Ваху, воспользовался возможностью разумно продать разные мелочи, которые ему дарили, и преподнести всем, кто делал для него приятное, подарки, причем каждому такой, какой, по его мнению, ему понравится. Себе он оставлял лишь то, что могло обогатить или порадовать его земляков. Так, он раздал своим друзьям на Радаке все, что имел, оставив себе только одну драгоценность— ожерелье, которое долго носил, будучи на корабле. Однажды со слезами на глазах он поведал нам тайну этого ожерелья. На Табуаи (остров группы Аур цепи Радак) он бок о бок со своими новыми друзьями сражался против врагов, напавших с островов Медуро [Маджуро] и Арно. Он победил врага, готовясь пронзить его копьем. Однако в последний момент его руку схватила прибежавшая откуда-то дочь побежденного. Каду подарил ей жизнь отца, а она обещала ему свою любовь; он, мужчина, взял с собой драгоценный дар и теперь в память о девушке носил этот залог любви, полученный от нее на поле битвы.

Хочется отметить в характере Каду два превосходных качества: отвращение к войне, человекоубийству и застенчивость, даже стыдливость, которая так его украшала и которой он, живя среди нас, ни разу не изменил.

Каду ненавидел кровопролитие, но трусом не был. Грудь его была в шрамах от ран, полученных в оборонительной войне на Радаке. Когда, готовясь к высадке на остров Св. Лаврентия, мы вооружились, сказав Каду, что сделали это не потому, что хотим напасть на островитян, а в целях самообороны, поскольку будем иметь дело с людьми, настроение и образ мыслей которых нам неизвестны, хотя мы и стремимся установить с ними выгодные для обоих сторон отношения, Каду попросил дать ему оружие — саблю, поскольку на Уналашке он еще не научился хорошо стрелять. Если потребуется, он будет сражаться рядом с нами. Он придерживался мнения, которое составил себе еще на Эапе: седина появляется лишь у людей, переживших ужасы войны.

В отношении к другому полу Каду проявлял щадящую мягкость. Он никогда не приближался к женщине, принадлежавшей другому мужчине. У него всегда было правильное представление о приличиях. То, что Каду узнал на Ваху, было ему противно, и он открыто осуждал это, находя безнравственным. Даже в свободном мужском разговоре он никогда не выходил за рамки приличий.

Самое большое понимание и способность к шуткам мы встречаем у тех народов, которые теснее других связаны с природой, там, где мягкий, теплый климат позволяет вести легкую жизнь, полную удовольствий. Каду особенно любил шутку, но даже в шутке не переходил границы. С помощью небольших услуг или подарков он умел быстро успокаивать тех, над кем весьма удачно подшучивал.

Во время путешествия наш друг неоднократно напоминал нам, что намерен оставаться у нас до тех пор, пока не достигнет цели, и что не покинет «Рюрик», даже когда мы попадем на его любимую родину Улле. Он решил сопровождать нас в Европу, где мы должны будем помочь ему вернуться домой на одном из русских торговых судов, регулярно совершающих рейсы на острова Пелеу, где часто бывают лодки с Улле. Мы в это время сами еще не знали другого пути через Гуахам. Но Каду лелеял надежду (и она сбылась на Гуахаме) получить на одном из известных ему островов — Эапе — сведения о теперешнем местопребывании властителя этого острова, его товарища по несчастью на Радаке. Тогда его люди построят судно и заберут Каду. Эта мысль занимала его все время.

Мы старались собрать на Ваху полезных животных, саженцы и семена нужных растений и затем попытаться распространить их и на Радаке. Каду знал, что мы намереваемся направиться туда, но настаивал на своем. Мы потребовали, чтобы он учился здесь всему, что может оказаться полезным на Радаке. Тогда он сможет обо всем рассказывать нашим друзьям и научить их извлекать пользу из наших даров. Каду как будто понимал наши намерения, но цель их была ему еще неясна. Присущие ему легкомыслие и беззаботность привели к тому, что он очень нерадиво использовал свой досуг, о чем сам впоследствии сожалел [24].

Мы направились на Радак и высадились на Отдиа, к большой радости тех немногих мужчин, которые не ушли на войну. С этого момента Каду был самым неутомимым нашим помощником. Он помогал сеять, сажать, ухаживать за животными, рассказывать и показывать островитянам все, что им необходимо знать и уметь. Но он еще не менял своего намерения остаться с нами.

Когда на Отдиа было сделано все необходимое, Каду отправился на Ормед, остров старого вождя Лаергаса, чтобы возделать там участок. В этой поездке на радакских лодках его сопровождал только автор этих строк. Дневные часы на Ормеде мы отводили работе, а вечерние— приятному общению. Женщины пели много песен, посвященных нам и сложенных во время нашего отсутствия. Так наши имена сохранялись в их памяти. Каду рассказывал им о своих странствиях, вплетая в повествование забавные небылицы; он раздавал подарки, приготовленные во время путешествия. На другой день— последний день нашего пребывания на Радаке,— когда на лодке, которая должна была доставить нас на «Рюрик», уже был поднят парус, Каду, чье веселое настроение сменилось спокойной серьезностью, заявил, что остается на Отдиа и дальше с нами не поплывет. Каду уполномочил своего друга сообщить капитану об этом новом решении и, предупреждая возможные возражения, изложил свои доводы. Он остается на Отдиа, чтобы заботиться о животных и растениях, которые без него погибнут и не принесут пользы невежественным людям. Он хочет, чтобы наши дары обеспечили бедных радакцев пищей, чтобы этим людям не приходилось из-за нужды убивать своих детей. Он хочет способствовать восстановлению мира между южными и северными группами Радака, чтобы люди больше не убивали друг друга. Когда животные и растения размножатся в достаточном количестве, он хотел бы построить корабль, отправиться на Ралик и там распространить наши дары. Он хочет, чтобы капитан, которому он вернет все полученное от него, дал бы ему лопату и кое-что из необходимых инструментов. Принадлежащее ему железо он хочет спрятать и, если удастся, спасти от могущественного Ламари. Он рассчитывает, что все эти замыслы ему поможет осуществить его земляк с Аура. Этот земляк должен привезти ему его дитя, дочь, которая после отъезда Каду, как ему стало известно, очень грустила, не могла спать. У его жены теперь другие мужья, и он должен был заботиться о своем ребенке.