Нам пришлось надолго задержаться на этом печальном острове. Я наблюдал, как бедствовали порабощенные, нищие алеуты, но видел и их господ — здешних русских, которые и сами были угнетены. Однако все дни я проводил, бродя по горам, окаймлявшим селение. Отвлекли меня от людей притягательные дары флоры. Эшшольц также занимался сбором растений. Мы пришли к выводу, что на суше лучше действовать врозь, поскольку мы достаточно времени проводим вместе на корабле.
10 сентября был день именин императора, и я использую здесь описание, сделанное капитаном Коцебу (т. 1, с. 167) {140} :
«11 сентября. По случаю вчерашнего торжества именин государя императора Крюков давал на берегу обед всему экипажу, после обеда мы пошли в просторную землянку, в которой было собрано много алеутов для плясок. Я твердо уверен в том, что в прежние времена, когда они еще были свободными, они были иными, чем теперь, когда рабство довело их почти до животного состояния и танцы уже не радовали их. Оркестр состоял из трех алеутов с бубнами, которыми они производили простую, печальную, состоявшую из трех тонов музыку. На сцену выходило только по одной танцовщице, которая, без всякого выражения сделав несколько прыжков, скрывалась между зрителями. Мучительно было смотреть на этих людей, принужденных прыгать передо мною; мои матросы, также чувствуя скуку и желая развеселиться, запели веселую песню, а двое из них, встав на середину кружка, сплясали. Этот быстрый переход от печали к радости развеселил всех нас, и даже на лицах алеутов, стоявших до этого с поникшими головами, блеснул луч радости. Один промышленник Американской компании, оставивший отечество в расцвете лет и здесь поседевший, вбежал внезапно в дверь и, воздев руки к небу, воскликнул: „Так это русские, русские! О дорогое, любезное отечество!“ На его бледном лице в эту минуту изображалось блаженное чувство; слезы радости оросили его, и он скрылся, чтобы предаться своей горести. Меня поразила эта сцена, я живо представил себе положение старца, со скорбью вспоминавшего о своей юности, счастливо проведенной в отечестве. Он прибыл сюда в надежде приобрести здесь достаточное состояние, чтобы наслаждаться потом беззаботной старостью в лоне своей семьи, но был обречен, подобно многим другим, окончить жизнь в этой стране».
Российско-Американская торговая компания использует систему денежных авансов, которые она выдает тем, кто, движимый духом предприимчивости, служит ей в подобных условиях, и тем самым удерживает этих людей в своем ярме. Принимаются различные меры, чтобы они никогда не смогли погасить свою задолженность. Как сказал своим воинам Фридрих: «Из ада нет спасения» {141} .
Мы взяли запас воды; закончили все работы и утром 13 сентября 1816 года были готовы поднять якорь. Опустилась ночь, а Эшшольц, ушедший в горы за растениями, все еще не вернулся на судно. Хоть и рискую прослыть хвастуном, но не премину рассказать о том единственном случае, когда я подвергся немалой опасности. Никто этого не заметил, никто меня не поблагодарил, и здесь об этом будет упомянуто впервые. Капитан приказал мне взять нескольких матросов и алеутов и отправиться на поиски доктора в горы, где он, должно быть, заблудился, увлекшись сбором растений. Я попросил пару пистолетов для сигнальных выстрелов, но мне не дали. Я повел людей к обрыву у котловины, которую хотел обследовать. Матросы считали, что туда забраться невозможно. Но когда я оказался наверху, ибо знал этот проход, все последовали за мной, и мы с обратной стороны подошли к более пологому склону зубца скалы, по гребню которой я намеревался идти. С «Рюрика» прозвучал пушечный выстрел, призывавший всех вернуться обратно. Я приказал алеутам вести нас с высоты самым коротким путем к берегу. Меня подвели к ущелью, образованному талыми водами; круто, почти отвесно оно падало к морю. Как и подобало, я начал спускаться первым, а за мной поодиночке, как по лестнице, последовали другие. При этом не удалось избежать камнепада. Позже, когда я посмотрел вверх на ущелье, то никак не мог понять, как нам всем удалось в ночной тьме спуститься невредимыми. Когда мы вернулись на корабль, доктор уже давно был там. Можно было спокойно ложиться спать. Я еще не проснулся, когда 14 сентября 1816 года «Рюрик» вновь поднял паруса.
От Уналашки к Калифорнии. Пребывание в Сан-Франциско
Ранним утром с попутным ветром мы вышли из гавани Уналашки. В бухте матросы выстрелили по киту, подплывшему слишком близко; я был еще в постели. Капитану расхвалили проход между островами Акун и Унимак как самый надежный, чтобы пересечь цепь Алеутских островов с севера на юг. Поэтому он и выбрал этот маршрут, а потом рекомендовал его всем мореходам. Погода была ясная, и высокий пик Унимака на острове, высоту которого О. Коцебу определил в 5525 английских футов, был свободен от облаков. Обстоятельство, задержавшее нас здесь,— сильное свечение моря между островами — благоприятствовало съемке местности для составления карты, на которую Коцебу ссылается, но которую не приводит. 16 сентября мы были уже в открытом море.
Теперь нашей главной задачей было избежать северной зимы. Мне в данном путешествии удалось обойти три зимы, а это, на мой взгляд, самое удачное из того, что мне довелось сделать в своей жизни. Три зимы! Если бы мне пришлось опять пережить зиму, думаю, что я нашел бы в себе достаточно мужества, но хвалить и прославлять ее не могу, да и не хочу. Мы, жители зимних стран, восхваляем божественную мудрость, которая дарит нам радость встречи весны. Не следует ли нам обратиться к властям предержащим с просьбой полдня подвергать нас пытке, чтобы мы радовались тому моменту, когда она прекратится? Смена времени года за полярным кругом на нашей планете — это такое явление, о котором большая часть публики не имеет представления. Наши поэты могут восхвалять многие из благословенных даров бога, обеспечивающего их материалом для весенних песен. Однако тому, кто однажды пересек полярный круг, непонятно и даже кажется неправдоподобным, что человек, это вилообразное голое животное, смог поселиться в северных странах на 52° и даже на 72° северной широты, где он влачит жалкое существование, опираясь лишь на силу своего духа. Подумайте об этом, божьи создания, и в зимний день выйдите наружу и оглядите вымершую на полгода местность, укутанную снежным саваном. Прерванная жизнь спит в семени и яйце, в зародыше и в личинке, глубоко под землей, глубоко в воде подо льдом. Птицы улетели; амфибии и млекопитающие погрузились в зимнюю спячку; лишь немногие виды теплокровных животных паразитически собираются у ваших жилищ; лишь немногие из более крупные независимых видов могут пережить это суровое время ценой огромных лишений [13].
Но такое разумное животное, как человек, владея похищенным им огнем {142} , не знает на земле никаких ограничений. Живущие на 60° сев. широты остякские рыбаки, сообщает нам Адольф Эрман («Reise».I, с. 721) {143} , тоже знают о потерянном рае, но они помещают его на севере и даже за полярным кругом! Сага, достойная внимания.
Мне уже пришлось упоминать об одном проповеднике в Лапландии. Семь лет этот человек провел в своем приходе, за пределами той зоны, где растут деревья. Когда наступали теплые летние месяцы, он оставался совсем одни; его паства вместе со стадами оленей перебиралась в более прохладные области у моря. В зимние лунные ночи он садился в сани и ездил по округе, ставил палатку, хотя в термометре замерзала ртуть, навещал своих лапландцев, которых очень любил, и совершал службу. Только дважды за эти семь лет он в своем уединении слышал обращенные к нему слова сородичей по крови и языку: первый раз его навестил брат, а другой — с ним заговорил заблудившийся в этой местности ботаник. Проповедник умел ценить радость, которую человек приносит человеку; но ни эту радость, ни что-либо другое, уверял он, нельзя сравнить с тем блаженством, которое испытываешь при виде того, как после долгой зимней ночи солнечный диск снова поднимается над горизонтом.