— Леди Сислей тяжело больна, не забывайте.

— Да, конечно. Я и сам об этом помню. Ее нельзя строго судить. И все же я хотел показать вам это письмо. Мне не хотелось бы, чтобы у вас создалось превратное впечатление о Торе на основании слов леди Сислей.

Пуаро отдал ему письмо.

— Заверяю вас, — произнес мой друг с улыбкой, — что я всегда оберегаю себя от превратных впечатлений, возникающих на основании чужих слов. Я вырабатываю точку зрения самостоятельно.

— Ну что ж, — сказал Сислей и спрятал письмо. — Я не жалею, что вы прочитали письмо. А вот и девушки. Нам пора.

Мы двинулись к выходу, но Пуаро остановил меня:

— Вы твердо намерены участвовать в патрулировании, Гастингс?

— Разумеется. Не сидеть же мне без дела.

— Трудиться может не только тело, но и мозг, Гастингс.

— Но у вас это лучше выходит, чем у меня, — ответил я.

— Вы, безусловно, правы, Гастингс. Верно ли мое предположение, что вы намерены сопровождать одну из дам?

— Так было задумано.

— А какую даму вы намерены облагодетельствовать своим обществом?

— Э.., я об этом еще не думал.

— Как насчет мисс Барнард?

— Ну, она девушка самостоятельная, — возразил я.

— Мисс Грей?

— Пожалуй, это лучше.

— Вы, Гастингс, на редкость неискренни, хоть хитрость ваша и шита белыми нитками! Ведь вы давно уже нацелились провести день с вашим белокурым ангелом!

— Оставьте, Пуаро!

— Мне жаль, что ваш план придется расстроить. Вам придется сопровождать другую.

— Ладно. Вы, видимо, неравнодушны к этой голландской куколке.

— Вы должны будете сопровождать Мэри Дроуер, и прошу вас не оставлять ее.

— Но почему, Пуаро?

— Потому, друг мой, что ее фамилия начинается на “д”. Мы не имеем права рисковать.

Я понял, что Пуаро прав. Сперва его идея показалась мне маловероятной, но потом я понял, что, если Эй-би-си питает неукротимую ненависть к Пуаро, он наверняка следит за действиями моего друга. А если это так, убийство Мэри Дроуер может показаться преступнику весьма удачным четвертым ходом.

Я дал обещание не обмануть доверия моего друга. Когда я уходил, Пуаро сидел в кресле у окна. Перед ним стояла маленькая рулетка. Когда я был уже в дверях, он раскрутил колесо и кинул мне вдогонку:

— Rouge. Это добрая примета, Гастингс. Нам повезет!

Глава 24

(Не от лица капитана Гастингса)

Мистер Ледбеттер чертыхнулся себе под нос, когда его сосед поднялся со своего места, неуклюже протиснулся в проходе, уронил под переднее сиденье шляпу и наклонился, чтобы ее поднять.

И все это — в самый захватывающий момент фильма “На волосок от смерти”, этого трагического, романтического и прекрасного фильма, собравшего всех звезд экрана, фильма, о котором мистер Ледбеттер мечтал всю неделю.

В эту минуту златовласая героиня (в исполнении Катрин Ройал[76] — по мнению мистера Ледбеттера, лучшей киноактрисы мира) негодующе воскликнула:

“Никогда! Лучше я умру! Но я не умру! Помни эти слова: даже на волосок от смерти…”

Мистер Ледбеттер в раздражении наклонялся то вправо, то влево. Что за люди! Почему нельзя подождать, пока картина кончится… Как можно уйти в такой душераздирающий момент?!

Ну, теперь другое дело. Несносный сосед выбрался из ряда и вышел. Мистер Ледбеттер видел теперь весь экран, а на нем — Катрин Ройал, стоящую у окна в доме Ван Шрайнера в Нью-Йорке.

А вот она садится в поезд — с ребенком на руках. Забавные поезда в Америке, совсем не то, что в Англии.

Ага, вот и Стив в своей хижине, высоко в горах…

Фильм шел своим чередом, приближаясь к сентиментальной и полной религиозного чувства развязке.

Зажегся свет, и мистер Ледбеттер вздохнул с чувством удовлетворения.

Щурясь от яркого света, он не торопясь встал.

Он не любил быстро покидать кинозал. Ему требовалось немного времени, чтобы вернуться в прозаическую действительность, в повседневную жизнь.

Он огляделся. Неудивительно, что сегодня мало народу. Все на скачках. Мистер Ледбеттер неодобрительно относился к скачкам, картам, курению и распитию алкогольных напитков. С тем большей охотой ходил он в кино.

Зрители спешили к выходу. Мистер Ледбеттер тоже собирался выйти в боковой проход. В соседнем ряду, прямо перед ним, развалившись в кресле, спал человек. Мистера Ледбеттера возмутило, что кто-то мог заснуть во время столь патетической картины.

Стоя перед спящим, вытянувшим ноги в проходе, какой-то раздраженный зритель повторял:

— Позвольте же пройти, сэр!

Мистер Ледбеттер оказался у выхода. Он обернулся.

В зале царила суета. Билетер.., кучка зрителей… Вероятно, тот человек вовсе не спал, а был мертвецки пьян…

Поколебавшись, мистер Ледбеттер вышел и тем самым прозевал сенсацию, пожалуй, даже большую, чем сообщение о том, что Ветерок пришел первым, при ставках восемьдесят пять к одному.

Билетер между тем говорил:

— Вы, видимо, правы, сэр… Он болен… Как!.. В чем дело, сэр!

Какой-то джентльмен, вскрикнув, поднял руку и теперь рассматривал алое пятно, расплывшееся у него на ладони.

— Кровь!

Билетер издал сдавленный возглас. Краем глаза он заметил желтую книгу, торчащую из-под сиденья.

— Боже милостивый! — прошептал он. — Да это справочник “Эй-би-си”!

Глава 25

(Не от лица капитана Гастингса)

Мистер Сист вышел из кинотеатра “Регаль” и залюбовался небом.

Прекрасный вечер… Вечер на славу…

Ему вспомнилась строчка из Браунинга[77]: “Бог в небесах и покой на земле”.

Он всегда любил эту строчку.

Увы, слишком часто он сознавал, что это не так…

Улыбаясь, мистер Сист двинулся вдоль по улице и так дошел до “Черного Лебедя”, где он остановился.

По лестнице он поднялся наверх, в свой номер — душную комнатку на третьем этаже, с видом на мощеный внутренний двор и гараж.

Он вошел в комнату, и в тот же миг улыбка сползла с его лица. На рукаве, у самой манжеты, он увидел пятно. Он нерешительно дотронулся до пятна.., влажное, алое.., кровь…

Он сунул руку в карман и извлек из него длинный нож с узким лезвием. На лезвии тоже засохла кровь. Мистер Сист сел и сидел не двигаясь.

Изредка он оглядывал комнату, словно затравленное животное.

Потом он облизнул сухие горячие губы…

— Я не виноват, — сказал мистер Сист так, словно кому-то возражал, словно школьник, оправдывающийся перед учителем.

Он снова облизнул губы…

Снова нерешительно потрогал рукав.

Взгляд его упал на рукомойник.

Минуту спустя он уже наливал воду из старомодного кувшина в таз. Сняв пальто, он отстирал рукав и хорошенько его выжал…

Теперь вода стала красной…

В дверь постучали.

Мистер Сист застыл на месте.

Дверь отворилась. Вошла молодая толстушка с кувшином в руке.

— Ой, извините, сэр. Ваша горячая вода, сэр.

Он справился с собой и заговорил:

— Спасибо… Я уже умылся холодной… Зачем он это сказал?

Она сразу же посмотрела на таз.

Словно в лихорадке, он произнес:

— Я.., я порезал палец.

Наступило молчание, затянувшееся молчание. Потом женщина кивнула:

— Да, сэр.

Она вышла, закрыв за собой дверь. Мистер Сист словно окаменел.

Вот и пришла беда…

Он прислушался.

Не слышно ли голосов.., восклицаний.., шагов на лестнице?

Нет, он слышал только, как колотится его собственное сердце.

Из окоченения он вдруг перешел в состояние активности.

Он накинул пальто, подошел на цыпочках к двери и открыл ее. Никаких звуков, кроме привычного шума в баре. Мистер Сист прокрался вниз по лестнице.

По-прежнему никого. Повезло. Спустившись, он остановился. Куда теперь?

Он принял решение, быстро проскользнул по коридору и выскочил через заднюю дверь во двор. Двое шоферов возились у машин и обсуждали результаты скачек.