— Вы собираетесь жить сто лет? За меньший срок вам не осуществить свои планы.
У нее вспыхнуло лицо, глаза потемнели, и она дрожащими губами произнесла:
— Над этим не шутят.
Дэвид уже жалел, что произнес эти жестокие слова. Действительно, какое ему дело до нее, ее планов и ее сына? Господи, да она сама ребенок — с этими дрожащими губами и обиженным взглядом. Он сел рядом с ней, взял ее за руку.
— Я восхищаюсь вашей целеустремленностью, и все-таки вы идете неверной дорогой.
— А вы знаете другую? Как можно говорить такое мне, женщине, которая хочет добиться успеха в жизни не окольными путями, а честно? Что вы знаете обо мне?
— Ну, хватит. Вы тоже обо мне ничего не знаете. Вы должны отдыхать хотя бы во имя вашего сына, если хотите, чтобы он вырос и получил образование. И поверьте, Сэми, я тоже пережил немало. Не надо судить о человеке по его поведению в настоящий момент.
— Дэвид, почему вы думаете, что я могу сорваться? Я вполне здорова и не собираюсь болеть. Вот закончу учиться и отдохну. В мае следующего года мне исполняется тридцать лет, и я хочу сделать себе подарок — получить профессию.
Он стал поглаживать ее руку. Они молча смотрели друг на друга — он с отчаянием, а она с вызовом. Потом он потянулся к ней.
— Не надо, не смейте, — прошептала Сэми, угадав его движение. — Пожалуйста, — повторила она охрипшим вдруг голосом. — Оставьте меня, оставьте…
Почему все стало таким напряженным? Почему любой разговор переходит в ссору, а любое касание становится взрывоопасным? Дэвид чувствовал себя так, как будто его на всем скаку вышибли из седла. Ему стало страшно от внезапно возникшей мысли: а не влюбился ли он? Нет, тут же одернул он себя. Нравится — да, хочет ее как женщину — да, но влюбился? Почему же он тогда готов выполнить любую ее просьбу?
Дэвид стал вспоминать другую женщину, свою жену. Та жизнь была десять лет назад и кончилась так страшно и так неожиданно… Он долго не мог прийти в себя, потом окунулся с головой в работу и постарался все забыть, постарался… хотя до конца так и не забыл. Вел рассеянный образ жизни, встречался с женщинами, но никаких обязательств не хотел, не хотел усложнять свою жизнь. Что же случилось теперь? Ему не нужны никакие чувства, не нужны!
* * *
Саманту страшно раздражал этот въедливый тип. Ну не могла она спокойно переносить его шуточки и лукавые взгляды, ей не нравилось, что она становится объектом насмешек, когда говорит правду. Что смешного в желании учиться? Что смешного в ее желании ни от кого не зависеть? Какое ему дело до ее проблем, чего он лезет со своей помощью? Самонадеянный нахал, накручивала себя Саманта, не слушая голоса разума, который нет-нет да и напоминал ей о достоинствах Дэвида, которые она упорно не хотела замечать.
Сэми позвонила Джине и стала жаловаться на своего соседа. Она чуть не рыдала в трубку, приписывая ему даже то, в чем он был совершенно неповинен, — разбитую вазу, пролитый сок и прочее, что якобы отвлекало ее от занятий.
— Да ты влюблена в него! — заключила Джина.
— Ну конечно, ты только об этом и думаешь! — в сердцах воскликнула Саманта, хотя в глубине души была почти согласна с подругой.
— Сэми, видит Бог, ты заслуживаешь счастья. Подумай, сейчас самое время закрутить роман. Кевина нет, что тебе мешает быть внимательней к Дэвиду и доставить себе немного радости?
Нет, Джина сошла с ума. Связываться с Дэвидом? Да он превратит ее жизнь в сплошную нервотрепку, подчинит ее, будет указывать, как ей поступать и что делать, вплоть до мелочей.
— Джина, ты лучше кого бы то ни было знаешь мои проблемы — и толкаешь меня к Дэвиду?
— Тогда найди второго Джейсона и люби его! Он-то уж не указывал тебе, что делать, а бросил — и все.
Саманту охватил страх: нет, нет, Джейсон сделал ее несчастной, бросил ее с сыном и даже свою жизнь не уберег. Но и Дэвид не принесет ей счастья.
Она пошла в душ и долго стояла под струями воды. Постепенно она успокоилась. У нее отлаженная, ровная, пусть и без радостей, жизнь, есть цель, есть сын, дедушка и сестра, и она добьется своего, но при условии: держаться от Дэвида подальше.
Конечно, это было легче сказать, чем сделать. На следующее утро, когда Сэми уже сидела у себя на складе и разбирала бумаги, на улице послышался шум. Выглянув в окно, она увидела у дверей фургон. Из кабины вышел человек в униформе, достал из кузова огромный букет и направился к ней.
— Саманта Бенетт?
Она молча кивнула.
— Распишитесь в получении. Это вам.
Сэми в растерянности отступила назад: букет был роскошный. Редкие, необычайной красоты цветы изумительно пахли и были подобраны в букет с удивительным изяществом. Она протянула руку и вынула из его середины карточку.
«Я думал о Вас все утро и почувствовал острое желание порадовать маленького эльфа. Надеюсь, этот скромный букет напомнит Вам, что в жизни есть не только проблемы, но и радости. Дэвид».
Саманта растерялась. Что это такое? Как понимать его порыв? Поставив цветы в скромную керамическую вазу — другой на складе не нашлось, — она весь день любовалась ими. Это были цветы из ее фантазий — и вот они стоят у нее на столе. Неужели… неужели ее мечты сбываются?
Весь день Саманта думала, как ей поступить: спросить у него, почему ему так хочется делать ей приятное, и поблагодарить? Или… Но ничего определенного решить не смогла, а вместо этого представляла себя и его где-нибудь на пустынном пляже, далеко отсюда… или видела, как они пробираются сквозь тропический лес в Мексике… или любуются на разрушенные архитектурные памятники майя… или где-то там, там… на полу перед камином предаются любовным ласкам, а потом… Дальше этого ее мечты не шли.
Она вздохнула, посмотрела на пыльную мебель. Вот она, действительность, жить надо на земле, а не на облаках.
* * *
Дэвид вскочил в грузовичок и завел мотор. Да, сегодня он поработал на славу, можно побаловать себя отдыхом. Интересно, как она отреагирует на его цветы? Господи, не знаешь, с какого боку подойти к этой женщине. Через дорогу пробежал кролик, и Дэвид весело присвистнул ему вслед.
Дома он сразу поднялся в кабинет: надо было кое-что сделать, отчет из Мексики уже давно дожидается его. Интересно, где Саманта? Неужели еще в своем пыльном офисе? Может, хоть его цветы немного украсят это кладбище старой мебели. Все-таки она одержимая, не хочет даже вокруг себя посмотреть. Цветы — это, конечно, слишком примитивно, но вряд ли она примет что-нибудь другое, эта колючка.
Дэвид не был уверен, что она оценила его порыв, при ее характере можно ожидать чего угодно, она непредсказуема.
— Спасибо за присланные цветы. — Саманта постаралась сказать это как можно вежливее, но сухо.
Она устала и была голодна, но промолчать было бы верхом невоспитанности. В доме звучала все та же прекрасная экзотическая музыка, два голоса — мужской и женский — пели по-испански, явно о любви: она уловила слово «амор». Видимо, и цветы, и музыка входят в арсенал обольщения…
— Я рад, что они вам понравились, — сказал Дэвид, откладывая в сторону отчет. — Надеюсь, они скрасили вам день? Саманта, ну почему вы смотрите такой букой? Что может быть лучше аромата цветов, стрекотания кузнечиков, звезд на ночном небе? Чем цветы помешают вашей учебе? Улыбнитесь мне и скажите, что я прав, ну?
Но его взгляд говорил ей, что не только цветы, звезды и кузнечики могут доставить радость. Ее сердце предательски забилось под этим страстным, влекущим взглядом, тело охватила истома.
— Хорошо, вы правы, и скажу откровенно: да, они скрасили мой день, мне было приятно на них смотреть и представлять, что… Впрочем, это не так уж и важно, — что я представляла.