Вино от Элен Гарнье! Вино от известного в прошлом вундеркинда, нынешнего профессора химии должно стать предметом вожделения и страстного поклонения.

Вот тогда та малость вина, которую способен давать доставшийся ей виноградник, могла стать раритетом, а цена бутылки взлететь на небывалую высоту.

Поль, который с детства танцевал на сцене и познал, что такое настоящий труд — балетному танцору, даже самому изобретательному и одаренному от природы, не уйти от каждодневного труда до седьмого пота, — не любил, когда одни люди морочат голову другим.

— Зачем тебе мой виноградник? — спрашивал он Элен в сотый раз. — Ты умеешь делать деньги из воздуха.

— Но с твоим виноградником я сделаю их несоизмеримо больше.

— Боюсь, тогда не останется даже самого воздуха, — смеялся он. — Нет, дорогая моя Элен. Не жди. Мой виноградник получит Гай. Кстати, зачем ты повторила дизайн его этикетки? На его месте я бы…

— Ты ничего не смог бы сделать на его месте. Я ничего не нарушила. — В глазах Элен светилось удовольствие.

— Но ты поступила… — Поль умолк, пытаясь найти более яркое сравнение. — Ты поступила как ракушка, которая цепляется к кораблю и плывет на его днище в другие моря.

— Прекрасное сравнение, Поль. Но тебе не кажется, что и твой любимый Гай — такая же ракушка? Наши этикетки отличаются буквой, которая стоит перед именем Гарнье… Таким образом, мы делаем друг другу рекламу. Нас на рынке благодаря этому больше, разве не понятно?

— Понятно, особенно если учесть долю Гая на винном рынке. Потом, насколько я тебя знаю, ты никогда ничего не делаешь просто так. Случайность, порыв — не твоя стихия, Элен. Я чувствую потенциальную опасность для Гая…

Элен захлопнула форточку, запах хризантем исчез. Снова пахло только влажной землей и — очень тонко — травой.

Что ж, Поль, как всякий артист, был чутким человеком и, работая с такими же чуткими людьми, как сам, предвидел возможную интригу везде, где только можно ее почувствовать.

Ты прав, дядя, думала Элен, расхаживая по питомнику, в котором взращивала новые сорта виноградной лозы. Ты сам не знал, насколько ты прав.

Кстати, Элен, повторяя этикетку брата, даже сама не предполагала, каким образом ею воспользуется.

Теперь это случилось.

Но, избавившись от горьковатого запаха хризантем, Элен, оказывается, не избавилась от воспоминаний. Слова Поля звучали в ушах. Слова, которые в общем-то не должны были ее трогать. Однако почему-то трогали.

— Твой брат получит виноградник хотя бы потому, что у него есть наследник.

— Ты думаешь, у меня не будет наследника?

— Думаю, не будет. Наследницы — тоже. В нашем роду природа на ком-то отдыхает. Представь мысленно древо нашего рода, и ты ясно увидишь сухие ветки.

— Одну я вижу вполне отчетливо. Она передо мной! — неожиданно для себя вскипела Элен.

— Верно, — спокойно отозвался Поль. — Я вижу и другие — брата моего деда, сестры его матери…

— Нет смысла продолжать этот разговор, — перебила Элен. — Ты понимаешь, что, если твой виноградник попадет мне в руки, он озолотит меня…

— Озолотит тебя? — Поль вскинул брови. — Да ты и так купаешься в золоте. Этот замок, в котором ты поселилась, твой. Ты получила его от отца.

— Но теперь я живу во Франции. Было бы смешно отписывать дом брату. Начнем с того, что содержать дом в таком месте, как Версаль, требует денег. Больших. С годами их понадобится еще больше. Гай просто расстался бы с ним, продал чужим людям, и семейного дома Гарнье больше не было бы.

— Понятно. Стало быть, ты берешь на себя роль единственной хранительницы родового гнезда.

— Если угодно. — Элен поджала губы, ее водянистые чуть навыкате глаза прищурились. — Кто виноват, что брат не захотел жениться на деньгах?

— А ему предлагали?

Элен фыркнула.

— Ему предложишь!

— Вот за это я люблю Гая. Он любит эту женщину уже столько лет… Подобное нечасто встретишь.

— Ну и что дальше? Он женат на курице. Я просто не понимаю — получить замечательное образование и закинуть диплом в посудомоечную машину!

— Но она тоже любит его. А если бы Рамона не держала на себе дом с самого начала, разве Гай смог бы заниматься бизнесом? Особенно с теми крохами, которые достались ему изначально?

— Ох, не смеши меня. Ты эту жалкую торговлю вином называешь бизнесом?

— Что же ты называешь бизнесом?

— Я? Нечто иное. Настоящий бизнес — это когда ты вкладываешь деньги, которые пахнут виноградом, а они возвращаются к тебе уже с другим запахом…

— Но мрамор не пахнет, — насмешливо заметил Поль. — Послушай, ты никогда не задумывалась о том, чтобы заняться похоронным бизнесом?

— Ты хотел меня задеть? — Элен захохотала, ее необъятная грудь, прикрытая на сей раз зеленым шелком, заколыхалась. Элен обожала накидки, ротонды, пончо, ими у нее забита половина гардеробной. Вторая половина — шляпами. — Не удастся. Я собираюсь открыть гранитную мастерскую. У меня есть даже скульптор с именем.

— Правда? — В глазах Поля зажглось любопытство. — Кто же он?

— Роже Гийом.

— Неужели он согласился? — Поль уставился на Элен с искренним изумлением.

— Он еще не знает о своем счастье, — она усмехнулась, — но обязательно согласится. Я предложу ему условия, от которых он не сможет отказаться. — Она ухмыльнулась, ее ярко накрашенные губы надулись. — Я обеспечу ему неделю без сна, и он пойдет на все, что бы я ни предложила.

— Его станут терзать кладбищенские видения?

— Нет, явь.

Элен раздвинула губы в улыбке, и Поль увидел зуб с щербинкой, который она до сих пор почему-то не заменила.

— Кстати, а почему ты не исправишь себе зуб? — спросил он.

— Я храню его как память. — Элен улыбнулась еще шире.

— Память о чем?

— О первой победе. Мой враг, который остался побитым, не просто починил собственный зуб, он заменил его на искусственный. Поэтому, когда я настраиваюсь на победу, я подхожу к зеркалу и сама себе улыбаюсь. Я вижу символ новой победы. Я фетишист, ты ведь знаешь, дядя. Так вот, ты меня отвлек. Роже не будут мерещиться кладбищенские видения. То будут видения совершенно иного рода.

— Какие же?

— Сцены любви! — Элен запрокинула голову и захохотала. — Причем натуральные. Он, знаешь ли, скоро женится на мне.

— О Господи! — охнул Поль. — Ты ему уже предложила?

— Обычно мужчина предлагает женщине руку и сердце, дядюшка… Но не тебе об этом знать.

— Ты хотела меня задеть? — с любопытством поинтересовался Поль.

— Нет, Боже упаси! Уточнить, только и всего.

— Что ж, если он станет ваять надгробия, я готов стать первым клиентом. Он настоящий художник.

— Запишу на очередь. — С совершенно спокойным лицом Элен подошла к столу, открыла тетрадь и записала имя Поля под номером один. — Тебя как изобразить?

— Как подскажут ваши теплые сердца. Только не надо в клоунском наряде, как танцовщика Нижинского на кладбище Монмартра. Думаю, ему это изваяние не нравится.

— Не понравилось бы, — поправила его Элен.

— Я настаиваю на таком варианте: ему не нравится.

— Он тебе… дал знать?

— Да, когда я относил ему цветы два дня назад. Желтые хризантемы.

— Что ж, ты тоже когда-то танцевал на сцене…

— То были лучшие дни моей жизни, — согласился Поль.

Элен оборвала воспоминания и вернулась в дом.

Ее знобило, она накинула на плечи голубой плед, который свисал с ручки кресла. Она понимала, ее озноб не от холода, не от простуды, он совершенно иного свойства. Ей внезапно показалось, что Поль с того света видит ее сейчас, знает, что она затеяла.

Элен подошла к окну, кутаясь в плед, пытаясь отделаться от воспоминаний о том разговоре с Полем. При всей своей легкости и артистизме натуры, Поль был упрям до крайности и неумолим. Он жил так, как хотел. И умер тоже так, как хотел. Как умирают многие служители танца. Не оставив после себя ни жены, ни детей.

Тени скользили по гостиной, принуждаемые закатным солнцем, которое стремительно покидало день, уступая время ночи. Элен казалось, что тени делают балетные па. Охваченная непонятным страхом, она включила свет — комната, залитая огнями хрустальной люстры, мгновенно переменилась, смущающие тени растаяли.