Однажды в дверь постучали, и какой-то человек, судя по виду - полицейский в штатском, вручил Дейву повестку явиться на следующий день в суд в качестве свидетеля.

Пришел он на полчаса раньше, и ему показалось, что Уилбер Лейн, который разглагольствовал, окруженный несколькими слушателями, нарочито не замечает его.

В зале суда на светлых деревянных скамьях уже сидело человек тридцать, главным образом женщины. Прочие слонялись по коридору, болтали, курили.

Дейв заметил доктора Ван Хорна с Джимми, но доктор, отвернувшись от него, поспешил навстречу адвокату и заговорил с ним запросто, как со старым знакомым. Была здесь и Изабелла Хоукинс, на этот раз вместе со своим сыном Стивом. Ни Изабелла, ни Стив с ним не поздоровались.

Какой-то молодой репортер весело спросил у него:

— Волнуетесь?

В ответ Дейв натянуто улыбнулся. Он надеялся увидеть, как приведут сына, не зная, что Бен уже полчаса находится в кабинете окружного прокурора.

За несколько секунд до того, как в коридоре зазвонил колокольчик судебного исполнителя, Лейн наконец удосужился заметить Гэллоуэя.

— Я вызвал вас на всякий случай. Задам два-три ничего не значащих вопроса. А может быть, ваши показания мне и вовсе не понадобятся. В любом случае, наберитесь терпения.

— В зал мне нельзя?

— Только после дачи показаний.

А что, если Лейн нарочно объявил его свидетелем, чтобы удалить из зала на время судебного разбирательства? Свидетелям устроили перекличку, затем провели в комнату, где вдоль стен стояли скамьи со спинками, медные плевательницы и бачок для питьевой воды с запасом картонных стаканчиков. Дейв увидел лейтенанта, допрашивавшего его воскресным утром; тот был свежевыбрит и дружески помахал ему рукой. На одной из скамей сидела Изабелла Хоукинс, рядом, разговаривая вполголоса с Джимми Ван Хорном, примостился ее сын Стив.

Были еще какие-то незнакомые люди, и Дейв отметил женщину лет тридцати, одетую в черное, — он все время чувствовал на себе ее взгляд. Первым вызвали не лейтенанта, а другого полицейского в форме — наверняка того самого, что обнаружил на обочине пикап. Комнату свидетелей отделяли от зала суда две двери, причем одна обитая кожей, поэтому невозможно было разобрать, о чем говорят по соседству Лишь иногда доносился гул голосов и отчетливо слышался стук председательского молотка по столу.

В зал вызвали второго полицейского, затем наступил черед лейтенанта, которого допрашивали дольше, чем первых свидетелей. Те, кто дал показания, в свидетельскую комнату не возвращались. Наверно, оставались в зале, а может, уходили. Дейв понятия не имел, как все происходит: он ни разу в жизни не бывал в суде. Вдруг он услышал, как в коридоре кто-то внушительным голосом заявил, что суд не затянется и, вообще, заседание — это сплошная формальность, поскольку молодые люди и не думают запираться.

Четвертый свидетель смахивал на врача; наверно, это он осматривал труп Чарлза Рэлстона. Если Дейв правильно понял, свидетелей вызывали в таком порядке, чтобы их показания помогали суду установить последовательность событий. Следующей пригласили женщину а трауре, затем объявили перерыв. Должно быть, все высыпали в коридор покурить: слышно было, как за стеной ходят взад и вперед. Свидетели не имели права выходить: у дверей сидел полицейский и никого не выпускал.

В дверях снова появился судебный исполнитель, и Изабелла Хоукинс собралась было встать, решив, что настала ее очередь, но вызвали Гэллоуэя. В зале оказалось куда светлей, чем в тесной комнатке для свидетелей. Из-за жары два больших выходивших в сад окна были распахнуты, и в помещение доносился уличный шум. На скамьях сидело человек сто — сто пятьдесят; Дейв узнал эвертонского механика из гаража, парикмахера и даже старую миссис Пинч. Механик, единственный из всех, приветственно помахал Дейву рукой.

Дейв повернулся и только тогда увидел судью: тот один сидел за столом на возвышении, у подножия которого за одинаковыми столами разместились окружной прокурор со своими помощниками и журналисты.

Бен сидел рядом с Лилиан на скамье слева, напротив присяжных. Оба внимательно наблюдали за залом: то и дело, заметив новое лицо, они наклонялись друг к другу и обменивались впечатлениями. Гэллоуэй прослушал присягу, поднял руку, объявил:

— Клянусь.

Потом его усадили лицом к присяжным и публике. К нему приблизился Уилбер Лейн.

— Прежде всего, мне хотелось бы спросить у свидетеля, сколько лет было его сыну, когда миссис Гэллоуэй покинула семейный кров. Отвечайте.

— Полгода.

— С тех пор сын с вами не расставался?

— Ни разу.

— Не появлялось ли у вас намерение вступить в новый брак?

— Нет.

— Может быть, у вас есть сестра или другая родственница, которая могла бы жить с вами или часто вас навещать?

Дейву показалось, что на губах у Бена мелькнула усмешка, точно он предвидел, куда клонит адвокат.

— Прислуги у вас тоже нет?

Гэллоуэй покачал головой...

— Бывало ли, что к вам в дом приходили друзья с женами?

Ему снова пришлось ответить отрицательно; теперь уже не только Бен, но и многие в публике улыбались, видя его смущение.

— Значит, если я верно понял, за все детские и отроческие годы ваш сын не видел в доме ни одной женщины?

Дейв был поражен, раньше это никогда не приходило ему в голову.

— Да, верно. Вот только приходящая прислуга бывала два раза в неделю.

Но тут же он спохватился и добавил:

— Ах, да, она же ходила в часы, когда Бен. бывал в школе.

В зале засмеялись. Судья пожилой мужчина с невыразительной внешностью, стукнул молотком.

— У меня все, мистер Гэллоуэй, — объявил Лейн.

Он повернулся к прокурору.

— Если угодно, можете допросить свидетеля.

Темпл заколебался, переговорил с молодым человеком, сидевшим по левую руку от него.

— У меня только один вопрос к свидетелю. Правда ли, что в позапрошлую субботу, седьмого мая, он был простужен и потому не. пошел в гости к другу, которого всегда навещает по субботам?

— Да, это так.

— У меня все, — сообщил прокурор и что-то записал на листе бумаги.

Дейв не знал, что делать дальше. Подумал, не следует ли уйти из зала, но, заметив в первом ряду свободное место, сел. Он. оказался прямо напротив сына, их- разделяло метров пять. Но Бен, как бы ненароком, смотрел все время в другую сторону, и взгляды их ни разу не встретились.

Бену было не до отца, его заботила только Лилиан, и время от времени он подбадривал девушку улыбкой. Публика тоже была ему небезразлична: он то и дело поглядывал в зал. Дейв безуспешно пытался привлечь его внимание — даже нарочито громко закашлялся, за что и был наказан укоризненным взглядом судьи. Ему было необходимо, чтобы сын посмотрел на него.

Гэллоуэй сам ощущал, что в нем произошла перемена. Напряжение покинуло его, черты лица прояснились. На губах проступила легкая улыбка, такая же, как у сына. Она была словно послание Бену, но тот упорно не замечал ее. Тем временем на стул, который только что занимал Гэллоуэй, опустилась Изабелла Хоукинс, положила на колени сумочку, и Кэвено, подойдя к ней, начал задавать вопросы, но держался он куда проще, чем Лейн.

— С какого времени ваша дочь начала постоянно встречаться с Беном Гэллоуэем?

— Сдается, месяца три будет.

— Громче! — послышалось из публики.

Она повторила во весь голос:

— Сдается, месяца три будет.

— Он бывал у вас в доме постоянно?

— Он и раньше ходил к моему сыну Стиву, но на дочку сперва не обращал внимания.

— Что произошло в эту субботу?

— Сами знаете. Она сбежала с ним.

— Вы видели, как она уезжала?

— Видела, так не отпустила бы.

— Что вы предприняли после этого?

- Пошла к мистеру Гэллоуэю. Боялась, что если муж к нему сам пойдет, без меня, то наделает глупостей.

— Знал ли мистер Гэллоуэй, что его сын уехал с Лилиан?

— Что уехал — знал, а с кем — нет.

— Он очень удивился?

— Да нет, не больно.