— Вы ели?

Дейв кивнул.

— Что?

— Сандвич.

— Когда?

— Не знаю. Еще бейсбол не кончился.

Дейв помнил, как стоял с сандвичем в руке, а со стадиона доносились крики. Мьюзек протянул ему стакан, и он покорно взял.

— Пора вам поесть поосновательней. Да вы сядьте. Я сам.

Говорил он так же брюзгливо, разве что потише. Вернулся на кухню, залез в холодильник и нашел там два толстых бифштекса.

Каждую субботу Дейв покупал для воскресного завтрака два бифштекса — Бену и себе. Так шло уже лет десять. И сейчас, увидев на тарелке мясо, Дейв вспомнил, что вчера была суббота, и в десять утра он, как обычно, запер мастерскую и отправился за покупками в «Первый национальный универмаг».

На дверь мастерской он повесил табличку:

«Вернусь через четверть часа».

А когда вечером, около пяти, он возился с дамскими часиками, в мастерскую забежал Бен. Дейв, хоть и сидел спиной ко входу, по звуку, с каким распахнулась дверь, угадал, что это сын.

— Па, ничего, если я не приду к обеду?

Дейв сквозь лупу изучал механизм часиков и не повернулся. Кажется, он сказал только:

— Приходи не поздно.

Он всегда так говорил.

— Ты к Мьюзеку пойдешь? — поинтересовался Бен.

Дейву это показалось немного странным. Но, может быть, Бен и прежде по субботам задавал такой вопрос?

— Пойду. Вернусь в половине двенадцатого.

— До свидания, па.

Внезапно Гэллоуэй окликнул друга:

— Мьюзек!

— Что?

— Не могу есть.

Но бифштекс на сковородке продолжал скворчать.

— Они попросили, чтобы я по радио посоветовал ему сдаться.

Столяр из кухни бросил на него испытующий взгляд и ограничился односложным:

- Да?

— Я согласился. Меня записали на магнитофон.

Мьюзек не реагировал.

— Все думаю, правильно ли я поступил.

Дождь лил как из ведра. Капли барабанили по крыше. Дейв закрыл окно: на пол натекла лужа.

— Я испугался, вдруг его убьют.

— Садитесь сюда.

Мьюзек не знал, где лежат скатерти, и поставил тарелку на салфетку; сев напротив Дейва и облокотись на стол, он застыл в ожидании, словно кормил ребенка.

— Я весь день слушал радио, — пробурчал он.

— Что говорят?

— Каждый час повторяют, в общем, одно и то же Теперь думают, что машина направляемся к Чикаго. А некоторые утверждают, что видели ее в Южной Каролине.

Дейв принялся за еду, наверно, даже не заметив этого. Мьюзек налил себе вторую порцию виски.

— Один тип из полиции штата целый день ходил и расспрашивал всех в городке. Заявился и ко мне.

— Проверял, правда ли, что вчерашний вечер я провел с вами?

— Да. А еще торчат два журналиста. Остановились в «Старой харчевне».

Впервые с утра Гэллоуэй хоть немного расслабился.

Присутствие Мьюзека успокаивало. Слыша его голос, видя крупное, такое знакомое лицо, Дейв испытывал облегчение.

— Хотите яблочного пирога? Я видел в холодильнике.

Яблочный пирог тоже входил в воскресное меню.

— А вы разве не поедите?

— Я обедал.

Мьюзек ограничился тем, что закурил трубку, ту, что обмотана проволокой, и от едкого табачного запаха Дейву на миг почудилось, будто он в крашенном желтой краской доме в конце улицы.

— Будете слушать в девять новости?

Гэллоуэй кивнул, и Мьюзек глянул на свои старинные серебряные часы, никогда не требовавшие починки.

— Время еще есть. Сейчас без двенадцати.

Гэллоуэй хотел отнести посуду на кухню, но Мьюзек не дал.

— Успеем еще.

Он указал Дейву на кресло, словно знал его привычки.

— Кофе?

И, не дожидаясь, ответа, приготовил кофе; большой и молчаливый, он действовал так ловко, что даже чашка не звякнула.

Дейв не сводил глаз с часов. Чем меньше, времени оставалось до передачи, тем сильнее он нервничал. Без пяти девять пошел в комнату Бена за приемником, включил в спальне в розетку и повернул ручку, чтобы дать ему прогреться.

Мьюзек налил кофе и себе. Передавали конец какой-то симфонии. Потом была реклама и наконец объявили выпуск новостей дня.

Сперва сообщили не о Бене, а о заявлении президента по поводу таможенных тарифов, затем о пограничном инциденте между Ливаном и Израилем.

Диктор говорил быстро и отрывисто, не делая пауз между отдельными сообщениями.

— Новости по стране: полиция шести штатов при участии ФБР по-прежнему ведет розыск шестнадцатилетнего убийцы Бена Гэллоуэя. Вместе с Лилиан Хоукинс, своей пятнадцатилетней подругой, он в субботу вечером выехал из Эвертона, штат Нью-Йорк, на пикапе, принадлежащем его отцу. Застрелив из пистолета пятидесятилетнего Чарлза Рэлстона, проживавшего в Лонг-Эдди, на границе Пенсильвании, преступники завладели автомобилем марки «олдсмобил», принадлежавшим убитому, и поехали в юго-западном направлении.

Дейв и Мьюзек замерли, не смея взглянуть друг на друга. Вопреки ожиданиям, Дейв не волновался, скорей нетерпеливо ждал продолжения, словно прозвучавшие сейчас слова не имели касательства ни к нему, ни к его сыну.

— Машину под номером три эм тридцать четыре двадцать семь поочередно видели в Пенсильвании, Виргинии и, по последним сообщениям, в Огайо. Тем не менее проследить путь, проделанный беглецами, представляется затруднительным, поскольку в полицию поступает много противоречивых сведений.

Раздался другой голос:

— А теперь, леди и джентльмены, мы прервем ненадолго наш выпуск новостей и передадим обращение, которое адресует сыну мистер Дейв Гэллоуэй.

Голос принадлежал журналисту, который недавно тут был, однако Гэллоуэю показалось, что тогда он говорил не совсем то.

Тишина, потом какой-то треск, и неестественно гулко, словно в огромном пустом соборе, раздались слова — Дейв их прекрасно помнил, но теперь ему почему-то стало за них стыдно.

— Бен, это папа говорит... Лучше будет, если ты сдашься...

Паузы между фразами казались бесконечными.

— Да, думаю, так оно лучше.. Я всегда буду с тобой, что бы ни случилось...

Слышно было, как он тяжело дышит, словно просит позволения продолжать, а потом заканчивает:

— Я на тебя не сержусь..

— А теперь, леди и джентльмены, прослушайте, прогноз погоды...

Дейв потянулся к приемнику и выключил его. Мьюзек молчал. Гэллоуэю тоже не хотелось говорить; теперь он жаждал одного — чтобы Бен не слушал радио.

Даже если, мчась в машине и не сводя глаз с освещенной фарами дороги, Бен и слушал передачу, то сейчас он, наверное, выключил приемник.

— Я хотел... — пробормотал Дейв.

Он хотел, как лучше. Думал, что будет услышан и понят Беном. Он так любезно принимал журналистов, отвечал на вопросы, курил их сигареты. И только теперь до него дошло: он предал сына. Вылез выступать по радио, точно извинялся, точно был их пособником. Понимает ли Мьюзек, что с ним сейчас творится? Дейв молча отхлебнул виски, утер рот. Раздался гром — такой оглушительный, словно молния ударила в дерево напротив или в колокольню соседней церкви. И больше не гремело. Несколько минут дождь молотил по крыше с удвоенной силой, потом, словно по волшебству, вдруг перестал.

Дейв сидел, опустив голову на грудь, но, несмотря на усталость, не спал и даже не дремал; он продолжал корить себя. Не заметил, что Мьюзек поднялся, не слышал, как на кухне шумит вода.

Полиция шести штатов... А они, двое детей, сейчас с ужасом смотрят на каждую машину, готовые к тому, что в любую минуту на их пути окажется заграждение.

Человек из ФБР унес справочник, в котором крестиками отмечены Иллинойс и Миссисипи. Неужели они и теперь лишь ради этого мчатся очертя голову, вслепую, от одной ловушки к другой? Неужели все это безумие затеяно лишь для того, чтобы примчаться в другой штат, броситься к мировому судье и, задыхаясь, попросить: «Пожените нас!» Если они не слишком петляют, то доберутся до Иллинойса уже нынешней ночью, может быть, уже добрались. Возможно, в какой-нибудь глухой деревушке разбудят старика судью, который не слушал днем радио.