— Я освобождаю тебя от твоего слова, — тихо, но так же твердо сказала Розмари.

Она откинулась на подушки, увлекая его за собой.

Он коснулся пальцами ее губ.

— Ты сама не знаешь, что говоришь… Сегодня, когда ты спала там, у моря, я смотрел на тебя и мечтал дотронуться до тебя. И сделать вот так…

Он спустил бретельки с ее плеч, обнажая грудь. Затуманенным взором долго смотрел на Розмари, а потом со стоном прильнул губами к ее груди. Она чувствовала его губы, потому что тело ее отзывалось на каждое их движение таким наслаждением, что это было похоже на боль. Груди ее налились и стали больше и тверже, а соски выступили маленькими твердыми бугорками.

С губ ее сорвался стон, она откинула голову, а тело ее изогнулось, требуя еще и еще. Он закрыл поцелуем ее рот, заглушая стоны, а руки его продолжали играть ее сосками, заставляя ее вскрикивать от страсти.

Гроза не прошла, ошеломленно подумала она. Она здесь, в этой комнате, и бушует, и бушует, и стремится разрушить все запреты, которые раньше сдерживали ее.

Она скользнула ладонями по его груди, нащупала, какую-то ткань — халат? Сорвала его, стремясь скорее добраться до его кожи, до его сильного, страстного, такого желанного тела. Она, всегда хотела его, всегда — с той минуты в баре, с того первого поцелуя у церкви. И теперь она не хочет останавливаться. Ее руки блуждали по его груди. Она оторвалась от его губ, чтобы коснуться гладкой кожи на его шее, на груди, на животе. Его руки тоже стремились проникнуть везде, ей казалось, что он одновременно касается и груди, и шеи, и живота, и она извивалась, подставляя тело под его ласки. Его рука скользнула вниз и оказалась между ее бедер, и она словно со стороны услышала свой прерывистый шепот:

— Да! Да! Скорее!

И вдруг все прекратилось. Она не сразу поняла, что произошло. Просто вдруг между ними оказалась бесконечность. Он дрожащими руками пытался, попасть в рукава халата. С трудом ему это удалось, и он резким, почти злым движением затянул на талии пояс.

— Алекс! — пролепетала она. — Что-то не так?

Он не смотрел ей в глаза.

— Все не так! Разве ты не видишь?

Она все еще не могла поверить.

Прижала пальцы к вискам и с усилием попыталась сосредоточиться.

Он схватил скомканную простыню и швырнул на нее.

— Прости. Прости меня.

Простить?!

Она зарылась лицом в подушку и зажала уши. Она и не подозревала, что бывает такая боль. Он не просто вонзил нож ей в сердце, он еще повернул его с наслаждением садиста.

Она сама навлекла на себя эту боль. Она никогда, никогда этого не забудет. И никогда не простит. Себе.

Он что-то говорил, но она не желала слушать. Исступленно мотая головой и еще глубже зарываясь лицом в подушку, она думала: я хочу умереть.

Но она все же услышала, как он тихо прикрыл за собой дверь. И тогда она дала волю рыданиям. Колотила по подушке кулаками и кусала ее, и беззвучно кричала: пустые, пустые, пустые комнаты.

И душа ее пуста и темна.

8

Боль так и не прошла. Долгие месяцы Розмари носила эту боль в себе, оберегая, словно раненый свою искалеченную руку или ногу. И клялась, что никогда, никогда в жизни не позволит никому вновь так ранить ее.

И вот она снова здесь, в темноте, на грани новой ошибки. Только декорации другие. И он не за запертой дверью, а рядом.

Несмотря на все ее усилия, судьба упрямо сводит ее с Алексом. Все, чего я добилась, с горечью думала Розмари, всего лишь вернулась к тому, с чего начала. Ирония судьбы. Почти забавно, право, отчего же ей не хочется смеяться?

Могла ли она избежать новой встречи? Если бы она приняла предложение Рассела, если бы согласилась работать у него, если бы поддалась на уговоры Алисы и погостила еще, если бы, если бы, если бы.

Что означала его угроза там, на пляже? Неужели это было только вчера? Кажется, что с тех пор миновала целая вечность! Что он имел в виду — их отношения? Работу?

Нужно было потребовать объяснений. Если дома ее ожидают еще большие неприятности, лучше узнать об этом сейчас. Кто предупрежден, тот готов к войне.

Ей в любом случае придется серьезно поговорить с братом. Нужно объяснить, что работа в Концерне у нее не складывается, что она немедленно начнет искать новую работу.

Пора что-то изменить в жизни. Начать с чистого листа. Может, уехать за границу. Одна ее приятельница поехала по обмену в Австралию, может, ей тоже стоит поискать такую возможность. Только трудно думать о будущем, когда чувствуешь себя такой уязвимой. Когда в мыслях только одно — чужой человек, который каким-то образом подчинил себе ее волю и чувства.

Она тихонько вздохнула.

— Ты в порядке? — донеслось до нее из темноты.

Она похолодела. Пробормотала что-то нечленораздельное. Ей совершенно не нужно его сочувствие. Ничуть не больше, чем год назад.

Тогда, вспомнила Розмари, она тоже не спала всю ночь. Нашла свою ночную рубашку, натянула ее, забилась под одеяло, обхватив себя руками. Ее бил озноб.

Удивительно, но темнота, которую она ненавидела, стала почти другом. Что делать, что делать, когда настанет утро?! Как она сможет смотреть ему в глаза? Когда в памяти у них обоих будет одно — как она предлагала ему свое тело, жаждущее и страстное, и он отверг его?

Она со стоном засунула в рот край одеяла, чтобы задушить рыдания. Только к утру она впала в забытье.

А когда проснулась, увидела у своей постели Алекса с подносом в руках. Она с трудом удержалась, чтобы не нырнуть под одеяло.

Нет, приказала она себе, не смей показывать, как много он для тебя значит.

— Я сказал мадам Дюруа, что ты плохо себя чувствуешь из-за грозы, и велел тебя не будить. Но сейчас уже поздно, и я принес тебе кофе и булочки.

— Спасибо, — как можно равнодушнее сказала Розмари. — Поставь поднос где-нибудь.

— И убирайся, — закончил за нее Алекс. — Все не так просто, Розмари. И завтрак — всего лишь предлог. Нам нужно поговорить.

У нее сдавило горло от гнева.

— Все, что требуется, мы друг другу сказали. Я хочу закончить этот фарс и уехать домой.

Он нахмурился.

— Ты хочешь уехать?

— Да, — твердо сказала Розмари. — По возможности сегодня. Будь так добр, закажи мне билет на самолет или на паром. Мадам Дюруа и бабушке можешь сказать все, что считаешь нужным. Например, что у меня в семье кто-то заболел.

— Я тебя отвезу…

— Нет! — выкрикнула Розмари, но, увидев его ошеломленное лицо, продолжила спокойнее. — Я буду благодарна, если ты сделаешь лишь то, о чем я прошу. Собственно, я настаиваю на этом.

После долгого молчания Алекс произнес ровно и спокойно:

— Очень хорошо.

И вышел из комнаты.

Он сделал так, как она просила. Забронировал ей билет на самолет и приказал шоферу отвезти ее в аэропорт.

Прощание получилось натянутым. Под взглядами мадам Дюруа и ее супруга Алекс слегка коснулся губами ее щеки. Растянул губы в улыбке, но глаза его оставались серьезными.

— До свидания, — проговорил он и после паузы добавил: — До встречи.

Нет, сама себе пообещала Розмари. Встречи не будет.

С той минуты это стало ее жизненным кредо. Алекс должен исчезнуть из ее жизни. Его образ должен выветриться из ее памяти. Она забудет его голос, его жесты, его прикосновения. Сотрет из памяти свою тоску по нему.

Это была трудная битва. Сколько раз ей казалось, что в толпе прохожих, или в ресторане, или в гостях мелькнул его силуэт, среди чужих лиц смотрит на нее знакомое лицо, послышался знакомый голос. Ее сразу же бросало в жар, руки начинали дрожать, и она потом долго успокаивала себя.

Это была жестокая борьба, но в последнее время ей стало казаться, что она начинает одерживать победу. И вот горький итог, из-за жестокого стечения обстоятельств она стоит перед необходимостью начинать все заново.

В темноте Розмари сжала виски ладонями. Я этого не вынесу, подумала она. Мой рассудок не выдержит больше. Я сойду с ума.