Теперь в больницу она могла ездить только по вечерам. Домой ее отвозил Роберт. По дороге они делились друг с другом новостями и впечатлениями о прошедшем дне.

— До премьеры остается восемь недель! — возбужденно восклицала Александра. — Ты не представляешь, как я волнуюсь!

— Я обязательно приду на тебя посмотреть, — говорил Роберт. — Ты ведь не возражаешь?

Она помотала головой.

— Я сгораю от нетерпения, — снова и снова повторял он.

Когда Вилму Келли выписали из больницы, Александре пришлось изменить график, по которому протекала ее жизнь в последние три недели. Теперь она поднималась по утрам на полтора часа раньше, готовила для тети завтрак и обед — той следовало соблюдать постельный режим. А после репетиции шла по магазинам и вечером опять ухаживала за тетей.

Видеться с Робертом так же часто, как раньше, уже не получалось, и она постоянно втолковывала себе, что все складывается наилучшим образом. Каждодневные встречи до добра не довели бы, думала она, проводя вечера в хлопотах по дому. Мы привязались бы друг к другу настолько, что без очередного свидания уже не могли бы нормально жить. Слава Богу, все изменилось.

В том, что «нормально» ей уже не живется, Александра не признавалась даже себе.

А дела обстояли именно так.

Знакомство с Робертом словно заставило ее переродиться: прояснило мысли, озарило ярким светом внутренний мир, долгое время подчинявшийся законам тьмы и скорби. Теперь она чаще смеялась, реже уносилась сознанием в безрадостное прошлое, смотрела на жизнь с оптимизмом.

Когда у Алекс возникало желание поделиться с кем-нибудь незначительными личными переживаниями или радостями, она все чаще обращалась мысленно уже не к мертвому мужу, а к своему новому другу — к Роберту. Мало-помалу та часть ее души, которая угасла со смертью Нельсона, оживала, наполнялась свежими чувствами и силами. Теперь, просыпаясь по утрам, она думала не о том, как когда-то готовила завтрак вместе с любимым, а о том, проснулся ли Роберт.

Временами ее еще одолевала тоска, и тогда ей до умопомрачения хотелось вернуться в родной Кардифф, пройтись по милым сердцу улочкам, съездить на могилу мужа. В такие минуты ее захлестывало чувство вины и она брала в руки фотографию с тумбочки и начинала разговаривать с Нельсоном.

— Надеюсь, ты не сердишься на меня, милый, за то, что я общаюсь с Робертом? Он замечательный человек — сильный, умный, образованный. С ним мне легко и интересно… Я уже не так боюсь смерти, как раньше, представляешь? Это Роберт помогает мне справляться со страхом. Только ты не подумай ничего плохого… Мы с ним просто дружим.

Роберт звонил ей каждое утро в восемь часов перед выходом из дому. Этого звонка она ждала с замиранием сердца, хотя старательно уверяла себя в том, что прекрасно обошлась бы и без подобных глупостей.

— Здравствуй, балеринка, — весело приветствовал ее он. — Как спала? Как настроение?

— Все прекрасно, — отвечала она, представляя себе его лицо, его улыбку.

— Желаю удачного дня, — говорил Роберт.

— И я тебе, — отзывалась Алекс.

Виделись они в основном в больнице, когда Александра сопровождала тетю на прием, по вечерам только созванивались. Разговоры их получались увлеченными и длинными, после каждого оба мечтали о встрече, только Алекс усердно притворялась, что это не так.

Объяснить тете свои отношения с Робертом ей, естественно, пришлось.

— Ты болтаешь с доктором Уолтером так, будто знаешь его сто лет, — заметила Вилма, услышав в день выписки из больницы телефонную беседу племянницы со своим лечащим врачом. Ее глаза округлились, лицо, и без того осунувшееся, изумленно вытянулось. — И называешь его по имени…

Александра беспечно улыбнулась.

— Да, а что в этом плохого? Мы подружились, выяснили, что у нас много общих интересов.

— А я о вашей дружбе ничего не знала, — с подозрением щуря глаза, сказала тетя.

— Теперь вот знаешь. — Алекс пожала плечами, улыбнулась и поспешила перевести разговор на другую тему. — Я уже рассказывала тебе, какой мне шьют костюм для выступления?

В последующие дни тетя Вилма не раз становилась свидетельницей дружеской болтовни племянницы с доктором Уолтером. Наверняка она догадывалась, что между ними не просто дружба. Но поступала мудро: не спешила торопить события и не мучила ни того, ни другого расспросами или намеками.

В эти дни у Роберта было как никогда много дел. В больнице он задерживался часов до восьми, продолжал работать и дома. С Александрой они общались только по телефону и во время приемов, на которые она приезжала вместе с тетей.

Этого ему катастрофически не хватало, но он считал, что непродолжительный перерыв во встречах обоим пойдет лишь на пользу.

Александра была необычным, возвышенным и таинственным созданием. Она требовала к себе особого подхода, более чуткого, чем остальные женщины, обращения.

Роберт чувствовал, что ее тяготит какая-то серьезная проблема, и с радостью отмечал, что по мере укрепления их дружбы она становится живее, лучезарнее. Волшебные серые глаза все чаще светились радостью, с до умопомрачения соблазнительных, манящих губ во время их последних встреч не сходила улыбка.

Не видеть ее было равносильно пытке. Но Роберт нуждался в этом перерыве. В его жизни происходили глобальные перемены, и, как истинный служитель науки, он желал спокойно и трезво разобраться в природе этого прекрасного явления. Малейшая ошибка могла обойтись ему слишком дорого.

Ни с одной из предыдущих своих подруг ему никогда не хотелось вести себя настолько щепетильно, настолько осторожно. Никакую другую женщину он ни разу не сравнивал с сенсационным научным открытием.

Александра умела быть неприступной красавицей и непосредственным ребенком, воплощением задумчивости и печали, и источником ангельского света. Она поражала разносторонностью своих интересов и рассудительностью, экстравагантностью и женственностью. В ней жил страх перед чем-то неминуемым, но с этим страхом соседствовала несвойственная женщинам сила духа.

Роберт чувствовал, что ей нравится проводить с ним время, но он совсем не был уверен в ее желании с ним сблизиться. Каждый раз, когда он брал ее за руки или проводил пальцем по выразительному лицу, ему казалось, что Алекс овладевает непонятная тревога. В чем причина этой тревоги, он не знал.

Если предположить, что какой-нибудь ублюдок изнасиловал ее когда-то в прошлом, то она вообще боялась бы уединяться с мужчинами — не соглашалась бы проводить вечера в моем обществе, не каталась бы со мной с таким удовольствием на машине, рассуждал Роберт. Если бы ей довелось пережить измену, она относилась бы к мужчинам с большим презрением или цинизмом. Не понимаю, решительно не понимаю, что с ней…

Каждая его свободная минута была наполнена ею. Ложась спать и просыпаясь утром, Роберт представлял их следующую встречу, мысленно целовал ее изумительный рот, снимал с ее статного тела изысканную одежду, гладил ее гибкий стройный стан. По ночам Алекс являлась ему во сне — то искусной обольстительницей, то эфемерной феей.

Он ловил себя на мысли, что в последние дни живет наиболее полно и ярко только в течение телефонных разговоров с ней, все остальное время лишь ожидает их. Его охватывало то восторженное ликование, то неуверенность, то страх…

Вдруг Александра отвергнет меня? — думалось ему порой. Вдруг я нужен ей всего лишь как друг, как товарищ, как тетин врач? Во что превратится моя жизнь, если я узнаю, что надеяться на взаимность с ее стороны глупо и бессмысленно? Все станет бесцветным, ненужным, унылым…

Нет! — резко прерывал он свои пессимистические мысли. — Думать о худшем еще рано!

Через две с половиной недели, когда Вилма Келли пошла на поправку, а его тоска по Александре достигла предела, он позвонил ей утром и сказал:

— У меня такое чувство, что, если мы не встретимся сегодня вечером, я просто умру.

— Но я не хочу, чтобы ты умирал, — сказала Алекс таким тоном, будто не поняла, что он шутит.