Даже политики получили представление о потере мифологического сознания и наших поисках современного мифа. В 1994 году президент республики Чехия Вацлав Гавел прибыл в Филадельфию, где ему должны были вручить почетную награду – медаль Свободы (годом раньше она была вручена Манделе и ДеКлерку). В свою очередь, Гавел отметил, что наше время – это эпоха грандиозного переворота:
«Отличительными чертами этого перехода является смешение и взаимное растворение культур, наряду с огромным разнообразием интеллектуального и духовного мира. В это время приходят в упадок все традиционные системы ценностей и открываются и переоткрываются культуры, разделенные пространством и временем… [Для нас] искусственный миропорядок прошлых десятилетий прекратил свое существование, а новый миропорядок просто еще не появился. В таком случае главная задача политиков в конце этого века состоит в создании новой модели сосуществования разных культур, народов, наций и религиозных конфессий внутри одной взаимосвязанной цивилизации» [158].
Эта речь звучит как любая политическая преамбула к провозглашению видения нового миропорядка, который должен быть насажден сверху, что является стандартной идеологической уловкой. Но далее Гавел продолжал отстаивать два основных закона (в дополнение к фундаментальному признанию права и свободы человеческой личности), а именно: «человеческий космологический закон» и «гипотезу о Гее». Первый закон утверждает, что
«из бесконечного множества всевозможных путей своего эволюционного развития вселенная выбрала тот единственный путь, который привел к появлению жизни на земле. Это еще не доказательство того, что цель этой вселенной всегда заключалась в том, чтобы однажды посмотреть на себя нашими глазами. Но как же тогда можно объяснить это обстоятельство?»
Очевидно, что этот принцип очень близок к утверждению нашего неизбежного участия в космической драме, о которой шла речь в предыдущих главах. Гипотеза о Гее утверждает:
«Плотная сеть взаимодействий между органическими и неорганическими частями земной поверхности формирует единую систему, некое подобие мега-организма живой планеты Геи, названной по имени богини, которая практически во всех религиях воплощает в себе архетип Земной Матери. В соответствии с гипотезой о Гее, мы представляем собой части одного великого целого».
Гавел убежден в том, что эти два принципа необходимы для нового мировосприятия:
«Они оба на современном языке напоминают нам о том, что мы так долго предполагали, что так долго проецировали на забытые мифы и что, наверное, всегда дремало внутри нас в виде архетипов… Осознание того, что мы здесь живем не одни и не только для себя, а представляем собой составляющую часть высших таинственных сущностей, в отношении которых лучше не богохульствовать. Это забытое осознание заложено во всех религиях».
Возможно ли, чтобы политик рассуждал о богине, об архетипах, о мифах, которые незаметно формируют нашу жизнь? Да, но Вацлав Гавел – не обычный политик. Он поэт и драматург, он гуманист. Гавел воплощает в себе просвещенную рефлексивную духовность нашего времени. Он завершил свою речь, выражая надежду на трансценденцию,
«…как глубинную и сладостную потребность в гармонии даже с тем, чем не являемся мы сами, с тем, что мы не понимаем, что кажется нам очень удаленным в пространстве и времени, но с чем мы все равно таинственно связаны, ибо вместе с нами все это составляет единый мир. Существует только одна реальная альтернатива угасанию – трансценденция».
Трансценденция означает выход из состояния изоляции, присущей эго-сознанию, опустошенности и экзистенциальной покинутости, столь характерной для души нашего современника. Она означает ощущение связи с духовной размерностью, которая по масштабам несопоставима с индивидуальной размерностью.
И хотя у кого-то из нас теплится временная надежда на таких политических лидеров, как Гавел, нам нужно заниматься своим делом. Юнг постоянно отмечал, что единственное и самое лучшее, что каждый человек может сделать для всего мира, – это интегрировать собственную Тень, сняв свою часть бремени с плеч всего человечества. Вторя Руссо, я уже отмечал в своей книге «Перевал в середине пути»: каждый из нас рождается свободным, но при этом всегда чувствует оковы. Ребенок, создание природы, является целостным, но бессильным и зависимым. Он должен приспособиться к своему природному стремлению к власти над собственным окружением, особенно в своей родной семье, и тем самым обрести временное ощущение «Я» и «Другого» и некую совокупность стратегий взаимодействия с окружающим миром. Главная цель появления этой совокупности поведенческих стратегий заключается в снижении тревоги.
И лишь когда это временное «Я» будет периодически вступать в контакт с природным, инстинктивным «Я», которое импульсами прорывается откуда-то из глубины, – только тогда люди осознают свое расщепление, которое мы называем неврозом. Всю первую половину жизни можно считать грандиозной ошибкой, столь же необходимой, сколь и неизбежной. Задача второй половины жизни заключается в том, чтобы по возможности исцелиться от этой ошибки в начале движения от адаптивного «Я» к аутентичному «Я». Сохранить привычное адаптивное «Я» со всеми его упущениями и болью – это ужасно, ибо оно завело нас слишком далеко, и мы боимся великой неизвестности, которая нас ожидает. Перевал в середине пути заключается в том, чтобы психологически покинуть дом, то есть решить задачу, которая, как мы полагали, уже давно решена в результате физического отделения от дома, которое произошло раньше. А потому, даже испытывая страдания в рамках ограничений ложного «Я», мы продолжаем отчаянно за него цепляться.
Следует заметить, насколько ситуация отдельного человека повторяет общую ситуацию, характерную для нашего времени, как индивидуальный невроз отражает мучительную пропасть нашей эпохи. Так же, как исчезли мифы, служившие опорой эпохе, – так теряется индивидуальный миф человека в среднем возрасте или в другие периоды жизни, когда ему приходится делать важный выбор. Оказаться в пустоте между мифами – значит испытать очень болезненные и страшные переживания. Переживать свое духовное расщепление так глубоко – значит испытывать глубинное напряжение гражданской войны. Все войны – это гражданские войны; все неврозы – тоже гражданские войны: разные части единого целого отделяются друг от друга и вступают между собой в конфликт.
Так как я вырос чуть южнее центра штата Иллинойс, то глубоко проникся духовностью Авраама Линкольна. Моя бабушка по материнской линии похоронена в ста ярдах от его могилы в Спрингфилде. Мои бабушка с дедушкой по отцовской линии похоронены в двадцати футах от могилы его возлюбленной Энн Рутледж в Петербурге. А согласно семейной легенде, мою прапрабабушку Элизабет в Нью Салеме качал у себя на коленях Великий Фермер [В оригинале «Greate Railsplitter». В молодости Авраам Линкольн был фермером. Одним из его занятий было расщеплять бревна, изготовляя жерди для ограды; в буквальном переводе «Greate Railsplitter» означает «великий расщепитель ограждений». – Прим. автора.].
Но человеку было совершенно не обязательно родиться именно здесь, чтобы испытать на себе мощное влияние этого мудрого меланхоличного человека, который проехал всю территорию от Сангамона до Потомака, чьи слова приводили в движение массы людей от Петербурга, штат Иллинойс, до Петербурга, штат Вирджиния. Этот человек действительно верил в то, что наша ужасная гражданская война, унесшая 600000 жизней и оставившая без крова 1000000 людей, представляла собой всего лишь месть Иеговы за грешную рабскую покорность одних политиков другим. 4 марта 1861 года, когда напряжение братоубийственной войны стало еще сильнее, Линкольн воспользовался случаем, чтобы обратиться с Первым инаугурационным посланием к общей для американцев истории, к трансцендентной памяти и к общим отцам революции: Вашингтону, Адамсу, Джефферсону и Франклину. [Все эти люди – «отцы» победы революции в США: Джорж Вашингтон – первый президент США, Сэмюэль Адаме – национальный лидер, который вошел в историю как «отец американской революции», Томас Джефферсон – автор Декларации независимости, Бенджамин Франклин – политик, который внес важный вклад в победу Революции, создав альянс с Францией. – Прим. автора.]
158
Эта и несколько последующих цитат взяты из текста «Послания президента республики Чехия его превосходительства Вацлава Гавела по случаю церемонии награждения медалью Свободы», Филадельфия, 4 июля, 1994 года.