Следовать божественной колеей – значит видеть божественные деяния во время нашей внезапной паники, наших проекций, нашей ярости, воздействия всех комплексов, которые имеют над нами власть, – видеть (как описывали древние греки) Медею, убивающую своих детей, Эдипа, который лишается зрения, ощущая тяжкое проклятие богов, преследующее его семью на протяжении поколений.

Мне вспомнился один пациент, Ханс-Питер, отец которого был неграмотным фермером, иммигрировавшим в другую часть страны. Недостаток образования, диалект и бедность отчуждали его от общины. Отец мог внешне выражать себя лишь в бессмысленной нецензурной брани. У него был обрез: он боялся своих соседей. Он постоянно с ними ссорился, иногда дело доходило до драки. Ханса-Питера, как и двух его старших братьев, постоянно избивали. Только четвертый сын, пораженный «святой болезнью», эпилепсией, избежал насилия и стал взрослым, не испытывая серьезных проблем, связанных с вступлением в сообщество, и вообще постоянной ненависти к жизни. Два старших брата оказались под воздействием насилия и, естественно, его отыгрывали. ‹

Ханс-Питер оказался между двумя мирами. Очутившись в таком подвешенном состоянии, он интериоризировал атмосферу насилия, в которой вырос, и страдал от постоянных приступов депрессии. К тому же он получил свою долю шрамов. Оказавшись в армии, он взбунтовался против начальства и был отправлен в дисциплинарный батальон. Он не отвечал на запросы кредиторов и не платил дорожные штрафы, зато смог получить диплом инженера. В процессе анализа он пришел к осознанию того, как мог жить, испытывая проклятие богов. Его отец и вся его родословная находилась под влиянием Ареса-Марса. Когда он по-настоящему усвоил, что несет на себе все бремя этого бога, он вместе с тем смог распознать существующие у него возможности выбора. Его отец находился под сильным воздействием неизвестного бога, которым он был просто одержим, но у Ханса-Питера были и другие боги-покровители. Чтобы стать самим собой, ему пришлось осознать, что ему предназначено судьбой снять заклятье, наложенное сумасшедшим богом на его семью.

Пользуясь метафорами, например, «семья, находящаяся во власти Ареса-Марса», мы тем самым признаем, что часть психики может расщепляться и проецироваться на других или же получить достаточную автономию, чтобы развиваться и взять ответственность за это на себя. Важно не спутать Самость с идеей Бога. Идентификация человека с расщепленной энергией может привести к опасной инфляции, например, к комплексу фюрера. Психика – это основа для возможного осознанного или бессознательного божественного воплощения, но идентификация с таким воплощением – это сумасшествие. Задача Эго – вступить в диалог с богом, то есть с энергией, воплощающей Образ Бога. В письме к пастору Дамуру в 1932 году Юнг поясняет:

Следовать божественной колеей – значит отдавать дань чувственному восприятию воплощенных архетипических образов, которые могут составлять ткань сновидения, присутствовать в соматическом недомогании или даже в политическом событии. Образы, которые рождаются только в голове, неполноценны, как часть потомства Зевса. По существу, это идеологии, обреченные на разложение и быстрый распад, независимо от того, в какой мере они изначально могут наполнить Эго энтузиазмом.

Когда мы понимаем, что человеческая психика – это основа божественного восприятия, молот и наковальня божественной сущности, мы познаем, по выражению Блаженного Августина: «То, что ты ищешь, находится рядом и уже идет тебе навстречу» [146]. Юнг добавил:

Боги, которые когда-то ощущались как эфемерные, в настоящее время считаются драматическим воплощением космических законов, воплощением которых являемся и мы сами, так как не отделяем себя от них. Эта встреча с богами не может произойти только по желанию; то, что при желании Эго может погрузиться на необходимый уровень психики, – это иллюзия.

Возвращение к истокам, то есть к реальности психики, часто заставляет человека отказаться от психологически удобного и стабильного группового мышления. Тогда он выпадает из ценностной системы сообщества. Более того, его приближение к истокам может произойти при условии смерти Образа Бога, который существовал в его прошлом. (Вспомним о женщине, которая сказала мне: «Моя индивидуация началась со смерти бога».) Часто с утратой прежней определенности приходит великое одиночество, заставляя многих людей превращаться в стадо, чтобы защититься от реальности живых богов. Фактически без всякого цинизма можно заметить, что задача многих религиозных институтов заключается в том, чтобы защитить свою паству от религиозных переживаний! Если человек не подчиняется легковесным уговорам толпы, то, по выражению Юнга, «ему следует отправиться на Поиски; тогда он должен узнать, что говорит его душа; тогда он должен пройти через одиночество на еще не сотворенной земле» [148].

Какое грандиозное открытие случается: человек узнает, что хочет сказать его душа! При таком отношении к реальности божественного странствия человеческая жизнь полна достоинства и устремлена к цели, как бы ни был труден путь. Прежде всего человек убеждается в существовании фундаментальной космической жизненной энергии. Юнг полагает:

Если же кризис эпохи является религиозным, а личностный кризис – невротическим, то задача заключается в том, чтобы вместе с водой не выплеснуть ребенка. Эрих Фромм совершенно справедливо предостерегает нас:

Не обращать внимания на присутствие богов или же считать его относительным – значит глубоко увязнуть в трясине модернизма. Игнорировать богов фактически значит получить гарантию, что они точно вам отомстят; эта месть примет форму либо индивидуального невроза, либо ужасных исторических событий.

Призвание души приглашает человека в путь, нравится ему это или нет. С одной стороны – разные теологические и политические тоталитарные идеи. С другой – свободный релятивизм культуры, потерявшей свою основу. Как отмечалось в первой главе, бремя смысла почти полностью возложено на светские институты. Если говорят, что даже в неврозе можно отыскать следы раненых, замученных и отверженных богов, значит, можно утверждать, что божества существуют везде, что следы присутствия богов очевидны, несмотря на внешний налет светскости и профанацию.