— А какую скорость может развить ваш аппарат? — спросила Драгана.

— Скорость?.. Четыре сверхзвуковые скорости. Это здесь, в атмосфере. Но стоит нам зайти на высоту, где нет воздуха или почти нет — там постепенно наша «Пчёлка» будет набирать скорость, равную скорости света, то есть триста тысяч километров в секунду. Но мы на большую скорость ещё не выходили: не знаем, как поведёт себя наш организм. Такие опыты мы планируем провести в будущем.

Фёдор подал пульт Драгане.

— Возьмите. Но только не сжимайте его.

Драгана протянула Фёдору ладонь правой руки, и Фёдор отдал ей пульт.

— А теперь нежно своими пальчиками, — но только нежно.

Драгана обняла пальцами пульт и чуть заметным усилием стала нажимать на указанный Фёдором рычажок. Пассажиры сразу почувствовали нарастание скорости; их прижимало к спинкам кресел, поверхность океана становилась ровной и покрывалась чуть заметной дымкой. Показавшийся берег материка приближался, за бортом проскользнул город.

— Это Джексонвилл! — воскликнула Драгана. И разжала ладонь. Скорость стала убывать. Фёдор взял у неё пульт.

— Я вижу, вы любите быструю езду. В другой раз, доверив вам управление, я буду напевать песенку «Ямщик, не гони лошадей».

Глаза Драганы сияли радостью; она отдала бы свой остров за «Пчёлку». И всерьёз подумала: «А если бы на Русском острове организовать производство таких аппаратов?.. Деньги на такое дело нашлись бы».

Фёдор показал рукой:

— Смотрите вперёд — там берега Кубы. Может быть, заедем к дяде Феде? Он сейчас отдыхает у брата Рауля.

Борис Простаков обрадовался:

— Кстати, я пролечу его своим Импульсатором. Дядя Федя жалуется, говорит, что после операции никак не может прийти в норму, потерял девятнадцать килограммов веса. Я обещал быть у него завтра, а мы прилетим сегодня. У него сегодня будет президент Венесуэлы Уго Чавес, кстати, он просил меня построить в его стране несколько клиник. Тут мы с ним и договоримся.

Драгана заметила:

— А мне и Фёдору он оставил нефтяные лепёшки, и сказал, что если мы найдём средство превращать их в жидкую нефть, он двадцать процентов от своих нефтедолларов будет отчислять на наши счета. А если вообразить, что залежи нефти под его страной в два раза больше, чем сама страна, можно себе представить, какое там богатство. Но нефть подобна мармеладу: её не высосать и не поднять. Уго криком кричит: помогите! Озолочу! Моя страна будет самой богатой в мире!

— Ну, и вы? — повернулся Павел к Драгане. — Нащупали что-нибудь?

— А ты что же?.. Если мы не найдём, так ты поможешь?

— Попытка не пытка. Возможности физики беспредельны. К примеру, ультракороткие волны: они дадут такие колебания, при которых нефть в молоко превратится. Вот только энергия… Тут может понадобится море энергии.

— А наш фотон для чего? — сказал Фёдор. — Фотон таит в себе и свет, и тепло, и силу. Вы мне только дайте расчёт: сколько нужно энергии и какова она?

Драгана смотрела на него с удивлением. И Павел, и он, Фёдор, взглянули на проблему с неожиданно новой стороны.

Фёдор позвонил Фиделю и узнал, что тот в госпитале, будет ждать их во дворе. А через минуту пилот показал на светло-жёлтое здание, стоявшее особняком на берегу океана; раскинув по сторонам корпуса-крылья и окружив себя постройками различного типа, оно прилепилось на склоне невысокого холма и едва просвечивалось из-за высоких деревьев, которыми был покрыт весь холм. Когда «Пчёлка» зависла над поляной, где гуляли и сидели на лавочках больные в одинаковых серых халатах, Фёдор приставил к губам пальцы, прося пассажиров молчать и громким разговором не тревожить покой отдыхающих. Пассажиры вспомнили, что их аппарат невидим снаружи и не производит никакого шума, и, следовательно, на близком расстоянии их разговор в салоне могут услышать гуляющие внизу люди, — они замерли и устремили взоры на поляну, ища там Фиделя. Фёдор заметил его раньше других и показал рукой: тут. И все увидели команданте и закивали головами. В халате и в белой кепочке, всё с той же бородой, но уж не такой могучий, каким привыкли его видеть в кино и на экранах телевидения, он шёл в окружении больных, о чём-то говорил и горячо жестикулировал руками. Фёдор облюбовал в отдалении ровный зелёный пятачок, приземлился, и пассажиры, как горох, высыпали из машины. Больные, конечно, увидели их, — очевидно, подумали, что это госпитальные работники, и не обратили на них внимания. Фёдор попросил товарищей побыть возле машины, а сам направился к Фиделю Кастро. И был от него ещё на порядочном расстоянии, когда команданте увидел его, взмахнул руками и громко закричал:

— Фёдор! Мой тёзка!..

Оторвался от больных и шёл навстречу. За ним следовали четыре мужика — похоже, врачи. Фидель повернулся к ним и, показывая на островитян и Фёдора, сказал:

— Это мои друзья, оставьте нас.

И когда был уже совсем близко от гостей, воскликнул:

— Как здорово, что все вы ко мне прилетели! Но где же ваш «Майский жук»? Ах, он же невидимка. Но, пожалуйста, пусть он мне покажется.

Подошёл к Драгане, почтительно склонил голову, тихо проговорил: «Ваш папаша звонил мне в госпиталь. Он очень милый, славный человек».

А в руках Фёдора пискнул электронный помощник, и авиетка стала наполняться видимой плотью. Но Фидель не сразу заметил это. Он обнимал Бориса, затем Павла — и по-отцовски, с сердечной теплотой говорил им:

— Я рад, что вы теперь вместе с Фёдором — надеюсь, мы с вами уговорим его принять от нас помощь. Я ему предлагаю деньги, одежду для пассажиров корабля, — наконец, надо же им и есть что-то! Он даже продукты от меня не хочет взять. Но если не мы, то кто же будет помогать мятежному кораблю? У меня недавно был Уго Чавес, президент Венесуэлы: его агенты доложили ему и о Русском острове, и о мятежном корабле. Он — социалист, боец за справедливость и враг американцев. Его мы тоже возьмём в свою компанию. Меня посетил и Лукашенко; вот кто мне особенно понравился! Взять бы ещё и его к нам в союзники. Что вы мне скажете?

Обнял сразу всех трёх мужиков:

— А?.. Дадим им ваш Импульсатор и ваше оружие?

Мужики молчали. Смолк и Фидель. Увидел «Жука». Всплеснул руками:

— Ну, не чудо ли этот ваш аппарат, у которого нет мотора, нет колёс, и крыльев, и хвоста! — а он летает! Да ещё как! Пусть его догонит «Мираж» — сверхскоростной истребитель Штатов. Да если бы о нём пронюхали америкашки, они бы землю грызли, а его бы у вас украли.

Положил руку на плечо Фёдора:

— Скажи ты мне: могут они украсть вашего «Жука» и разгадать его секреты? Вот это было бы страшно. Этого я боюсь.

— А вы, господин президент…

— Не надо!.. Не обзывайте меня так. Президент есть в Америке, и у вас там, в старом свете есть куча президентов. А я такого звания не хочу. Пусть для других я буду команданте, а для вас дядя Федя. Меня так назвал Ваш Никита Хрущёв — самый уважаемый для меня из русских. Он дал нам ракеты, отпугнул американцев — он для Кубы отец родной. Мы любим Хрущёва, мы любим русских. А теперь вот у нас и новые друзья — и тоже из русских…

Фидель распрямился, задумался, смотрел в небо. Ещё минуту назад он горбился, тяжело держал большую, теперь уже совсем седую голову, но тут он расправил плечи, устремил взгляд в небо над океаном. Под тяжестью болезни и только что перенесённой операции он, казалось, с трудом держался на ногах, но взгляд его карих, широко раскрытых глаз вновь горел огнём непобедимой жизни. Похудевший на двадцать килограммов, он не казался таким могучим и спокойным, как прежде, но прежними оставались его глаза. Они устремлены вдаль, в будущее; вождь непокорённого кубинского народа, кумир молодёжи всего мира, он в эту минуту напоминал Дон Кихота; как и тот, храбрейший рыцарь и благороднейший борец за счастье человечества, кубинский вождь излучал энергию Спасителя мира; казалось, вот сейчас к нему подойдёт Санчо Панса, подведёт Росинанта, подаст пику и благороднейший идальго устремится в даль, видимую одному ему, и зачнёт крушить Америку, ставшую ненавистной для всего мира, и освободит от неё людей, и зажжёт над миром солнце свободы.