Новый Орлеан встретил Рэйчел теплым бризом. В мягком, насыщенном ароматами цветов воздухе она различила еле заметные оттенки запаха моря. Взяв такси, она доехала до набережной.

И вот она сидит на берегу, глядя на мерно набегающие волны. Был вечер, солнце стремительно скатывалось к горизонту. Она не заметила, как стемнело. В голове ее снова и снова вертелись одни и те же слова, жалящие ее, уязвляющие, ранящие ее душу. Она не слышала ни музыку, доносящуюся из прибрежного кафе, ни мужских голосов, окликавших ее. Она не столько думала о том, что говорила Донна и что отвечал ей Кирк. Не размышляла о его расчетливости, не приходила в ярость от того, что он предпочел ей Донну. Нет. Ей было больно осознавать, что любовь для нее остается недостижимой мечтой.

Рано лишившись материнской любви, она так и не познала любви отцовской. Кирк поманил ее обещанием нежности и преданности. Она не сразу распахнула перед ним свою душу, но он был очень настойчив и терпелив в своих ухаживаниях, был безукоризненно вежлив. Вставал, когда она входила в комнату, открывал перед ней дверь, преподносил цветы, сопровождал на благотворительные балы и концерты. Он был предупредителен. Никогда не приходил к ней без предварительного звонка, не дарил ненужных вещей, не докучал излишним вниманием, но обращался с ней так, как будто она была настоящим сокровищем для него. Сокровищем? Ну да, ценным приобретением. Дочь Фрэнка Макгнота нужна была ему, как пропуск на строго охраняемый объект.

Но даже не лицемерное поведение Кирка, не алчная чувственность Донны, а предательство отца подкосило Рэйчел. Значит, то, что отец позволил умереть ее матери, своей первой жене, — не случайность. Богатство и власть — вот идолы, которым он поклоняется. Сначала он оставил свою семью, чтобы благодаря Донне подняться по карьерной лестнице, сейчас он использует свою дочь, чтобы получить доступ в политическую элиту.

Накинув ремень дорожной сумки на плечо, Рэйчел шагала по набережной. Мимо проплывали освещенные витрины магазинов, мельтешащие огни на фронтонах кафе слепили ее, разноголосица песен, льющихся из динамиков, оглушала. Рэйчел свернула на дорожку бульвара. Теперь она шла между рядами шелестящих листвой пальм, и только огоньки сигарет выхватывали из тьмы лица незнакомцев.

Один мужчина окликнул ее, затем еще один, темный силуэт двинулся ей навстречу… Она поспешила вынырнуть из темноты под свет уличных фонарей. Рядом с ней притормозила машина. Кто-то свистнул ей из салона. Она не ответила и, озираясь по сторонам, почти побежала. Вровень с ней по улице медленно ехал автомобиль. С ней поравнялся еще один мужчина. Высокий, худощавый, в крикливой цветастой рубашке.

— Красотка, не надо так спешить. Зачем убегаешь? Хочешь работать в одиночку? Не боишься, что тебя обидят?

Его цепкие пальцы схватили ее за локоть, развернули к себе. Холодный, режущий взгляд готов был пронзить ее насквозь.

— Извините, вы ошиблись, наверное, — сказала она, не опуская глаз. Он не должен видеть, что она испугана, что она одна и ее защитить некому.

На секунду черты его жесткого лица смягчились. Внезапно она поняла, что ей необходимо избавиться от этого несущего опасность человека. Она метнулась к шоссе и замахала обеими руками. Машина остановилась немного впереди, дожидаясь ее.

И тут она споткнулась и упала на колени посреди улицы. Мужчина в цветастой рубашке склонился над ней.

— Малышка совсем одна… Такая беззащитная.

Краем глаза Рэйчел видела машину, все еще ждущую, словно водитель не мог решить, стоит ли ему вмешиваться. Она знала, что, если он уедет, у нее не хватит сил избавиться от этого неприятного, таящего опасность мужчины. Но силы оставили ее, слезы подкатили к глазам. Сидя на коленях и обхватив обеими руками дорожную сумку, она плакала навзрыд. Ей было все равно, что о ней кто подумает. Ей было плевать на все. Ей было плевать на полу длинной цветастой рубашки, на светлые мятые брюки, которые она видела краем глаза, на тяжелый перстень с крапинами бриллиантов на пальце мужчины. Она не знала, зачем он остановился рядом, она не надеялась ни на его снисходительность, ни на сострадание. Она сидела на медленно остывающем от ночного воздуха тротуаре, а человек в цветастой рубашке стоял рядом, и до нее доносился запах табачного дыма… Она со страхом подумала, что вот сейчас он докурит гною сигарету, бросит окурок на землю, растопчет каблуком и… Что будет с ней? Ей не убежать, не скрыться от этого темного человека.

Когда она услышала, как открывается и закрывается дверца машины и кто-то идет к ней, она с надеждой подняла голову. Лицо водителя слилось с темнотой ночи. Он остановился чуть поодаль, заговорил. Жесткость в голосах обоих мужчин подсказала Рэйчел, что они спорят из-за нее.

Темнокожая рука протянулась к ней и взяла за запястье, грубо дернув вверх. Вторая рука схватила ее сумку. Он повел ее к машине. У нее не хватало сил ни чтобы отбиться, ни чтобы спросить, куда ее везут и что он хочет с ней делать. У нее не хватало сил ни взглянуть на него, ни заговорить с ним. Он тоже молчал. Каждый раз, когда машина останавливалась у перекрестка, у Рэйчел возникала мысль, что можно легко открыть дверцу, выйти и убежать, но она не убегала. Силы ее оставили.

6 Хью

Он тогда впервые увидел ее. Худенькая, с собранными в хвост каштановыми волосами, она сидела на корточках перед клумбой, на которой алели махровые бегонии. На ней был голубой с белыми полосками трикотажный костюм: тенниска с короткими рукавами и бриджи, закрывающие колени. Она не могла не слышать, как он подошел, но не обернулась. Ее рука тянулась к цветку, и он отметил, какие у нее тонкие, длинные пальцы. Кроме того, он успел заметить трогательную гибкость ее шеи, узость талии и изящные щиколотки. Ему всегда нравились женщины с такими фигурами.

Хью был взволнован той встречей. Отчего? Он и сам не знал. Девушка ухаживает за цветами, что в этом особенного?

Когда же Фрэнк Макгнот представил ее как свою дочь, Хью немного опешил. Очень странно, что она совершенно не готова к праздничному приему Гости во фраках и вечерних платьях уже начали съезжаться, а дочь мультимиллионера разгуливает по саду без макияжа, в трикотажном костюмчике и босиком! Разве ей безразлично, как она выглядит? Неужели девушке, как и ему, в тягость светские приличия?.. Хью был удивлен. Его знакомые женщины слишком большое внимание уделяли своему внешнему облику и предпочли бы скорее умереть, но не попасть кому-то на глаза в ненадлежащем виде. Хорошенькие, со вкусом одетые, они одаривали его своим вниманием, но бывали разочарованы его холодностью. В меру приличия он был вежлив с ними, но его сердце в их присутствии билось ровно.

Хью слыл закоренелым холостяком. Ему казалось, что он не создан для семейной жизни и может оставаться самим собой лишь в статусе холостяка. Он дорожил своей свободой и не хотел себя связывать никакими обязательствами. Однажды он уже был женат, но брак оказался неудачным. После годичного совместного существования под одной крышей он недоумевал, как мог так обмануться. До замужества милая и обаятельная девушка в супружестве превратилась в капризную и глупую стерву. Безудержная погоня за развлечениями, стремление заполнить шумом ночных дискотек пустоту в себе — вот что составляло ее каждодневное существование. К тому же в своих пристрастиях к шумным сборищам она не знала ни удержу, ни оглядки. С ней он чувствовал себя как загнанная лошадь, которую то и дело хлещут кнутом и вонзают в бока шпоры. Хью не был нелюдимом. Знал, что такое по-настоящему рисковать жизнью, и, может быть оттого, что не раз был на волосок от гибели, особенно ценил каждый момент.

В их доме царил сумбур, обстановка представляла собой случайно собранные вещи. Не было ни особых ритуалов вроде милых семейных ужинов или тщательно накрытого к завтраку стола с двумя чашками кофе и хрустящими круассанами. У них с женой не было своих собственных праздников вроде дня первого поцелуя или встречи майского рассвета, ибо только теплом и лаской можно связать воедино и наполнить смыслом подобные ритуалы. Каждый из них жил своей жизнью, и было естественно, что они расстались.