— В определенном смысле, — Кирк говорил тихо, будто беседуя сам с собой, — в определенном смысле то, что ты говоришь, имеет под собой основания. Ты можешь расценивать это как мою небольшую слабость. Кто-то играет на саксофоне, как Ричард Гир, кто-то любит выпить, как наш бывший президент. А кто-то любит свою жену и при этом отдает дань красоте других женщин. В этом мужская природа. Из этого не следует, что я не признаю твоих достоинств и должен отказаться от брака с тобой.

— Я так не считаю.

— Салли, еще два коньяка и десерт! — крикнул Кирк.

— Тебе понравилась официантка, ведь так? — спросила Рэйчел. — И ты прикидываешь, как назначить ей свидание. Я угадала?

— Нет, совсем не так, — покачал головой Кирк. — Нет… Ты ошибаешься… — Его взгляд выражал растерянность.

— Кирк, признайся. Признайся самому себе…

Салли поставила на стол два бокала и блюдо с нарезанными тонкими ломтиками фруктами и крупными ягодами черного и янтарного винограда.

— Желаете еще что-нибудь? — осведомилась она.

— Нет, спасибо, — вежливо ответила Рэйчел.

Как только Салли отошла, Кирк, глядя в холодные, будто отражающие свет глаза Рэйчел, начал:

— Ты знаешь, чтобы успешно продвигался бизнес, нужна поддержка в эшелонах власти. Определенные позиции в бизнесе не позволяют твоему отцу занять важный политический пост. Фрэнк делает ставку на меня. Я готов на все, чтобы оправдать его доверие, и когда я думаю о будущем, то возникает картина благополучной семейной жизни. Но что по-твоему семья? Когда муж как приклеенный сидит около твоих ног? Ты достаточно взрослая, чтобы понимать: семья — это то место, куда хочется возвращаться, чтобы отдохнуть, набраться сил. Ведь даже зверь возвращается в свою нору, чтобы зализать раны, полученные в драке. А политика — это очень, очень жестокая борьба. И мне, как никому другому, нужен крепкий тыл…

— И достаточно богатая супруга, — добавила Рэйчел, давая понять, что ее не проняло красноречие Кирка. — Я тебе рекомендую найти слепую и глухую жену, которая будет спокойно сидеть дома в то время, пока ты будешь развлекаться с какой-нибудь очередной красоткой.

Кирк покачал головой. Рэйчел смотрела на него, пытаясь уловить хоть тень раскаяния, но не могла прочесть на его лице ничего, кроме самодовольной уверенности.

— Ты никак не можешь простить мне Донну. Но если бы ты могла понять… Если бы захотела! В том, что случилось в гостевом домике, мало моей вины. Ты же знаешь, как трудно устоять перед напором твоей мачехи. С такими женщинами лучше дружить, чем наживать в них врага. И все же я готов признать — это было моей большой ошибкой. Может, самой большой ошибкой моей жизни. — Он потянулся к ней, коснулся пальцем ее ладони.

— И много-много маленьких ошибочек в виде официанток, секретарш и прочих. — Рэйчел отдернула руку. — Согласись, я права. Ты как голодный кот у витрины рыбной лавки.

Кирк вытер свою взмокшую от напряжения ладонь полотняной салфеткой, сделал глоток коньяка. Он чувствовал, как горячая волна раздражения накрывает его с головой.

— Если хочешь знать правду…

— Правду? Разве ты знаешь, что это такое? Для тебя лгать то же самое, что дышать. Ты так поднаторел в искусстве лжи, что забыл, что такое искренность и откровенность.

— Ты так считаешь?

— Я в этом уверена. Разве не так? Скажи, разве ты не облизываешься от вида смазливого личика или упругой попки какой-нибудь простушки-красотки? Тебе не кажется, что это низко рассматривать женщину только как объект для удовлетворения своего неуемного сексуального аппетита? Как далеко ты ушел от самца гориллы, завоевавшего власть в стае для того, чтобы спариваться с самками?

— Да такова вообще мужская природа! — Кирк уже не мог сдерживаться. — Когда я думаю о будущем, о тех возможностях, какие дает власть, я думаю обо всех женщинах, каких я могу заполучить. Знаю, я такой не один, в том нет моей исключительности. Затащить свеженькую красотку в свою постель — это стремление свойственно всем мужчинам, за исключением импотентов и гомосексуалистов. Да, мне нравится сидеть рядом с тобой. Но мне нравится и Салли, и Донна, и Сесили… — Он прикусил язык, кровь бросилась ему в лицо.

— Кто такая Сесили?

— Не важно, — отмахнулся он и поспешил продолжить: — Мне нравятся актрисы, допустим, Анжелина Джоли, мне нравятся танцовщицы, модели… Я ощущаю себя счастливым рядом с взращенной красотой, на которую потрачены многие и многие годы. Мне нравятся женщины, будто специально созданные для того, чтобы ими восхищались все, но обладали очень и очень немногие… И я хочу быть из тех избранных, кому открыт доступ к самому лучшему, будь то еда, выпивка или женщины. — Он допил коньяк и отщипнул виноградину. — Вот так. Я рад, что сказал тебе все это. Пусть между нами не будет недомолвок.

— Между нами не будет недомолвок, — повторила Рэйчел лишенным эмоций голосом.

— Ты сама того хотела, — жестко ответил Кирк, уже сожалея о сказанном и раздражаясь на Рэйчел, потому что она заставила его раскрыть душу. — Но повторяю: это нормально для здорового молодого мужчины. Любить и уважать свою жену и желать других женщин.

Рэйчел смяла салфетку в руке и бросила на тарелку.

— Ты уверен, что любишь меня? Ты уверен, что хочешь видеть меня своей женой?

— Я люблю тебя, и я хочу, чтобы ты стала моей женой, — повторил Кирк, как отличник за учительницей. — Ты хорошо образована и красива. — Кирк накрыл ее руку своей. — Если ты хочешь свободы… в рамках приличия, конечно…

Она убрала свою руку.

— А если ты когда-нибудь встретишь женщину, которую полюбишь по-настоящему… Так полюбишь, что тебе станет не нужна никакая другая…

— Не говори глупостей. — Кирк придвинулся к ней, погладил по плечу.

Рэйчел перехватила его руку. Глаза ее потемнели от гнева.

— И все же… Наступит день, когда ты встретишь настоящую любовь и уйдешь от образованной, красивой, обладающей всеми достоинствами жены…

Кирк молчал, его взгляд остановился на Салли, облокотившейся на барную стойку.

— Уйдешь? — повторила Рэйчел. — Отвечай. Не молчи. Я права?

Кирк повернул голову к ней.

— Никогда. Я люблю тебя и доказал это. Разве я тебе устроил сцену после того, как ты, не предупредив, сбежала? Мне все равно, как ты проводила время без меня в Новом Орлеане. Я не пристаю к тебе с вопросами. Думаешь, я поверил в сказки про пансионат, уединение и прочие женские штучки? Мне известно, что твое уединение было фиктивным. Я даже знаю, с кем ты его разделила. Как тебе этот мужлан Хью Ларсен? — Он со злорадством заметил, как вспыхнули глаза Рэйчел. Откинувшись на мягкую спинку стула, Кирк скрестил руки на груди. — Ну-ка расскажи, как ты проводила время в компании этого обладателя крепких кулаков?

— Если ты завел связь с моей мачехой, я посчитала для себя возможным приглядеться к другим кандидатурам на роль преданного супруга. И, знаешь, Хью показался мне вполне… вполне достойным мужчиной.

— Не хочешь ли ты сказать, что этот… этот… Что весь этот разговор ты затеяла, чтобы я почувствовал себя виноватым? Ты обвинила меня во всех не совершенных мною грехах, чтобы просто-напросто дать мне отставку? Ты хочешь разорвать помолвку? И ради кого… Ты сошла с ума!

12 Донна

Она остановилась перед порыжевшим от времени гобеленом, изображавшим сцену охоты.

— Шотландия. Конец семнадцатого века.

Донна повернула голову в сторону говорившего, отметив про себя свежесть лица и худощавость фигуры говорящего. Мужчине было не больше тридцати, и он обладал всеми теми качествами, в которых она так нуждалась. Ей вспомнилось последнее свидание с Кирком, и на нее нахлынула волна жаркого сексуального желания, в последнее время остро мучившего ее.

Не оглядываясь, она поспешила из галереи. Серебристый «линкольн», предоставленный ей отелем, тут же подкатил к входу. Седовласый шофер в униформе открыл перед ней дверцу машины.

Они подъехали к утопающему в зелени отелю, где она останавливалась, когда бывала в Майами. Донна вошла в роскошное фойе, прошлась по ковровой дорожке.