— Интересно… — проговорил «Лео Штейн.

— Что вы сказали?

Мистер Пойнтц взял сумочку, оглядел пустующее гнездо с сохранившимся кусочком пластилина и медленно произнес:

— Камень мог выпасть. Нужно поискать еще.

Поиски возобновились, но на этот раз проходили в тягостной тишине. В комнате чувствовалось напряжение.

Один за другим участники поисков оставили это занятие. Все стояли и молча смотрели друг на друга.

— Бриллианта в этой комнате нет, — прервал тишину Штейн.

— И никто из нее не выходил, — многозначительно добавил сэр Джордж.

Повисла пауза, прерванная расплакавшейся Евой.

— Ну, ну, — неловко произнес ее отец, похлопывая дочь по плечу.

Сэр Джордж повернулся к Лео Штейну.

— Мистер Штейн, — начал он, — вы сейчас произнесли что-то вполголоса, а когда я переспросил, не захотели повторить. Но так уж вышло, что я слышал ваши слова. Это было сразу после того, как Ева заявила, что никто из нас не видел, куда она спрятала настоящий камень. И вы сказали: «Интересно». Думаю, мы должны допустить вероятность, что кто-то все же это заметил, и этот кто-то находится сейчас в комнате. Я полагаю, единственно возможный и справедливый выход — это каждому из присутствующих согласиться на обыск. Бриллиант не мог покинуть комнаты.

Если уж сэр Джордж входил в роль настоящего английского джентльмена, сравниться с ним не мог никто. Его голос даже зазвенел от благородного негодования.

— Однако же неприятно все это, — грустно заметил мистер Пойнтц.

— Это я виновата, — всхлипнула Ева. — Но я ведь не хотела…

— Выше нос, детеныш! — мягко проговорил мистер Штейн. — Никто тебя и не винит.

Мистер Лезерн в присущей ему медлительной педантичной манере произнес:

— Что ж, несомненно.., думаю, предложение сэра Джорджа встретит единодушное одобрение. Лично я за.

— Согласен, — сказал Эван Левеллин.

Миссис Растингтон взглянула на леди Мэрроуэй и, встретив легкий кивок, встала и скрылась с ней за ширмой. Всхлипывающая Ева отправилась вслед за ними.

В дверь постучал и получил приказание удалиться официант.

Еще через пять минут восемь человек недоверчиво смотрели друг на друга.

«Утренняя Звезда» растворилась в воздухе.

Мистер Паркер Пайн задумчиво созерцал смуглое взволнованное лицо сидящего против него молодого человека.

— Ну, конечно же, — сказал он, — вы валлиец[45], мистер Левеллин.

— Господи, а это-то здесь при чем?

Мистер Паркер Пайн взмахнул своей крупной и тщательно ухоженной рукой.

— Совершенно ни при чем, полностью с вами согласен. Просто я увлекаюсь классификацией эмоциональных реакций, проявляемых различными этническими группами, только и всего. Давайте вернемся к вашей проблеме.

— Собственно говоря, я и сам не знаю, почему пришел к вам, — сказал Эван Левеллин.

Молодой человек выглядел осунувшимся, и его руки явно не находили себе места. Он не смотрел на мистера Паркера Пайна, пристальное же внимание джентльмена заставило его чувствовать себя крайне неуютно.

— Не знаю, почему я пришел к вам, — повторил он. — Хотя куда я еще мог пойти? И что я вообще мог сделать? Вот эта-то абсолютная беспомощность меня и добивает. Я увидел ваше объявление и вспомнил, что один парень как-то говорил, что вы здорово ему помогли. Ну.., я и пришел! И чувствую себя теперь полным идиотом. В моем положении не поможет уже никто и ничто.

— Вовсе нет, — возразил мистер Паркер Пайн. — Вы попали точно по адресу. Я специалист по несчастьям, а это дело, несомненно, причинило вам большую неприятность. Вы уверены, что все происходило именно так, как вы рассказали?

— Вряд ли тут можно что-нибудь упустить. Пойнтц вынул свой бриллиант и пустил его по кругу. Это чертово дитя Америки прикрепило его к своей дурацкой сумке, а когда мы подошли взглянуть на нее, бриллианта там уже не было. Его вообще ни у кого не было! Мы обыскали даже старого Пойнтца — он сам это предложил. И, готов поклясться, в комнате его не было тоже! А ведь из нее никто не выходил.

— Возможно, официанты? — предположил мистер Паркер Пайн.

Левеллин отрицательно покачал головой.

— Они ушли еще до того, как девочка начала всю эту возню, а потом старый Пойнтц запер дверь, чтобы нам не мешали. Нет, это сделал кто-то из нас.

— Ну, в этом можно и не сомневаться, — задумчиво произнес мистер Паркер Пайн.

— Эта проклятая газета! — горько воскликнул Эван Левеллин. — Конечно же, они меня подозревают. Это была единственная возможность…

— Расскажите мне в точности, как это произошло.

— Да ничего особенного. Я открыл окно, свистнул мальчишке, бросил ему монетку, а он мне — газету. Но это, как вы понимаете, единственно возможный путь, каким бриллиант мог покинуть комнату — чтобы я передал его поджидавшему на улице сообщнику.

— Возможный, но не единственный, — поправил его мистер Паркер Пайн.

— Вы можете предложить какой-то еще?

— Раз это не ваших рук дело, значит, был другой.

— Ах, вот оно что. Я-то надеялся на что-нибудь более определенное. Что ж, могу только повторить, что я не бросал бриллиант из окна. Впрочем, я не надеюсь, что вы мне поверите — или кто-то еще.

— Да нет же, я вам верю, — возразил мистер Пайн.

— Но почему?

— Вы не криминальный тип, — объяснил мистер Паркер Пайн. — То есть не тот криминальный тип, что крадет драгоценности. Несомненно, есть преступления, которые способны совершить и вы, но сейчас мы не будем в это углубляться. Важно то, что я не вижу вас в роли похитителя «Утренней Звезды».

— Остальные видят, — горько заметил Левеллин.

— Понимаю, — сочувственно отозвался мистер Пайн.

— Они так на меня смотрели… Мэрроуэй, так тот просто поднял газету и взглянул на окно. Он ничего не сказал — зато Пойнтц все прекрасно понял. Я просто читал их мысли. И хуже всего то, что прямо меня так никто и не обвинил.

Мистер Паркер Пайн понимающе кивнул.

— Это хуже всего, — подтвердил он.

— Да. Просто подозрение. Тут ко мне наведывался парень с вопросами — самыми формальными, как он сказал. Я так понимаю, полицейский в штатском. Очень вежливый — никаких намеков. Ему просто было любопытно, что у меня все не было и не было денег, а потом они вдруг взяли и появились.

— А это так?

— Ну, в общем, да. Немного повезло на скачках. К сожалению, я ставил не в конторе — так что никаких квитанций, чтобы это подтвердить. Опровергнуть, конечно, тоже нельзя, но уж очень это со стороны выглядит подозрительным.

— Согласен. И все же им потребуется куда больше фактов, чтобы предпринять официальные шаги.

— О! Вот как раз официального обвинения я боюсь меньше всего. В каком-то смысле это даже было бы лучше. Хоть знаешь, на каком ты свете. Как же это ужасно чувствовать, что все считают тебя вором.

— И особенно одна персона?

— На что вы намекаете?

— Предполагаю, и ничего больше, — снова отмахнулся своей ухоженной ручкой мистер Паркер Пайн. — Ну так что же, одна из них имеет-таки место? Миссис Растингтон, скажем?

— Почему сразу она? — осведомился Левеллин, густо краснея.

— Ну, дорогой мой… Совершенно очевидно, что чье-то мнение вас особенно волнует, и, скорее всего, это мнение женщины. Какие же дамы имеются у нас в наличии? Маленькая американка? Леди Мэрроуэй? В глазах последней вы, скорее всего, только выиграли бы, сумей провернуть такое дельце. Я немного знаю ее. Значит, остается миссис Растингтон…

Левеллин не без усилия выговорил:

— Она.., у нее.., очень печальный опыт. Ее муж был законченным негодяем. Это отбило у нее желание доверять кому бы то ни было. Она.., если она думает…

Эван Левеллин запнулся, не зная, как объяснить.

— Понятно, — спас его мистер Паркер Пайн. — Я вижу, дело действительно серьезное. В этом следует разобраться.

Эван Левеллин коротко рассмеялся.