— Построиться во дворе! — приказал я. Они неохотно повиновались.

— Через полчаса вы должны покинуть замок с вашими вещами! Вы больше не принадлежите товариществу. Тот, кто останется здесь по прошествии этого времени, нарушит закон о неприкосновенности жилища. Разойтись!

Затем я вернулся в зал и объявил об этом остальным. Они выслушали молча…

Я вернулся к себе. На душе было тяжело. Жалко тех, что ушли, жалко, что прекратила существовать целая колонна, жалко, что пролегла трещина… Но я победил, и служба пошла далее без последствий.

Через несколько дней мне стало известно, что военно-морской флот приглашает бывших офицеров торгового флота на службу для пополнения офицерского корпуса. Тяга к морю жила во мне всю жизнь; теперь она стала страстной. На последовавший запрос, даю ли я свое согласие, я ответил «да».

Так в январе тысяча девятьсот тридцать третьего года я оказался в Штральзунде. И свою службу в военно-морском флоте начал с самого начала, матросом.

«Большая приборка».

Старт под водой

Для мужчины, который становится солдатом, начинается новая жизнь. Личная свобода для него сжимается, становится второстепенной. На первое место вступает приказ, жесткая законность военной службы. Солдат всегда на службе. И все остальные события жизни отходят на второй план.

Совершенно верна старинная установка: «Кто в Пруссии клянется знамени, тот не имеет больше ничего, что принадлежало бы ему». Именно в таком духе и проходило мое военное обучение. Служба и большие политические события заслоняли собой все остальное.

По завершении обычного военно-морского образования я был откомандирован в Киль, в школу подводного плавания.

Рекруты Военно-морских сил.

Сначала подготовка в школе была посвящена освоению теории, которой в течение первых недель обучения мы были уже сыты по горло. Затем, с конца февраля, начиналась практика.

И вот, наконец, настал день, когда мы впервые вышли в море на подводной лодке. Я отчетливо помню этот день. Он был ветреным и прохладным. Все подводные лодки флотилии шли кильватерной колонной вдоль Кильского канала. На каждой лодке — по нескольку учеников-офицеров. Я находился на U-3.

Когда мы прибыли в район погружения, все спустились с мостика через рубочный люк вниз, в центральный пост. Несмотря на знание теории, мы беспомощно озирались в тесном пространстве отсека. Яркий белый свет плафонов отражался в стекле, никеле и латуни. Путаница электрических проводов, переплетения трубопроводов сжатого воздуха, нагромождение маховиков. В центре отсека — шахта перископа, рядом с ней — главный компас.

Шум дизель-моторов, который наверху смягчался шумом волн, был здесь таким, что с непривычки невозможно было понять ни одного слова. От их работы все дрожало и вибрировало. Кроме того, всепоглощающий запах стали и масла…

Мы представились старшему инженер-механику. Хитро поглядывая по сторонам, он начал свой первый инструктаж словами: «Никогда не забывайте, мои господа, отмечаться, когда Вы хотите подняться наверх на лодке, готовой к погружению. Иначе с вами может произойти то же, что с легендарным лейтенантом Мюллером. Если бы он не выпустил в штаны пузырь, когда у него из под ног лодка ушла под воду, то захлебнулся бы, как мокрая крыса…».

Короткая команда с мостика: «Приготовиться к погружению!»

Команда репетуется в отсеки. Тут же следуют ответные доклады: «Нос к погружению готов!.. Корма к погружению готова!.. Центральный к погружению готов!»

Затем началось учебное погружение. Остановлен дизель, закрылась выхлопная труба, с глухим щелчком захлопнулась крышка люка…

«Никогда не забывайте закрывать вентили…», продолжал старший инженер-механик приглушенным голосом, «иначе с вами может случиться то же, что и с U-3в заливе Хайкендорфер. Они были в учебном плавании. Кто-то при погружении не закрыл клапан вдувной вентиляции. Вода устремилась в отсек и попала на аккумуляторную батарею. Короткое замыкание. Газы. Командир лодки и еще двое с ним в боевой рубке едва не задохнулись. Эти двое были большие люди, Веддиген и Фюрбрингер». [89]

Его слова прервал резкий звук ревуна. Заработали электродвигатели. Завращались маховики клапанов, загудел вытяжной вентилятор: проверка корпуса на герметичность. Старший инженер-механик объявил: «Разрежение двадцать миллибар. Слушать в отсеках». Затем тишина… Только гудящее пение электродвигателей. И время от времени — перекладка руля. Спустя две минуты — доклад старшего инженера-механика: «Давление постоянное». И — приказание из боевой рубки: «Приготовиться на клапанах вентиляции!» Доклад: «Готовы на клапанах вентиляции». — «Открыть клапана вентиляции!»

Четверо матросов присели и рванули вниз рычаги манипуляторов вентиляции балластных цистерн. Мощный шипящий звук, сопровождающий выход воздуха из цистерн через клапана вентиляции.

Лодка стала медленно дифферентоваться на нос, появилось чувство парения в воде, как на воздушном шаре. Затем дифферент выровнялся. Наступила мертвая тишина. Никто не проронил ни слова. Никто не передвигался.

Только старший инженер-механик вполголоса отдавал приказания рулевому на горизонтальных рулях.

С шумом лифта поднялась труба перископа. Командир по очереди пригласил нас в боевую рубку. Я впервые увидел внешний мир в перископ. Поле зрения ограничивалось клочком неба и поверхности моря, и периодически закрывалось зеленой волной.

Затем мы должны были по очереди управлять рулями глубины с помощью больших штурвалов.

Через некоторое время раздается команда командира: «Внимание, в отсеках! Приготовиться к покладке на грунт на глубине двадцать один метр». Старший инженер-механик докладывает: «Пятнадцать метров… восемнадцать метров… двадцать метров… Стоп, обе машины!»

Легкий толчок. И вот мы лежим на грунте.

«Глубина двадцать два метра. Отрицательная плавучесть две тонны», доложил старший инженер-механик.

В половине первого обед. Стол накрыт в носовом отсеке. На обед суп, ромштекс и фрукты, как для офицеров, так и для команды. Все вкусно и в достатке.

Отсек довольно тесен и напоминает туннель. Иногда слабое бульканье свидетельствует о том, что мы лежим на дне Кильской бухты на глубине двадцать два метра. Из кормы доносится шум, какой производит при работе ручной насос.

— Что это? — спросил Шрайбер, один из нас, стажеров.

Командир промолчал, а боцман ухмыльнулся:

— Там кто-то пытается опростаться за борт, — охотно объяснил он. — А ватерклозет с ручным приводом. Рискованное мероприятие на глубине двадцать два метра!

Круглое лицо его сияло от предвкушения удовольствия. Он нашел возможность выступить с темой, которая будоражила его воображение. «Это еще что! — продолжал он яро. — Вот во время войны как бывало. Называется это „защемить задницу“, господин лейтенант. Защемить во имя отечества! Так как „круглые дукаты“ моряка, выброшенные за борт, всплывают на поверхность и могут выдать местоположение лодки. Один ветеран-подводник рассказал из времен войны такой случай. Они лежали на грунте тридцать шесть часов…»

— Не могли бы Вы найти для застольной беседы другую тему?! — сказал командир.

Мы провели на грунте два часа. Затем обучение продолжилось. Мы всплыли: сначала на перископную глубину, а затем — на поверхность.

От тяжелого воздуха немного поташнивало. Он был насыщен углекислотой и прогорк от запаха топлива.

С тех пор я много поплавал на лодках, и пребывание под водой стало для меня совершенно обычным делом, но воспоминание о первом погружении осталось в памяти навсегда. Потому что люди и вещи воспринимаются всегда ярче и памятнее либо при первой встрече, либо при расставании с ними…