— Это сделала вот она, — ответил Скелет, одновременно напрягаясь, чтобы вовремя прыгнуть и не дать Геннадию убить Хельгу на месте. Но это оказалось напрасным и излишним.

Геннадий сначала опешил, потом в глазах его появилось недоверие, а потом он вдруг взглянул искоса на Хельгу, которую держал под руку, и неожиданно усмехнулся.

— Да? — как бы задумчиво произнес он. — Ну что ж, это очень хорошо… Ну, пойдемте.

Скелет понял, что Геннадий все осмыслил мгновенно и даже обрадовался, что сможет насладиться местью в спокойной обстановке.

Они быстро вышли на улицу. Перед моргом стояло две машины — одна из них принадлежала бандитам, а другая Феликсу.

— Ты можешь вести машину? — обратился Геннадий к доктору.

— Могу, — ответил тот, едва шевеля губами.

— Нет, не можешь, — оценил его состояние Геннадий Андреевич. — Я сам поведу машину, садись.

Скелет тут же подумал, что с самого начала недооценивал Геннадия Андреевича. Он соображал едва ли не лучше всех в ту минуту. Голова его была ясной, и мысль работала четко.

Он сам понял, что нужно обязательно увести отсюда, от входа в морг, машину Феликса. Бандитская пусть стоит. И его, Геннадия, машина, пусть стоит. Она все равно вдалеке, так что можно будет потом если милиция спросит, сказать, что он знать ничего не знает, а машину оставил в том месте просто случайно. Машина Скелета вообще стояла за углом так что о ней не стоило беспокоиться.

За руль сел Геннадий, рядом с ним — Феликс На заднее сиденье посадили санитара и Хельгу, на них навалился Скелет с пистолетом в руке.

— Будете дергаться — застрелю, — пообещал он на полном серьезе. Но оба захваченных не произносили ни звука. Санитар иногда стонал, плевался кровью изо рта и кривился, хватаясь за бок. А Хельга бледная как смерть, закусила свои красивые губы до крови.

Феликс обернулся к ней и увидел, как острые белые резцы впились в кроваво-красные накрашеные губы, и вдруг подумал о том, как Хельга похожа на вампира. Никогда она не казалась ему похожей на упыря, только сейчас…

Это вообще было его первой более или менее связной мыслью за последние минуты. Он взглянул на часы, чтобы удостовериться, сколько же времени он пробыл в беспамятстве от потрясения.

Боже мой, подумал он тут же. Всего десять минут. Десять минут назад он входил вот в эту железную дверь и еще ничего не знал о том, что его ждет. И не только о бандитах. Он ничего не знал о Хельге, в какое холодное чудовище она превратится через несколько секунд.

Это было всего десять минут назад… Эти десять минут вместили в себя так много, что Феликс не мог сразу даже восстановить ход событий. Была белая залитая мертвенным светом операционная морга.

Был ставший вдруг неузнаваемым голос Хельги. И она сама — уже не возлюбленная, не ласковая несчастная женщина-красавица, не бывшая однокурсница… Нет, было чудовище, злобный монстр, который не знает ни жалости, ни сострадания, а только способен, издеваясь, смотреть на жертву своим выпуклым ледяным глазом…

Потом была мгновенная схватка. Ворвался Скелет, стал кричать и стрелять. Это было уже, когда один из бандитов подошел к Феликсу поближе и он успел проститься с жизнью.

Потом Геннадий Андреевич — вот уж поистине неожиданное явление…

— Куда поедем? — спросил Геннадий, поворачивая голову к Скелету.

«Прямо как шофер такси», — хотел пошутить в ответ сыщик, но не нашел в себе сил улыбаться.

— Скорее куда-нибудь, — ответил он. — Сначала надо уехать отсюда. А потом мы решим.

— Хорошо, — ответил Геннадий, трогаясь с места. — Пусть милиция разбирается тут с трупами, мы свое дело сделали.

Машина помчалась по пустынной улице.

— Сверните куда-нибудь, — посоветовал Скелет. — Мы можем встретить милицию, и они запомнят наш номер… Или еще что.

— Не думаю, что запомнят, — сказал Геннадий, но все же свернул в переулок и, не разбирая дороги и не сбавляя скорость, понесся вперед.

Освещение тут было слабое, редкие фонари еле горели.

— Сейчас будет Нева, — сказал Геннадий, вглядываясь вперед.

— Я думаю, теперь самое время притормозить и поговорить по душам, — произнес Скелет.

Они говорили только друг с другом — Геннадий Андреевич и сыщик. Феликс находился в прострации и молчал. Он сказал только несколько слов и снова замолчал. Видно было, что он не может пережить то, что с ним случилось.

Санитар же и Хельга молчали вовсе. Они тоже еще не вполне поняли, что произошло.

Да и что они могли сказать этим двум разъяренным мужчинам?

Геннадий остановил машину на углу проулка, там, где он выходил на пустынную набережную Невы.

Небо было темным, по нему медленно, гонимые ветром с Балтики, плыли еще более темные кучевые облака. Звезд не было видно, как и Луны, однако темнота не была кромешной.

В Питере вообще практически не бывает непроглядной темноты летом. Это не юг, где, как пишут поэты — бархатные ночи. Здесь все равно в любую ночную темноту что-то видно.

Набережная была пустая, по ней не ехали машины и не ходили люди. Это была окраина города. В десять часов вечера в центре полно народу, там настоящее столпотворение, а на рабочих питерских окраинах царит запустение.

Несколько плохо одетых парней прошли по осыпавшемуся тротуару мимо остановившейся машины, громко и пьяно споря о преимуществах корейских кассетников перед отечественными… Они не обратили никакого внимания на стоящую у тротуара машину с людьми.

Проехало такси — медленно, старательно объезжая выбоины на проезжей части. Теперь таксисты выкупают свои машины и должны платить за них свои деньги. За машины и за ремонт. Так что больше они не гоняют по разбитым улицам, как сумасшедшие. Они теперь стали такие аккуратные, медлительные, прямо как европейцы. Кто бы мог подумать, что деньги могут сделать с казалось бы неисправимыми людьми?

Геннадий выключил фары и свет в салоне, чтобы машина вовсе не привлекала ничьего внимания.

— Куда мы поедем? — спросил он у Скелета.

— Я сначала хотел бы объяснить вам, — сказал Скелет спокойно, не отвечая прямо на вопрос.

— Что объяснить? — не понял Геннадий.

— Объяснить, что происходит, — произнес Скелет. — Я хочу вас познакомить с вашими новыми знакомыми. Вот этот, — он указал на санитара. — Вот этот — санитар в морге. Он отвечал, судя по всему, за организационную сторону вопроса. Кстати, как тебя зовут, падаль?

— Вася, — ответил санитар нехотя.

— Ну вот, эту падаль зовут Вася, — прокомментировал Скелет. — Это его мать так назвала — Василием. Дала ему красивое русское имя.

— Не трогай мою мать, — вдруг внятно произнес санитар и бешено посмотрел мутным глазом на Скелета. Это были первые слова, которые он произнес с тех пор, как все это началось.

— Да? — удивился Скелет. — Не трогать твою мать, падаль? Ты гордый, да? У тебя есть чувство собственного достоинства, да?

— Да, — выдавил из себя Василий.

— Да лучше бы твоя поганая мать сдохла, когда носила тебя в своем брюхе, — глядя санитару в глаза медленно сказал Скелет. — Лучше бы она никогда не рождалась на свет, эта твоя мать… Она тогда не родила бы тебя — подонка и выродка. Ясно тебе?

Голос Скелета был очень убедительным, и он выдавал все владевшие им чувства, так что санитар спорить не стал и замолчал.

— Кстати, — продолжил Скелет, вновь обращаясь к Геннадию Андреевичу. — Этот гнус еще убил сегодня своего непосредственного начальника, заведующего моргом. Я сам видел его труп…

— Это не я, — почему-то вдруг вновь вставил Василий.

Скелет хихикнул и ткнул его пистолетом в бок.

— Ты, гнус, — сказал он твердо. — Ты, не отказывайся… Да и что тебе теперь? Мы ведь не народный суд, чтобы с нами в игры играть.

— А почему вы думаете, что это она… Она ослепила Юлю? — вдруг спросил Геннадий Андреевич, показывая на молчавшую Хельгу.

— Я не думаю, — ответил Скелет. Он помолчал для эффектности и добавил: — Я совершенно уверен… Дело в том, что она — окулист. Это ее профессия. Она потому и решила прикончить Феликса, что узнала в вашей Юле свою жертву. Они же встретились вчера…