Много ли их было? Некоторые иностранцы насчитывали к середине XVI в. до 200 тыс. Это большое преувеличение. Скорее всего, их насчитывалось (с семьями) порядка 120— 150 тыс. или 2—2,5% от численности всего населения. Совсем немного, исходя из военных потребностей, но в меру хозяйственного подъема и экономических возможностей производителей.

§ 6. Молящиеся у престола: общественная роль русской церкви

24 августа 1481 г . митрополит Геронтий отправился из Успенского собора в Симонов монастырь, оставив в кафедральном храме святительский посох. Так он протестовал против вмешательства Ивана III в сугубо внутренние вопросы церкви.

Конфликт вспыхнул осенью 1479 г ., когда великий князь обвинил митрополита в недопустимой ошибке при освящении нового здания Успенского храма. За грехом, по мнению Ивана III, последовало наказание: сентябрьский пожар уничтожил едва ли не половину построек в Кремле. Споры осенью 1479 г . не дали результата. Но последовали события в Новгороде, мятеж братьев, «нахождение» полчищ орды т ского хана Ахмада в 1480 г . Как будто потухший костер конфронтации вновь разгорелся летом 1481 г ., когда великий князь запретил освящать построенные на его средства две церкви сообразно правилам митрополита. Это переполнило чашу терпения Терентия, тем более, что все «эксперты» были на его стороне. Ссора стала публичной, приобрела политический характер. Столкновения Ивана III с Геронтием уже случались, но это было самым длительным и острым. Великий князь дважды пытался кончить дело компромиссом. Не вышло. Пришлось подчиниться настояниям митрополита и отправиться лично в монастырь (почти как императору Генриху IV в Каноссу) с челобитьем к Геронтию о его возвращении на кафедру, обещая слушаться «речей» святителя.

Прошло сорок с небольшим лет. В декабре 1521 г . митрополит Варлам добровольно, а фактически по желанию великого князя Василия III съехал все в тот же Симонов монастырь, а чуть позднее был отправлен в ссылку. Причины недовольства державного наверняка неизвестны. Скорее всего, его возмутило то, что митрополит печаловался за лиц, попавших в опалу после летней катастрофы 1521 г . Кстати, в глазах тогдашних людей это было нравственной обязанностью в общественном служении святителя. Времена, однако, стали другими. В очень важной сфере существования церкви — в отношениях носителей светской и духовной власти — произошли существенные изменения.

В каждой христианской стране средневековья духовным лицам отводилась теоретически первая позиция. К примеру, в сословных собраниях им полагалось первое место. Их труд — молитва за всех мирян перед Всевышним — почитался самым важным. Церковь осуществляла (чудесным образом) связь верующих с Богом, с одной стороны, а с другой — олицетворяла царство Божие в мире сем. Устремленная в идеале к небу, она своей организацией, разнообразием функций, всей деятельностью была укоренена на земле и среди людей. Россия не была исключением. Правда, между теорией и практикой (опять-таки повсеместно и неизбывно) образовывался зазор. В сближениях и расхождении тогдашних идеальных моделей и реальных процессов отчетливее всего можно разглядеть историю церкви.

Первый вопрос — структура русской православной церкви и материальные основания ее деятельности. Если исключить православные кафедры Великого княжества Литовского, канонически подведомственные по традиции Московской митрополии (именно она была единственной наследницей Киевской митрополии), то можно насчитать девять епископий на территории Северо-Восточной и Северо-Западной Руси. Это — Новгородская (с XII в.) и Ростовская (с первой трети XV в.) архиепископии, Рязанская, Суздальская, Тверская, Коломенская, Пермская, Сарская и Подонская епископий, а также митрополичьи десятины (т.е. территории, которыми в церковном отношении митрополит управлял наподобие других владык). Никаких серьезных перемен в границах территорий кафедр в XV — середине XVI в. не происходило. Лишь сарский владыка в середине XV в. вынужденно перебрался в Крутицы под Москвой, да новые приобретения России на Северщине в конце XV — начале XVI в. оказались в Суздальской епископий.

Поражают размеры территорий большинства кафедр: они просто несопоставимы с аналогичными показателями епископий в восточных патрнаршествах. Впрочем, не забудем о малой плотности населения в стране. Но вот приходы несомненно и довольно быстро росли сообразно успехам колонизации. Уплотнялись приходы в городах — об этом можно заключить на основании растущего храмового строительства, особенно в Великом Новгороде, Москве, Пскове. Но не только. Еще в XIV в. большинство небольших центральнорусских городов обзавелось городскими соборами, что предполагает наличие и приходских церквей. Бурное развитие монастырской жизни также способствовало росту числа храмов. Разраставшаяся сеть соборных и приходских церквей была и предпосылкой, и самым выразительным проявлением успехов в деле евангелизации. Церквей в XV — середине XVI в. насчитывалась, возможно, уже не одна тысяча.

Факт существенный и многослойный. С этого времени следует полагать воздействие иерархов на мысли, настроения, социальное поведение прихожан достаточно эффективным. Церковь естественным образом становилась значимой и автономной от светских властей силой во многих сферах жизнедеятельности. Чему способствовала и упрочившаяся материальная самостоятельность. Ведь что значил в этом плане рост числа приходов? Увеличение доходов епископа и институтов епископального управления. В пользу кафедры шла церковная дань со священников, диаконов, отчисления за обряды и таинства, ряд иных взиманий. Епископ и его представители судили церковных лиц в духовных делах, а в идеале — вообще по подавляющей части дел. Другое дело, что текущая документация XV—XVI вв. показывает, сколь далек был идеал от мирских реалий: в светских делах с участием представителей духовенства преобладал, увы, княжеский суд. Наконец, владыки вершили суд по делам о преступлениях против нравственности, по спорам о наследовании над всеми мирянами. Как и в светском суде, все этапы процесса, составление и заверение документации сопровождались уплатой пошлин и штрафов.

Включенность владык в земные заботы видна из самого устройства епископального управления. В середине XIV — середине XVI в. штаты этого управления пополнялись за счет светских феодалов — бояр, детей боярских и т.п., — находившихся в служебно-вассальных отношениях с той или другой кафедрой. Именно они оказывались на постах владычных наместников, десятинников, заезщиков и т.п. Митрополичьи и епископские бояре составляли по преимуществу судебную курию при иерархе. Особая стать у Новгородской архиепископ и и с конца XIV в.: в структуре ее органов, объеме функций, характере деятельности ряда владык (в середине XV столетия) различимы признаки теократизма.

Другой источник материального обособления церкви — ее землевладение. Оно возникло еще в эпоху Киевской Руси, но со второй половины XIV в. темпы его роста стали ощутимыми. Митрополичья кафедра, некоторые епископии превратились в очень крупных феодальных вотчинников. В заметных размерах земельной собственностью были обеспечены некоторые соборные храмы. В обычных же приходах дело обстояло иначе. Помимо выплат и натуральных поступлений от прихожан, причту полагался сравнительно небольшой надел, который обрабатывался силами семьи.

Со второй половины XIV в. быстро росла земельная собственность монастырей. Порой даже говорят о монастырской революции. Это слово вряд ли уместно. Но несомненно, что образ монастырской обители разительно изменился. На смену господствовавшему ранее городскому или пригородному монастырю келлиотского, «особного» жития с немногочисленной группой монашествующих приходит «ушедшая от мира» обитель, которой основатель предписывает строгий устав общежитийного монастыря с довольно большим контингентом монахов и послушников. Уход от мирян в чащобный ненаселенный лес вряд ли стоит понимать буквально: от ближайших поселений старцев отделяли порой совсем немногие версты и нечасто — десятки верст. Монастыри возникали в зонах начавшейся колонизации, когда они сами как бы намечали ее направления. В других случаях основатели обители следовали за земледельцами.