Глава семнадцатая
Генерал Ковалевский был скуп на похвалы. Однако, получив от Щукина карты Киевского укрепрайона, он растрогался, наговорил много хороших слов и долго благодарил полковника. Но под конец разговора все же подлил ложку дегтя – потребовал от Щукина объяснений по поводу вчерашнего происшествия в приемной.
Щукин недоуменно и терпеливо выслушал командующего и затем откровенно сознался, что совершенно не посвящен в этот прискорбный инцидент, и пообещал во всем разобраться.
От командующего он вернулся в мрачном настроении. Слушая объяснения Осипова, все больше приходил в бешенство. Губы у него стянулись в узкую полоску, брови распрямились в одну непреклонную линию.
– Грубо работаете, Осипов! – резко бросил он в побледневшее лицо капитана.
Осипов, вытянувшись, ждал, когда у полковника пройдет вспышка гнева. У Щукина всегда так: минуты лютого бешенства сменяются ледяной замкнутостью и неприступностью, а затем отходчивой добротой. Это хорошо знал Осипов. Знал и то, что противоречить Щукину в такие минуты бессмысленно. Нет, сейчас нужно стоять перед ним с видом высеченного крапивой мальчишки, стоять виновато и молчать. Пусть полковник выговорится, ему станет легче, постепенно он угомонится и станет добрее, чтобы как-то загладить нанесенную другому несправедливую обиду… так бывало всегда. А пока Щукин продолжал бесноваться:
– За этот спектакль, разыгранный так дешево, вас следует уволить! Совсем! Без права на обжалование! Кого нашли для этой пиесы? Рублевую панельную шлюху!..
– Мадам Ферапонтова – руководительница танцкласса, – счел удобным время для оправдания Осипов.
– Ну и что из того?.. – начал отходить Щукин, успокоенный покорным, виноватым видом Осипова. – И вообще, как же нам работать, если у вас фантазии не больше, чем у третьеклассного гимназиста? Как?.. Вы же разведчик, черт дери!..
Щукин в упор смотрел в испуганно-преданные глаза Осипова, все больше и больше убеждаясь, что перед ним человек, готовый за него принять любую муку, и, остывая, удовлетворенно подумал: «Строгость – тоже форма воздействия!»
А Осипов уловил перемену в настроении своего начальника, понял, что настало время оправдываться. Но, конечно, не слишком – слегка:
– Господин полковник! Я ведь хотел с вами посоветоваться, но вы…
– Скажите хоть, что вы хотели таким образом выяснить? – не стал выслушивать оправданий Осипова полковник. – Что?
– Видите ли, Николай Григорьевич, у адъютанта командующего, как мне показалось, несколько простоватый вид. И я подумал, что поскольку Сызрань все еще в руках красных…
– Вы на себя в зеркало давно смотрели?.. Мы все на войне опростились! – сказал полковник и затем ровным и холодным тоном стал втолковывать: – Ваша идея глупа и бесталанна, равно как и ее исполнение! К сожалению!.. Владимир Зенонович потребовал, чтобы Кольцову были принесены извинения. Вы это сделаете! Скажете, что это была шутка… ваша шутка… розыгрыш, что ли? Словом, изворачивайтесь как хотите…
– Слушаюсь! – вытянулся Осипов, отметив про себя, что гроза миновала.
Щукин же сидел некоторое время молча, опустошенный приступом гнева, и думал о том, что, пожалуй, он излишне крут с Осиповым, что Осипов – человек исполнительный и инициативный, и эти качества надо ценить, а не подавлять их страхом и унижениями. Ведь Осипов старается потому, что тоже обеспокоен последними донесениями Николая Николаевича…
Затем мысли Щукина потекли уже в этом направлении. В штабе работает вражеский лазутчик. Как его выявить? Как? О вояже подполковника Лебедева в Киев знали пять-шесть человек. О ювелире – столько же. И о картах Киевского укрепрайона… Лебедев на себя донести не мог. Ювелир – тоже. Что же дальше? Остаются четверо. Командующий, понятно, отпадает. Значит, Осипов, Волин… Волин?..
Далее. В штабе красных стали регулярно появляться копии оперативных сводок. У нас здесь к ним допущен довольно широкий круг людей. Их читают работники оперативного отдела. Капитан Кольцов докладывает их командующему. Среди этих людей тоже надо искать… Кто же, кто? Впрочем, сейчас некогда заниматься предположениями, надеясь только на интуицию и опыт. Нужны изобличающие факты, вот в этом направлении и надо действовать.
Быстро набросав на листе бумаги несколько фамилий, Щукин уже без тени гнева проговорил:
– Садитесь, Виталий Семенович, и давайте помыслим логически. – И усмехнулся внутренне. Он знал, что именно в логике Осипов не силен и результатом его умственных построений могут явиться лишь посредственные – облегченные и банальные – варианты. Однако он преднамеренно сказал «логически» – ему было известно, что Осипов считал себя мастером именно в этой области.
– Вот список людей, среди которых нужно искать врага. – Щукин протянул капитану только что заполненный листок.
Осипов внимательно просмотрел список, ненадолго задерживаясь на каждой фамилии и произнося вслух.
– Волин? – Он вопросительно посмотрел на Щукина.
Тот лишь молча кивнул. И снова погрузился в раздумье. Волин… Щукин в прошлом знал его. Знал и ценил. Поэтому и взял к себе в контрразведку. Все это так. Но не мог сказать решительно, как о том же Осипове: «Отпадает». Да, он знал Волина. В прошлом это был способный и абсолютно надежный жандармский офицер. Но где был Волин последние два года?
То, что рассказал он сам, пока невозможно проверить. Да, он был убежденным врагом большевиков. Но убеждения людей легко меняются, когда этой ценой им предлагают купить жизнь.
Но если Волин?.. Значит, именно он, Щукин, ввел в штаб предателя. Сама мысль об этом невыносима, но он не имел права ее отбрасывать, он должен был проверить Волина с той же тщательностью, что и других подозреваемых, какой бы удар по его самолюбию ни нанесли результаты этой проверки. Да и время ли думать о самолюбии сейчас, когда может рухнуть многое. Когда где-то рядом живет, ходит, действует враг.
И как бы подводя итог своим раздумьям, Щукин спросил:
– Итак, ваши предположения, Виталий Семенович?
– Задачка, – задумчиво сказал Осипов. – В математике такие уравнения считаются неразрешимыми. – И он искоса посмотрел на своего начальника.
– Ну почему же! Решение есть! – Щукин несколько мгновений молчал, наслаждаясь впечатлением, произведенным на Осипова, затем добавил: – Если, конечно, хорошенько подумать и поискать не облегченных и не банальных вариантов!.. Дело Ленгорна помните?
– Что-то припоминаю… – Силясь вспомнить, Осипов прикрыл глаза, наморщил лоб. – Связано с Брусиловским прорывом, кажется?
– Да. В штабе фронта находился германский агент, это мы знали наверняка. Но кто он?.. Чтобы выявить шпиона, перед наступлением было подготовлено несколько разных донесений. И с несколькими фельдъегерями отправили их в царскую ставку. Донесение, которое доставил флигель-адъютант царицы Ленгорн, стало известно германскому командованию.
Осипов с нескрываемым уважением посмотрел на Щукина. Он сразу же оценил перспективность предлагаемого варианта проверки:
– Но ведь примерно так можно выявить шпиона и у нас в штабе… Составим ложную оперативную сводку и…
– Нет, – охладил пыл Осипова полковник. – Тут нужно сочинить что-то похитрее, позаковыристей, что ли… Подумайте, словом! И не медлите с исполнением – нет у нас на это ни времени, ни права!
Размышляя о ходе летне-осенней военной кампании, Ковалевский уже давно пришел к выводу, что, прежде чем наступать на Москву, нужно обязательно взять Киев. Это обеспечит левый фланг наступления и высвободит целую дивизию. Кроме того, взятие Киева окажет благоприятное моральное воздействие на солдат и офицеров, а также заставит союзников больше считаться с Добровольческой армией. Пользуясь этим, можно попросить у них дополнительной помощи. Ковалевский рассчитывал выпросить у союзников танки. Участие такой невиданной доселе в России техники, как танки, могло во многом решить исход кампании.