— Но вы-то знаете, что я навещала больного сына... И потом… здесь все постоянно куда-то отлучаются…

— Но заметили ваше отсутствие, — вздыхает врач. — Я ничего не могу поделать, это приказ начмеда...

— Письменный?

— Устный.

— Понятно.

— Ну что? Что вам понятно?!.. Думаете, мне нравится весь этот фарс?!.. — неожиданно выходит из себя Александр Васильевич. — Эта двойная мораль всюду?!. Ею насквозь прогнила вся наша система... Но пока мы живем в этой стране, мы вынуждены жить по ее законам, — горячится он. — Да!.. Да, я знаю, что вместо десятка ваших диагнозов... здесь, — тычет он в выписку, — должен быть один: хроническая лучевая… Но я не могу его поставить!.. И никто этого не может...

— Почему же, некоторые врачи не боятся, ставят…

— Может быть... Но не под этой вывеской!.. Ира, — вдруг берет он ее за руку. — Вы даже не представляете, как мне жаль, что все так получилось!.. Я так хотел бы видеть вас здесь...

— А я вас нет! — прервала его Ирина. Высвободив руку, она забирает выписку и покидает кабинет ...

... Ирина смотрит на сладко спящего Александра. С трудом, стараясь не разбудить его, она поднимается с постели. Набрасывает халат, бредет на кухню. В мойке — грязная посуда. Она включает воду, набирает в бокал. Достает из маленькой аптечки на холодильнике лекарство. Пьет. Смотрит на стоящее рядом с аптечкой любительское фото, где сняты в обнимку смеющиеся Денис и Александр. И вновь она вспоминает …

… Она и Софья в своем рабочем кабинете сидят за столами, заваленными рукописями, бумагами. Софья говорит по телефону:

— Да, родной… Да… Ну, да… Да, ну?!.. Нет, уж на собрание иди сам, пожалуйста!.. И проследи, чтобы она поела перед музыкалкой!.. Да, да… Пока! — кладет трубку и внимательно смотрит на уткнувшуюся в бумаги мрачную Ирину. — Что-то ты, мать, не нравишься мне в последнее время, — басит она. — Похоже, причина не только в том, что тебя не долечили, а?.. Неужели тот молокосос, о котором ты рассказывала, — тронул твое остывшее сердечко?!.. — хитро щурится Софья.

— А тебе, я вижу, доставляет удовольствие копаться в сердечных ранах... Отстань!.. — углубляется в текст Ирина.

Звонит телефон, Софья снимает трубку.

— Это тебя, — передает она трубку Ирине.

— Я слушаю… Что?!.. Школа?!. Что с Денисом?.. — бледнеет Ирина. — А врач?.. Есть… Я сейчас приеду... Сейчас… Что делать?.. — положив трубку, растеряно вопрошает она встревоженную Софью.

— Выходи!.. Лови машину!.. Я все улажу с начальством и догоню тебя внизу… Быстро!.. — мгновенно реагирует та.

Ирина выбегает на глухую улочку старого Киева, пытается остановить изредка проносящиеся машины. Безрезультатно. К ней присоединяется Софья, оглядывается по сторонам. Машин нет. Лишь напротив у маленького магазинчика стоит единственная на обозримом пространстве машина — «скорой помощи». Софья, жестом показав Ирине, чтобы та голосовала на дороге, подходит к водителю и что-то долго объясняет ему.

— Нет, нет! — громко отбивается тот. — Не положено нам пассажиров возить... Не положено!..

Софья уже было направилась восвояси, но вдруг, озаренная авантюрной идеей, возвращается к машине и с отчаянием вопрошает:

— Товарищ водитель! А вы мертвых возите?..

— Да! — изумился тот.

Софья, артистично припав на колено и прижав обе руки к сердцу, с жаром восклицает:

— Тогда позвольте, я умру!..

Водитель минуту смотрит на нее с испугом, а потом, в некотором замешательстве, лепечет:

— Я н... не знаю!.. Вот шеф придет, с ним и договаривайтесь!..

— Окей! — выпрямляется Софья. — И с шефом договоримся...

В это время из магазинчика с авоськой в руках вышел «шеф» в белом медицинском халате. Ирина с удивлением узнает в нем Александра Васильевича. А Софья ринулась к нему и что-то доказывает. Он отрицательно качает головой, пока она не показала ему на противоположный тротуар, откуда на них смотрит растерянная Ирина. Увидев ее, он мгновенно соглашается.

«Скорая» быстро подвезла их к школе, где в медпункте на кушетке лежит белый, как мел, Денис. Рядом суетятся врач и медсестра. Александр Васильевич представляется им. Осматривает Дениса. И тут же по его приказу мальчика выносят в машину.

И вот утомленный, но довольный, Александр Васильевич выходит уже из больничной палаты экстренной помощи. Облегченно вздохнув, он прижимает к себе разрыдавшуюся Ирину.

— Ничего, теперь можно поплакать... Все обошлось, слава Богу!.. Ничего-ничего, — ласково говорит он, вытирая ей слезы …

… Ирина трет под струей кофейную чашку. Сзади тихо подкрадывается Александр, обнимает ее. Она вздрагивает.

— Ты сегодня опять пойдешь, правда?! — говорит он.

Она грустно смотрит вперед, в глазах слезы.

— Хорошо... Пойду… Но, Боже, как же затянулся этот марафон!.. — устало повернулась она к нему.

— Ну вот, утро вечера мудренее… Ты же знаешь, я тоже устал от всего этого, дорогая... Поэтому и сорвался тогда… Но ты должна быть сильной, ты — мать!..

— Я постараюсь... Знаешь, я должна тебе сказать...

— Что ты была не права, прогнав меня в прошлый раз …

— М... — улыбается она и очень серьезно добавляет: — Спасибо!.. Спасибо, милый, что пришел... Не представляю, как бы я вчера без тебя... Прости меня, Саша, я просто не знаю, что со мной творится... Иногда я даже тебе не верю… Это ужасно!..

— Ничего-ничего!.. Все будет хорошо, — прижимает ее к себе Александр.

Уже в знойный полдень заходит Ирина в здание обкома партии, где почти год назад нашла приют общественная организация «Союз Чернобыль». За дверью в холле получают инструктаж маленькой горбоносой брюнетки группа детей, отъезжающих на оздоровление за рубеж, и их родители, большинство из которых мало похожи на отселенных или проживающих в зоне.

Перед лифтами Ирине преграждает дорогу милиционер.

— Вы к кому?

— В «Союз Чернобыль»…

— У них сейчас обед…

Ирина немного растерялась, но быстро нашла, что сказать:

— Мне назначали именно это время!..

— Хорошо, идите, — недоверчиво пропускает ее милиционер и возвращается к своему посту.

— Ой!.. Простите, совсем забыла, какой у них этаж? — спрашивает его вдогонку Ирина.

— Третий, — буркнул тот.

Ирина выходит из лифта. Заходит в приемную Союза, где видит Валентину, ту самую интеллигентную припятчанку, которая вчера говорила прощальную речь на похоронах Сергея.

— А... Ира, — заметила ее та. — Ты что, за сына пришла хлопотать?.. Но знаешь, они все там заняты… Гости из Дании приехали, — полушепотом поясняет она. — А... Впрочем, давай рискнем!.. Пошли…

Они входят в кабинет, где с гостями за чашкой чая мило беседует утомленный молодой человек и обаятельная шатенка неопределенного возраста. Ближе к вошедшим юная блондинка-референт нарочито серьезно выслушивает солидного чиновника.

— Светлана Николаевна, — наклонившись к ней, почти шепчет тот, — умоляю вас, поговорите с ними еще раз!.. Предложите им наши услуги на самых выгодных условиях... Вы же знаете — они не желают иметь дело с официальными структурами. Не доверяют нам… Только на чернобыльской почве пока и можно наладить контакт... Прошу вас, голубушка!..

— Угу!.. Я поговорю, конечно, — роняет референт и обращается к вошедшим: — В чем дело, Валентина Петровна?..

Та подходит к ней и, тоже наклонившись, что-то шепчет, показывая на Ирину. Юная референт досадно вздыхает, пристально глядя на Ирину.

Валентина с чиновником направляются к гостям, а референт подходит к посетительнице.

— Ирина Михайловна?.. К сожалению, вы видите, мы заняты... Зайдите, пожалуйста, в комнату напротив, там наша комиссия «Дети Чернобыля»… Они разберутся... Всего доброго! — распахнула она дверь перед Ириной.

В соседней комнате бесстрастная толстушка объясняет Ирине: