— Третий рейх, — говорил капитан, разворачивая карту Германии, — пока продержался всего одиннадцать лет и уже на ладан дышит. А Тевтонский орден как государство просуществовал около пяти столетий. Я потому тебе, Анка, про древнюю историю рассказываю, что эти полтыщи лет глубоко повлияли на всю историю Германии. Подвиги тевтонских рыцарей вдохновляли и Бисмарка, и кайзера, и Гитлера…
— Пруссак Бисмарк, — продолжал Крылатых, — утвердил власть Пруссии над всей Германией. При кайзере о нем говорили, что он больше пруссак, чем немец, — Восточная Пруссия была острием германского меча, нацеленным в Россию и Польшу, гнездом воинственного пруссачества, самых агрессивных в мире империалистов. Итак, сначала пушечное ядро, из ядра вылупился хищный черный тевтонский орленок, из орленка вырос прусский орел, из прусского орла — великогерманский орел, уже дважды дерзнувший покуситься на мировое господство. Гитлер создал Третий рейх, сильно напоминающий государство Тевтонских рыцарей. В строительстве своей партии, черного ордена СС и всей империи Гитлер и Гиммлер явно вдохновлялись примером Тевтонского ордена, делали все, чтобы возродить средневековую Германию. Черные орлы на знаменах и на груди солдат, черные тевтонские кресты на самолетах и танках, и опять «С нами Бог!» на солдатских пряжках и та же политика «Мит фойер унд шверт!»…
Капитан зажег керосиновую лампу.
— Мы сейчас слишком мало знаем о том, что творится в Восточной Пруссии. Это могила для многих наших разведчиков, потусторонний мир, откуда почти никто не возвращается. Наше командование скоро поведет войска на штурм этой твердыни, и мы должны как можно больше знать любой ценой об ее укреплениях.
Капитан снова закурил. При этом он сломал две спички и взглянул на Аню — заметила ли она его волнение? Нет, она разглядывала карту. Капитан молча выругал свои нервы. Позади три вылета в тыл врага! Обещали отпуск, да не та обстановка, чтобы дома на Вятке рыбку удить. Впрочем, дома только расклеишься, отвыкнешь от высоковольтного напряжения разведывательной работы. Да, нервы пошаливают, это только в кино да в плохих «шпионских» книжках действуют разведчики с молибденовыми нервами, а то и вовсе без оных.
— Слушай, Анка! — сказал он совсем другим тоном. — В тылу врага, во всем Третьем рейхе с завоеванными им землями, нет района труднее и опаснее для разведчика, чем Восточная Пруссия. Это крепость. Там труднее для разведчика, чем даже в голых сальских и калмыцких степях, потому что двухмиллионное население Восточной Пруссии поголовно охотится на врагов рейха. В тыл врага посылают только добровольцев. Не захочешь лететь — тебя не пошлют, вернешься домой, в свою Сещу. Ты и так много сделала для победы. Словом, решай! Обещаю: как решишь, так тому и быть. Ручаюсь, что никто тебе худого слова не скажет.
Аня подавила вздох и едва слышно проговорила:
— Я давно все решила.
Так это на самом деле или кажется Ане, что в глазах капитана теплится совсем не командирское выражение?…
— Ты давно все решила, — сказал он тихо, — но тогда ты не знала, куда полетишь. А сейчас знаешь. Ладно! Я тебе всё скажу! Смотри! В полусотне километров от Роминтенского леса, вот здесь, под городом Растенбург, находится «Вольфсшанце» — «Волчье логово» — главная ставка Гитлера. Ты работала, Анка, в «мертвой зоне» Сещинской авиабазы. Так я скажу тебе — это был общедоступный курорт по сравнению с «Волчьим логовом»! Ни один объект в Третьей империи не охраняется так, как ставка Гитлера. За ее охрану отвечает на какой-то там задрипанный оберштурмфюрер, а сам рейхсфюрер СС Гиммлер… Там будет жарко, очень жарко. Если тебе Сеща порой казалась адом, то Восточная Пруссия — это сорок градусов выше ада!
Теперь Аня понимала, почему так мрачен и молчалив стал капитан Крылатых, почему с утра до вечера рылся он во всяких секретных книжках и справочниках, почему подолгу одиноко бродил за деревней в лесу. Смутно понимала даже, почему он подверг ее такому испытанию. Да, Растенбург — это не Сеща, словно могильным холодом повеяло от прежде незаметного кружка на карте, к западу от залитых голубой краской Мазурских озер. Во все стороны от этого кружка, как щупальца спрута, разбегались черные и оранжевые линии железных и шоссейных дорог. И все они, конечно, охраняются отборнейшими частями СС…
Прядь волос прилипла к покрытому испариной лбу, Аня поправила волосы и сказала:
— Я понимала, куда и на что иду… и не рассчитывала на легкое задание.
Капитан поглядел на нее долгим взглядом. Неужели она все понимает, эта девушка? Все полностью и целиком? Почему же у нее нет тех сомнений, которые терзают его, командира? Стоит ли вообще лететь, если так мало шансов выполнить задание?! Он прошелся по скрипящим половицам и, резко повернувшись к девушке, быстро проговорил:
— Хорошо, Анка. Будем готовиться. Ты должна знать все, что мне удалось узнать об этом проклятом районе. Начнем сейчас же… Начнем с азов — с материалов Первой мировой войны…
— А это что за книжка? — спросила Аня, пододвигая ближе толстую книжку, не похожую на справочник.
— «Крестоносцы», роман Генрика Сенкевича. Разыскал я в Смоленске библиотеку, только что открылась. Немцы уйму книг сожгли, книгами разбитую улицу мостили… Ничего другого я там про Пруссию не нашел. А роман интересный, даже актуальный. Мальчишкой, помнится, я совсем другими глазами его читал…
— Дадите почитать?
— Бери, Анка. Там одна польская девушка, Ягенка, на тебя, Анка, похожа, тоже на войну хотела идти…
Аня читала «Крестоносцев» по ночам при свете керосиновой лампы. Ее взволновала история великой любви польского рыцаря Збышка к прекрасной Данусе. И опять не давали спать смутные мечты и желания. И в последний свой день на Большой земле она съездила в Смоленск, завилась в парикмахерской, потом весь вечер сидела одна перед зеркалом, меняла прическу, пудрилась, дешевой губной помадой красила губы бантиком, тщательно вырисовывая лук купидона. Потом («Хватит дурачиться!») вымыла лицо и уложила патроны в вещевой мешок. Она простилась в тот вечер с Аней, которая могла бы быть, но которой никогда не будет…
Глава третья.
ГДЕ НЕ СТУПАЛА НОГА СОВЕТСКОГО СОЛДАТА
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ НА ЗЕМЛЕ ВРАГА
Утром Аню разбудил тихий шепот. Не открывая глаз, она прислушалась. Говорил Коля Шпаков:
— Это понятно, но ты скажи мне, Павел, как на духу: какие у нас с тобой шансы выполнить задание и вернуться живыми? Только откровенно! Агитировать меня не нужно.
— Хорошо, скажу как на духу. Мы все сделаем, чтобы выполнить задание. Если повезет, если здорово повезет, мы его выполним. Ты, конечно, понимаешь, что все наши прежние задания, в Белоруссии, были только неплохой подготовкой к Восточной Пруссии. В Белоруссии, считай, у нас было четыре миллиона друзей, здесь примерно столько же врагов — население и армия. Но, может, нам повезет… Кому-то ведь надо… Дай докурю!…
Капитан помолчал, сдавленно кашлянул, потом сказал еще тише:
— Ты слышал про «русскую рулетку»? Была такая игра у царских офицеров в орел или решку со смертью — заряжали барабан семизарядного нагана одним патроном и пускали по кругу. Каждый вертел барабан, как рулетку, и, приставляя дуло к виску, спускал курок. Окопная деморализация, фатализм, жизнь — копейка. Так вот что я тебе скажу. У нас не один патрон в барабане, а полный барабан без одного патрона. Надежда хоть и маленькая, но есть. Весь расчет на то, что наши придут сюда через две недели, самое большое — месяц. Но и в этом случае мы должны быть готовы ко всему, к самым тяжелым потерям.
— Да, пожалуй, ты прав, Павел. Что ж, волков бояться… Пойду, проверю пост…
Измученная Аня не стала раздумывать над услышанным. Она уснула и спала еще часа три… Проснулась около полдня. В рукаве копошился муравей. Вытряхнув его, она огляделась. Жарко светит солнце. Душисто пахнет разогретой сосновой смолой. Капитан лежит, подперев рукой подбородок, изучает карту. Ослепительно блестит целлулоид в раскрытой полевой сумке. Неподалеку шумит электропила и пыхтит локомобиль на лесопильне.