Изменить стиль страницы

— Понимает ли этот фашист, что ждет его лично?

— Да, вы убьете меня, — отвечает тот угрюмо. — У вас нет другого выхода.

— Задай ему чисто академический вопрос: выдаст ли он нас, если мы его отпустим?

— Я солдат и выполню свой долг, — зло говорит немец, — Предлагаю вам сдаться в плен. Ваше положение безнадежно! Я сохраню вам жизнь…

— Скажи ему: кто поднял меч, от меча и погибнет!

— Хайль Гитлер!

Пруссак умолкает. Четыре года в Гитлерюгенде, пять лет в гитлеровской армии. С детства этому пруссаку вбивали в голову сказки про германские дружины, про рыцарей и про спаянных товарищеской клятвой ландскнехтов, сказки про победоносные войны расы господ. С малых лет учили прусским добродетелям — безусловному послушанию, духу порядка, чинопочитанию, воинскому долгу, презрению к смерти: «Солдат — навоз истории!»

— Хайль…

— Заткни ему рот!

Ему заткнули рот пропотевшей пилоткой с орлом люфтваффе и свастикой. Это был верный солдат своего фюрера. Настоящий «остландрейтер» — «рыцарь похода на восток». Совсем не похожий на те карикатуры, которые печатали в газетах. Один из тех солдат Гитлера, что дошли по трупам до Москвы, до Сталинграда, почти до Астрахани. Один из стойких, храбрых — словом, самых опасных наших врагов…

…Сжав зубы, прислушивается Аня к затихающим за соснами в болотце шагам. Внезапно, точно человеческий вопль, проносится над лесом резкий крик филина. Зина прижимается к Ане. Невольно затаив дыхание Аня слушает, слушает…

Разведчики долго идут молча. Молчание нарушает Крылатых.

— Не поверил, что наши придут! — негромко, с усмешкой произносит он, и все сразу догадываются, что он говорит о немце, — Да, нас пока мало, но за нами… Впрочем, вы-то и так все понимаете!…

Капитан Крылатых ведет группу на юг. Мерцает янтарный Сатурн за черными кронами сосен. Девять спутников у Сатурна. Девять спутников у капитана Крылатых… На дорогах и проселках рычат и завывают дизельные моторы тяжелых бронетранспортеров.

Разведчики перебегают через шоссе, и Аня успевает почувствовать тепло, которым веет от нагретого солнцем за день гудрона.

Разведчики залегают в частом ельнике у просеки — ждут, пока пройдет войсковая автоколонна. Немцы проложили по этой пятидесятиметровой просеке грунтовую дорогу, отрыли вдоль нее, на случай воздушных налетов, щели и окопы. В эти окопы и забрались разведчики.

Дорога не значится на карте. Но «Центр» узнает об этой новой тайной дороге, как только Аня и Зина передадут первые радиограммы.

В темноте тускло желтеют фары грузных бронетранспортеров, крытых брезентом тупорылых трехосных грузовиков, штабных машин марки «Мерседес-200» с командными флажками командиров батальонов и полков. Фары замаскированы, оставлена для света одна лишь поперечная щель под козырьком. Включены они через две машины на третьей. Полевые кухни, самоходки, мотоциклетно-стрелковый батальон… Удушливый запах газойля и солярки.

Как ни стараются разглядеть разведчики дивизионные и полковые эмблемы на бортах автомашин в потемках, им это не удается. Только смутно виднеются на камуфлированных бортах большие черные кресты с белыми обводами. Черный крест на белом поле — эмблема тевтонского рыцарства.

Аня тренирует зрительную память: два тяжелых орудия, шесть легких, двенадцать противотанковых, четыре бронеавтомобиля, еще три противотанковых орудия (итого пятнадцать), самоходные установки со знакомыми по Сеще автоматическими зенитками калибра 20 и 37 миллиметров… Еще четыре противотанковых орудия… Сколько же всего? Кажется, сбилась…

Шпаков и Мельников более опытные наблюдатели. На дневке они точно скажут, сколько орудий прошло, и безошибочно назовут их калибры — они назубок знают, сколько в артиллерийском полку немецкой моторизованной дивизии батарей тяжелых полевых гаубиц калибра 150 миллиметров, сколько батарей легких полевых гаубиц калибра 105 миллиметров, сколько противотанковых орудий калибра 37 и 50 миллиметров… Натренированные глаза сразу узнают пушки, мозг, подобно счетной машине, автоматически регистрирует их число. Много месяцев в тылу врага шлифовали свое мастерство эти многоопытные разведчики.

А капитан Крылатых видит главное — германское командование тайными дорогами перебрасывает моторизованный полк из района Кенигсберга к фронту.

Горючего у немцев сейчас мало, но, опасаясь бомбовых ударов по железным дорогам, они тратят его на ночной марш. Полк вполне боеспособен — марш совершается по всем правилам, безостановочно, без пробок и сумятицы, со строгим соблюдением дисциплины. Небось у каждого солдата записан маршрут движения… Взять бы «языка»! Тогда капитан Крылатых знал бы точно, на какой участок фронта выдвигается этот полк!

Полк? А может быть, дивизия?

Капитан шепотом предупреждает разведчиков:

— Овчаров! Зварика! Ведите наблюдение вдоль дороги!

Да, дорожный комендант вполне может выслать патрули, боковые дозоры!

Но немцы, к счастью разведчиков, не боятся передвигаться по немецкой земле, не позаботились о боковой охране.

Проходит час… Все сильнее запах бензина, солярки и выхлопных газов.

Крылатых отмечает новую важную деталь: почти все автомашины в колонне трофейные, французские. Не из Франции ли перебрасывает Гитлер эту дивизию?

На хорошей для ночного марша скорости — километров пятнадцать в час — проезжает разведывательный батальон. Впереди штаб, взвод связи, рота броневиков, за ней мотоциклетно-стрелковая рота, саперы на бронетранспортерах, рота тяжелого оружия — пехотные и противотанковые пушки. Внушительное зрелище! Огромны темные силуэты машин. Тускло поблескивают в призрачном свете луны, в желтых лучах фар каски, пристегнутые к поясным ремням, дула станкачей, очки мотоциклистов, целлулоидные оконца в грузовиках. Блеснет витой серебряный погон, ветровое стекло, смазанная оружейным маслом вороненая сталь. Все, как на параде, на странном ночном параде при лунном свете… Не слышно ни единого голоса, только ночь дрожит от гула моторов…

Вот так же, с этим же неотвратимым дизельным ревом, мчались они на восток в июне сорок первого. Только было их гораздо больше, они ехали по всем прусским дорогам, а нас на границе было совсем мало…

Над лесом с востока на запад, к Кенигсбергу, летят наши самолеты. По сигналу воздушной тревоги автоколонна немедленно тушит фары и, снизив скорость, продолжает марш. А как только пролетают стороной самолеты, включает фары и увеличивает скорость до заданной. Нет, нашим самолетам не заметить сверху ночью эту колонну… Дать бы им сигнал ракетой!… Нельзя… Да и ракет нет…

Прут и прут, глухо и грозно рыча, темные громады со зло прищуренными желтыми глазами фар. А если посмотреть вслед проезжающим машинам, то смутно видны бамперы, колеса и номера машин, тускло освещенные зловещим темно-алым, как свертывающаяся кровь, светом стоп-сигналов. И кажется, будто обреченная колонна катит по залитой кровью дороге…

Едут лесной дорогой разведчики. Целый разведбатальон — до зубов вооруженные ефрейторы, фенрихи, гауптфельдфебели. Кавалеры Железного креста 1-й и 2-й степени. Многие, верно, воюют уже по пять лет. Они брали польские, бельгийские, французские, русские города. Они совсем позабыли мирную жизнь, стали вышколенными солдатами. Жгли деревни под Минском, Полоцком и Витебском, там, где партизанили в родной Беларуси и Коля Шпаков, и многие другие разведчики группы «Джек». А теперь они мчатся на защиту своих границ — границ фатерланда. Гитлер вдолбил им, что они защищают теперь родину, что большевики страшно отомстят каждому немцу и его семье. И они стали сильнее и опаснее.

Едут к фронту немцы — разведчики, целый батальон. А у дороги лежат другие разведчики — восемь парней и две девушки. И, хотя не слышно ни единого выстрела, уже идет между ними бой. Казалось бы, куда группе «Джек» против этого разведбатальона! Но капитан Крылатых уже мысленно составляет текст радиограммы, которую передадут Аня или Зина. На оперативной карте командующего фронтом будут нанесены новые важные знаки. Генерал армии Черняховский направит на нужный участок побольше «катюш» и пушек, новенькую дивизию или пошлет штурмовиков и бомбардировщиков, и этот гитлеровский разведбатальон будет разгромлен со всем полком, со всей дивизией. Так — одной радиограммой — выигрывают порой разведчики большие сражения.