Изменить стиль страницы

Молодые люди поднялись вслед за хозяйками и направили любопытные взгляды на дверь. Дверь отворилась, и в гостиной показались те, к кому были устремлены мысли всех присутствующих.

9

Полина плакала, уткнувшись носом в подушку, и никак не могла успокоиться, взять себя в руки. Она, прямо сказать, рыдала. И рыдала бы в голос, ежели б не боялась, что ее услышат и тут же прибегут к ней с расспросами.

О, как она была красива! Как была красива эта… Эта женщина! Эта полька! И она, и ее братец красивы и обаятельны, и Петр Иванович так смотрел на эту свою Марину!.. Он, конечно, лгал, что разлюбил ее. Таких женщин любить не перестают никогда. А уж его страстный взгляд…

— Но он же признавался мне в любви! — в исступлении стукнула Полина кулаком по постели. — И тоже смотрел на меня влюбленно! Хотя…

Она замерла. Нет, при взгляде на нее его глаза не наполнялись такой томной страстью, нет! Когда он смотрел на нее, на Полину, в его глазах было все, что угодно, даже сомнение и нерешительность, но только не такая страсть.

А Марина… Полина прикрыла глаза и принялась вспоминать…

* * *

Перед ними стояла молодая и прекрасная женщина. Она была оживлена, глаза ее блистали, и она непринужденно разглядывала людей, окруживших ее. В ярко-синем с черной отделкой платье, которое исключительно шло и к цвету ее белого лица и к темным волосам и, главное, к синим глазам, делавшимся от отблесков ткани еще синее, она держала мужа своего под руку, и тот не сводил с нее довольных глаз. Это была Марина. Марина Андреевна Черкесова.

Полина плохо помнила дальнейшее. Был ужин, и, разумеется, гости развлекались как умели, да и она играла роль радушной хозяйки. Но все прошло пред ней, как в тумане. Она бы теперь не смогла сказать, о чем у них шла беседа и над какими шутками так весело все смеялись. И не заметила Полина, как по крайней мере две пары глаз внимательно наблюдали за ней. То были глаза Черкесова, взгляда которых она старательно избегала, и глаза Лугина, угадавшего почти все, что творилось в ее душе.

Да-а… Только теперь Полина Платоновна полностью осознала поговорку: близок локоток, да не укусишь…

* * *

— Ваша дама, кажется, по уши влюблена в вас, — Марина сидела за столом, накрытым к завтраку, и разливала чай.

Черкесов задумчиво принял чашку и принялся медленно пить.

— Что с вами, Петр Иванович? — внимательно посмотрела на собеседника Марина. — Вам нездоровится?

— Нет, я прекрасно себя чувствую.

— Значит, вы разочарованы нашим планом?

— Вовсе нет. Я полагаю, что план исключительно удачен… — пробормотал он. — Вчера я, как никогда, осознал и собственные чувства, и чувства… — Петр замолчал.

— Что же вы не продолжаете?

— Да так. — Черкесов улыбнулся и перевел взгляд на собеседницу: — Но как чувствуете себя вы? Вы не раскаялись в нашей авантюре?

— Ничуть. Откровенно признаться, я наслаждаюсь покоем в вашем доме. И сравнения нет с тем, что я пережила в дороге и на станции. — Марина поежилась.

— Да, вам пришлось нелегко. Но вы отважная девушка.

— В нашем мире нельзя без отваги и решительности, — в ее голосе прозвучала неожиданная горечь.

Оба замолчали.

— А-а, вы уже завтракаете. — Дубельт вошел в столовую, по обыкновению своему улыбаясь и будучи в добром присутствии духа. — Что же, нет ничего более приятного, чем стол, накрытый к трапезе…

— Странно видеть в вас эту склонность к сибаритству, вы же офицер и привычны к бивуачной жизни, — сказал Петр.

— Да, это верно. В походе я привык обходиться без излишеств. Но в мирной жизни, согласитесь, что может быть лучше уютной квартиры, мягкого дивана, вкусного обеда, трубки и… — тут Андрей оборвал сам себя.

— И? — лукаво усмехнулась Марина.

— И прекрасной девушки, разливающей чай своей лилейной ручкой. — Ротмистр игриво склонился к сестре и чмокнул ее в ладошку.

— Баловник, — смущенно пробормотала она и принялась наливать брату чай.

— Приятно видеть меж братом и сестрой такие близкие отношения. — Петр поднялся из-за стола.

— Как, вы уже уходите? — всполошилась Марина. — Но вы ведь, кажется, ничего не съели!

— Не страшно, — ответил он. — Я привык. К сожалению, годы походной жизни приучили меня к спартанскому образу жизни, и отвыкнуть от этого я не в силах. — Черкесов улыбнулся.

— Как жаль, — пробормотал Андрей с набитым ртом.

— Андрей! — осадила его Марина. — Что за манеры?

— Ничего, — рассмеялся Петр. — Не страшно… Ведь мы же почти родственники?

— Клянусь накрытым столом, что это справедливые слова! — Ротмистр не останавливался, с удовольствием поглощая яства, сотворенные умелой кухаркиной рукой.

— Энтузиазм приятен в любом деле, друзья мои, — ответил, глядя на ротмистра, продолжавший улыбаться Черкесов. — Да, вот что… Ежели к вам с визитом или случайно нагрянет Лидия Андреевна или сама Полина Платоновна…

— Доверьтесь мне, — твердо прервала его Марина. — Будьте уверены, я вас не подведу. Уговор дороже денег, не правда ли?

— Да, правда. — Петр остановился и прибавил: — Благодарю вас…

Марина улыбнулась:

— До свидания!

— До встречи…

— Мы вас будем ждать! — заявил решительно ротмистр, вливая в себя уже вторую чашку чаю.

10

Полина, верная себе, с утра пораньше уже позавтракала и шагала по собственным угодьям, рассуждая приблизительно следующим образом…

Она выяснит все. Непременно выяснит все! Петр Иванович уверял ее, что не любит собственную жену, а та не любит его. Однако он бросает на Марину такие взоры, что поневоле в этом начинаешь сомневаться. Посему надобно все узнать. Она поговорит с Петром и успокоится раз и навсегда. Ей просто необходимо понять: ежели Петр любит жену, то тут и разговору нет. Она, Полина, все забудет и не станет предаваться глупым сожалениям, но ежели Петр не любит ее, а Марина не любит его, то… То что? Ах, не все ли равно? Ей ведь надобно только убедиться, не более! А там видно будет…

— Полина Платоновна? — За собственными мыслями решительная хозяйка не заметила, как один из предметов ее рассуждения явился собственной персоной.

— Марина Андреевна? — Полина окинула несколько оторопелым взглядом молодую женщину, внезапно ставшую у нее на пути.

Та улыбнулась и присела перед Полиной в небольшом реверансе. Затем обе дамы помолчали, и Марина, решившая во что бы то ни стало вступить в беседу, произнесла:

— Какое чудесное утро, не правда ли?

Если вы не знаете, что сказать, говорите о погоде: это железное правило хорошего тона и самый лучший способ поддержать беседу.

— Да, в самом деле, — ответила Полина.

— И совсем не жарко…

— Да. Скорее прохладно.

— Но вполне так, как надобно! — широко улыбнулась Марина.

«Она, кажется, желает беседовать, — подумала Полина. — Что же, мне это на руку…»

И молодая женщина спросила в свою очередь:

— Вам понравилась усадьба?

— У вас прелестное имение! — с энтузиазмом воскликнула Марина. — И дом, и все вокруг…

— Да, и дом, и парк и в самом деле хороши.

— Верно, парк этот старый?

— Да. Еще прадед моего покойного супруга насаживал и парк, и сад здешний.

— Но каков дом управляющего! — решилась сказать Марина и посмотреть, что из того выйдет. — Весьма удобен и хорош, а уж как красив…

— Вы им довольны? И хорошо устроились?

— Да. Полагаю, что за все эти роскошества благодарить надобно вас?

Полина пристально посмотрела на собеседницу и ответила:

— Не совсем. Дом, правда, мой, но ваш супруг весьма старался, устраивая его для вас со всеми удобствами.

— О, мой Петр весьма любезен. — Марина кокетливо прикрыла глаза ресницами, притушив их любопытный блеск.

— Ваш Петр… — пробормотала Полина.

— Что? Я не расслышала…

— Петр Иванович, говорю я, весьма вас любит, — громче повторила Полина Платоновна.