Прибежав вдвоем на поле, голубки сначала долго целовались и смеялись, потом Алашка грубо задрал на девушке праздничные юбки и трясущимися руками стал снимать с себя штаны. Пока он сдернул с них бечеву и вывалил из штанов огромное, стоящее, как меч, достоинство, раззадоренная девушка раскинула ноги, и он принялся прилаживаться к ней сверху. Их громкие стоны и какие-то нелепые тычки друг в друга возбудили тогда в подглядывающей Любаве какое-то странно теплое, булькающее внизу и внутри ощущение.

Сейчас, припомнив все это, Любава снова ощутила томление. Руки сами опустились вниз и принялись гладить живот — источник этого сладкого и непонятного чувства, а потом побежали к тому самому алькову, который открыл для нее Сивой, и сейчас она сама могла заняться его изучением. Отверстие было узким, упругим и очень влажным. Девушка испугалась даже, не вернулось ли кровотечение. Но подняв пальцы к лунному свету, струящемуся в окно, не увидела темных пятен. Это была не кровь.

Ее тело выделяло какую-то жидкость с удивительным металлическим запахом и слегка скользкую на ощупь. Будто бы готовилось принять Сивоя снова.

Любава испугалась этих мыслей. Сивоя нет. Он никогда больше не введет внутрь ее лона свой теплый напряженный член, о котором она сейчас вспомнила. Но от воспоминания задрожали ноги и напряглась грудь. Любаве захотелось стряхнуть с себя белое платье, в котором она лежала, что она незамедлительно и сделала.

Тело дрожало, отверстие, которое раскрыл в ней Сивой, расширялось, но источник наслаждения был не там. Изо всех сил пытаясь удержать в себе ощущение разгорающегося огня, Любава выгнулась и застонала так же, как толстая рабыня, предлагающая себя дружинникам.

Ее пальцы нащупали бугорок кожи выше влажного и широкого отверстия, и напряжение вдруг сделалось сладким. Выгибаясь и ловя ртом воздух, Любава погрузила палец второй руки внутрь себя, продолжая ритмично нажимать на упругий комочек плоти. Огонь, настоящий священный огонь внутри ее храма с треском вспыхнул и осыпал ее теплыми искрами.

Утром Любава проснулась счастливой и полной сил. В предвкушении новых открытий она ощупала свое тело и пожалела, что не может увидеть его со стороны. Интересно, красивое оно или нет? То, что оно совершенно не такое, как она про него думала, становилось понятно и так. Сколько еще секретов может раскрыть для нее Елина?

Отгоняя от себя мысли, что остальные уроки могут оказаться вовсе не такими приятными, как этот, Любава отправилась в трапезную, именно там в отсутствие мужа любила обретаться Елина.

Сегодня Елина была необыкновенно красиво одета. Длинное синее платье из плотной бликующей ткани с меховыми оторочками на широких рукавах. Волосы были убраны под расшитую кичку и тщательно затянуты тончайшей тканью. Даже этот убор, символизирующий замужнее, покорное положение женщины, она носила изящно, как девичий кокошник.

Увидев Любаву, она поприветствовала ее и предложила полакомиться медовыми лепешками. Наблюдая, как девушка быстро и с аппетитом ест, она улыбалась.

— Ну как обучение женским премудростям? Смогла разжечь огонь в своем храме?

Любава покраснела, чем вызвала довольный смешок хозяйки.

— Прекрасно, — подытожила она. — Не забудь этого чувства. На всякий случай, жги его всегда, когда видишь, хоть вдалеке, подходящего человека.

Ведь, пока он подойдет, ты можешь не успеть разжечь огня. От первого взгляда до сильного чувства у тебя будет лишь несколько мгновений. Не упусти!

Елина назидательно щелкнула перстами. Любава проследила за ее пальцами как завороженная.

После еды были назначены другие уроки.

Одним из них было знакомство с хозяйской одеждой. Елина показала свои платья, расшитые драгоценными самоцветами, кички, тяжелые меховые накидки и многочисленные пары обуви.

Любава с наслаждением трогала тончайшие персидские и арабские ткани, необыкновенно тонкий китайский шелк, перебирала пальцами пушистые меховые опушки. Казалось, что этим она могла бы заниматься бесконечно.

— Как любой храм, Любава, тело женщины должно быть богато украшено. Чем красивее храм, тем величественнее божество, которому он служит. Не допускай, чтобы храм твоего мужчины был серым и скучным.

С этими словами, она выудила со дна сундука тяжелое, расшитое крупными жемчужинами платье, кроваво-красного цвета.

— Вот, красный цвет. Он подходит для украшения храмов гораздо больше, правда?

Удивление Любавы доставляло Елине крайнее удовольствие, она была довольной и очень словоохотливой. От нее Любава узнала множество женских уловок в одевании, узнала, как мыть и растирать свое тело. За разговорами Елина заставила ее вспомнить все настойки, которые использовались в бане. Любава с любопытством узнала, что для своей красоты Елине приходится долго и кропотливо трудиться.

— Ты умеешь слушать, Любава, это большой плюс. Жрецы в храме тем и отличаются от смердов, что слышат голос своего бога. Именно к ним он будет обращаться снова и снова. А не к тем, кто беспокоится лишь о своем урожае или поголовье скота.

Девушка обрадовалась похвале и подняла на Елину глаза.

— Если я украсила храм, разожгла в нем огонь и призвала своего бога, могу ли я надеяться на то, что он не покинет меня?

— Ну в этом никто не бывает уверен! Храм могут разорить захватчики, в нем могут приносить жертвы другим богам… Жизнь не предсказуема. Ты должна уметь отстраивать свой храм заново, украшать его новыми цветами и жить, как раньше. У каждого храма своя история, скоро ты убедишься в этом сама.

— Но после того как храм украшен и жрица разожгла огонь, что требуется от нее самой, что она должна делать?

— Она должна служить интересам своего бога. Должна уберечь от сплетен и наветов врага. Должна отвлекать от скуки. Для этого есть много способов. Ты удивишься, Любава, узнав, как велик мир. Есть не только леса и бескрайние степи, есть бурные реки, есть широкие моря. Есть множество мест, где ты никогда не побываешь, но везде, где ты будешь, ты должна научиться самому лучшему. Чтобы вовремя достать эти умения, когда они потребуются тебе. И тогда жрица в твоем храме будет самой искусной.

— Это то, к чему я должна стремиться? — Любава не заметила, как пробежало время, и боялась, что не все поняла и запомнила. — Мой храм должен быть красив и богато украшен, в нем должен гореть огонь, и жрица должна быть самой искусной?

— Да. И того будет достаточно, чтобы занять тебя на всю жизнь. Потому что это долгий и кропотливый труд. Причем с каждым годом твоя молодость и красота будут покидать тебя, и чем больше на их смену придет богатства и мудрости, тем ценнее ты будешь к старости. Запомни это. Если вместо молодости и красоты придет только старость и глупость, не будет человека несчастнее, чем ты.

— Сколько у меня есть времени? — Любава вдруг подумала, что никогда не интересовалась судьбой старых женщин в своем племени. Неужели и правда каждая из них была молода и свежа, как цветок?

— Смотря для чего. Ты ведь пока не знаешь, что ты ищешь. Ты — рабыня. Но это не главное, каждая свободная женщина в рабстве то у отца, то у мужа, хотя она и не думает об этом. Если ты примешь мои уроки, ты будешь свободнее, чем твой хозяин.

— Где я буду жить?

— Ты живешь в храме. Он всегда с тобой. И вы вместе будете путешествовать, пока не найдете своего бога.

— А как я узнаю, что нашла его?

Елина посмотрела на нее с грустью, но ответила:

— Иногда у тебя не будет выбора. Иногда у него не будет выбора. Но когда ты встретишь того самого человека, ради которого тебя произвела на свет великая богиня Род, ты поймешь, что не ошиблась.

Любава тихо вздохнула. Елина опять напомнила о том, что здесь ей не место. Пройдет еще много времени, прежде чем она найдет где-нибудь свой приют. Как бы Елина ни была к ней добра; но до возвращения Сивоя придется уйти. О возвращении домой не может быть и речи, потому что теперь Сивой обязательно возьмется разыскивать ее. Кто знает, удастся ли Елине отвлечь его своими мудрыми уловками.