— Хватит меня смущать, — попыталась перевести в шутку она.

— Хватит смущаться, — ей в тон парировал он. — Я серьезно. Ты никогда не замечала, что одним людям хочется дарить подарки, потому что они их принимают с благодарностью и искренним теплом, а другие всегда ждут от тебя чего-то еще, все время находят повод для недовольства и желчных замечаний.

— Не знаю, может быть. — Дорис пожала плечами. — Никогда не обращала внимания.

— А есть еще другой вариант, тоже отталкивающий и не дающий делать подарки искренне и без оглядки. Это когда в каждом твоем движении видят корыстный умысел: ты подарил мне цветы, значит, хочешь сделать меня должной. И тогда от тебя стараются откупиться, делая подарки значительно более дорогие и респектабельные. Либо подозрительно смотрят на тебя — уж не собираешься ли ты этими своими орхидеями сказать, что перед тобой всего лишь слабая зависимая женщина.

— А ты хотел бы, чтобы рядом с тобой женщина была слабой и зависимой? — поддела его Дорис.

— Я хотел бы, — жестко ответил Стив, — чтобы рядом со мной был живой человек, а не бездушная маска.

Дорис молчала, задумчиво теребя уголок махровой простыни.

— Послушай, Дорис, когда я дарю тебе цветы, ты удивляешься и радуешься им так, словно они выросли у тебя на глазах прямо из кирпичной стены. И мне хочется тебя удивлять и радовать снова и снова. Понимаешь?

— Понимаю, — торопливо кивнула Дорис. Еще немного — и разговор станет слишком личным, поэтому она поспешила сменить тему. — Расскажи мне еще про Майами, пожалуйста.

— Я уже рассказал все, что знал. — Стив поднялся и стал собирать ноутбук. — Мои фото ты сама можешь посмотреть на диске, я тебе его оставляю.

— Тебе уже пора? — с плохо скрытым разочарованием проговорила Дорис. Закусила губу: только бы он не обиделся.

— Да. Мне еще нужно немного поработать. До завтра, Дорис.

Эти несколько дней, проведенные рядом с Дорис, казались Стивену Тайлеру едва ли не самыми теплыми и настоящими за всю его жизнь. Он с большой неохотой уезжал по вечерам домой. Дорогая, со вкусом обставленная квартира казалась ему безлюдным музеем, в котором по странной прихоти судьбы ему придется провести ночь. Домработница, которая была весьма заинтересована в сохранении такого выгодного места, старалась изо всех сил. В квартире Стивена Тайлера всегда был безукоризненный порядок, даже стояла парочка растений в кадках. Но почему-то это только добавляло помещению сходства с офисом. Холодильник, всегда полный свежих продуктов из супермаркета, не вызывал даже тени аппетита. Идеально застланная постель рождала в душе необъяснимую тоску. И больше всего на свете хотелось оказаться в маленьком домике посреди яблоневого сада, слушать пение цикад из раскрытых окон и держать в ладонях ее горячую руку.

Шел к концу третий день вынужденного безделья. Полуденная жара спала, и вечерняя прохлада ласково смывала с Атланты душную поволоку летнего марева.

Сегодня Стив полдня провел в офисе и появился пару часов назад, сосредоточенный, с заострившимися чертами лица. Дорис пришлось немало потрудиться прежде, чем он оттаял. Вначале настроиться на его волну, так чтобы чувствовать его, даже глядя в другую сторону. Осторожно, чтобы не вызвать отторжения и волны агрессии, адресованной другим людям и другим ситуациям. Потом вспомнить что-нибудь забавное и теплое, развеселить и согреть своей женской мягкостью и уютом. Ей нравилось наблюдать, как теплеют серые глаза Стива, как из его движений уходит нервная напряженность, а улыбка перестает напоминать белозубый оскал.

После душа Стив уединился на кухне, загадочно предупредив Дорис, чтобы она никуда не уходила. Конечно, самое время прогуляться, уныло подумала она. Термометр пискнул. Дорис с досадой на него посмотрела и зарылась под махровую простыню. И это называется отпуск.

— Ну и что ты изображаешь из себя ящерицу под барханом? — Веселый голос Стива заставил Дорис высунуть нос из убежища. — Вылезай и посмотри, что я тебе принес.

На кроватном столике был сервирован импровизированный ужин. Свежие тосты, на которых таяли кусочки сливочного масла и медленно плавился сливовый джем, уютно расположились на любимой тарелке Дорис. Интересно, когда он успел запомнить такие тонкости, как ее излюбленное лакомство и дорогая сердцу посуда? А еще на подносе оказалась большая чашка с горячим молоком.

— Не знал, сможешь ли ты выпить теплое, да еще и сладкое молоко, — пояснил Стив, — поэтому мед отдельно в баночке. Твоему горлу это должно понравиться.

В груди Дорис защемило. Дорис так привыкла к одиночеству, что уже почти его не замечала. Если тебе что-то нужно — встань и сделай это. По этому принципу строилась ее жизнь, даже когда она была с Дейвом. Что уж говорить о бесконечных неделях после его предательства. Болеешь — отлежись и снова вперед. Устала и скверно на душе — побалуй себя чем-нибудь или нырни в бескрайние просторы выдуманных миров. А сейчас… Три дня непрекращающегося волшебства, невыразимого тепла и понимания. Появление Стива дало ей возможность по-другому взглянуть на себя саму. Теперь уже не было необходимости отказываться от той своей части, которая нуждалась в понимании и заботе, которая хотела близости и любви.

— Спасибо тебе, Стив. Ради этого стоило заболеть.

— Не слишком ли много шума из-за молока и тостов? — усомнился Стив. Впрочем, его глаза излучали такое тепло, что Дорис только счастливо улыбнулась, принимая у него из рук теплую тяжелую чашку.

Молоко было вкусным и мягко обволакивало саднящее горло. Дразняще пахли горячие тосты.

Стив изучающе смотрел на Дорис, чуть склонив голову.

— А-а, я понял, — он насмешливо прищурился, — ты просто любишь молоко. Ну так бы сразу и сказала. А то я — все вино да коктейли!

Дорис фыркнула прямо в чашку с молоком, на одеяло выплеснулась маленькая лужица.

— Конечно, давай теперь еще будем плеваться. — Стив укоризненно покачал головой, отчего Дорис зашлась и вовсе уж неприличным хохотом. Стив еле успел забрать у нее из рук чашку.

— Я тебе покажу, как надо мной издеваться! — сквозь смех взвыла Дорис и метко швырнула в Стива подушку.

Он слегка опешил. Потом встал, по-офицерски одернул тенниску и поставил Дорис в известность, что мужская честь не позволит ему остаться без отмщения. И так вмазал Дорис подушкой, что та чуть не свалилась с кровати. С воплем атакующей кошки Дорис метнулась на грудь Стиву, пытаясь сбить его с ног. Они покатились по полу, хохоча и попискивая (пищала, разумеется, Дорис). Лохматая, в полосатой пижаме, она чувствовала себя венцом творения. Особенно когда оказалась под ним, а его руки стали жадно гладить и сжимать ее тело. Дорис тихо застонала, когда губы Стива коснулись ее груди, горячо и сильно, почти до боли сжали сосок. Он подхватил ее на руки и, не переставая целовать, отнес на постель, прижался к ней напрягшейся твердой плотью. Пижама снималась куда легче, чем платье, а под ней — обнаженное жаркое тело, обостренно-чувственное, трепетное. И завитки светлых волос. И горячая влага желания.

Настойчивый звон дверного звонка заставил Дорис вынырнуть из сладостного наваждения, готового захлестнуть ее с головой. Стив, разгоряченный и тяжело дышащий, стоял рядом с кроватью и вопросительно смотрел на Дорис. В его глазах читалось явное желание по-мужски разобраться с нахальным визитером. Или продолжить начатое, не отвлекаясь на превратности окружающей действительности. Секундная пауза — и снова звонок, резкий и бесцеремонный. Так звонить в дом Дорис мог только один человек в мире.

— Стив, одевайся скорее. — Лицо Дорис пылало как маков цвет. — Скорее же. Это моя мама!

— Ну и что? — Распаленный Стив толкнул ее, опрокидывая на смятые простыни. — Я ждал этого столько дней…

— Стив, милый, я не могу! — взмолилась Дорис, даже не пытаясь сопротивляться.

— Сделай вид, что тебя нет дома. — Стив не отпускал ее, но и не возобновлял натиска. — Это же невежливо, являться без предупреждения.

Звонок смолк, как будто человек, стоявший за дверью, прислушивается к тому, что происходит в доме.