Письма Марии к Атто, в которых мадам коннетабль через аббата Мелани обращалась к «королю-солнце», называя его именами Сильвио и Лидио, действительно существуют. Они были обнаружены авторами в Париже вместе с отчетами по поводу предстоящей войны за Испанское наследство, которые Мария отсылала из Испании Атто. Эти подробные отчеты свидетельствуют о деятельности Марии как шпионки. Ее французским контактом всегда был Атто, в свою очередь, он докладывал министру Людовика, показывая ему отчеты своей подруги, объясняя и комментируя их (письма Марии и соответствующие письма Атто находятся в С. P. Rome Suppl. 10 – Письма аббата Мелани, с.120, 185, 187, 206, 222, 259, 281, 282, 285).
И хотя Мария выполняла весьма опасное задание, она не переставала думать о Людовике. Например, она пишет Атто 9 августа 1701 года из Толедо, признаваясь ему, что думала, когда следила за Филиппом V: «Я всегда чувствую себя глубоко растроганной, когда вижу его, он напоминает мне своего дедушку, когда тот был в его возрасте».
До сегодняшнего дня никто не знал об этой переписке между Атто Мелани и Марией Манчини, длившейся сорок лет, и тем более о засекреченных намеках на Людовика XIV, которые эти письма содержат.
Поэтому сегодня ни в одной из всего множества подробных биографий Марии Манчини с достаточным документальным подтверждением, от Л. Пери (Первая римская принцесса в XVII веке. Париж, 1896) до С. Дулона (Мария Манчини. Париж, 1980), нет упоминания о ее настоящей, решающей роли в жизни французского короля.
До недавнего времени не было известно также обнаруженное авторами в Библиотеке Маручеллианы во Флоренции прощальное письмо (Манускрипты Мелани, 9, с. 157–158), которое Мария написала королю, а Атто Мелани тайно передал ему, как он и рассказывает в четвертый вечер. На самом деле Атто не просто взглянул на это письмо – прежде чем передать его королю, он сделал с него копию. И это настоящее чудо, ибо эта копия – единственное письмо, сохранившееся от всей любовной переписки между Марией Манчини и Людовиком XIV. Это, написанное на французском письмо, которое Атто скопировал и хранил среди своей собственной корреспонденции, из осторожности не указав даты, отправителя и получателя, он подписал простым и многозначным «Lettre tendre». И даже испанская инфанта Мария Терезия, будущая невеста короля, скрыта под псевдонимом Элеонор.
«Я прощаюсь с Вами, мой сударь, и я пишу Вам из того же дворца, где мы оба сейчас находимся и откуда скоро уедем. Пути нам предстоят абсолютно разные: Вы собираетесь принести радость Франции и вселить любовь в сердца всех Ваших подданных; Вы собираетесь надеть обручальное кольцо королеве, а затем подарить ей и самого себя. Ах, сударь! Разве Вы могли когда-нибудь представить, что мне придется однажды присутствовать на столь печальном спектакле? Отдавая Элеонор свою руку, Вы наносите по моей жизни последний удар. Ах, Господи, смогу ли я найти в себе силы жить дальше? И видеть Вас в объятиях другой? Вы можете сказать мне, что я сама привела Вас к этой печальной свадьбе. Но, сударь, разве Вы не знаете, что я всегда неукоснительно делаю то, что требует моя честь? Однако при этом я страдала не меньше. Я могу сказать, что возвращаю Вас Вашей свободе, Вашему отечеству, Вашему народу и, как это ни жестоко, дарю Вам невесту. Я не требовала этой чести: возможно, я хотела бы, чтобы она никому не была предназначена. Я никогда не строила иллюзий, и все же мои фантазии были довольно смелые. Сотни раз мне хотелось видеть Вас простым рыцарем. В таком случае я могла бы сделать для Вас гораздо больше, чем Вы в той роли, в которой сейчас находитесь. Горе мне, какая мысль! Она до сих пор ласкает мое воображение, а в остальных мыслях я не нахожу ничего, кроме ужаса и отчаяния. Буду ли я еще жива, когда Вы станете праздновать церемонию своего бракосочетания, и если буду, то только для того, чтобы провести остаток жизни в каком-нибудь уединенном простом месте. Ужасные, острые железные иглы вонзились между Вами и мной. Моя рука дрожит от слез, от рыданий. Мой разум мутнеет – я больше не могу писать. Я не знаю, что сказать. До свидания, мой господин, та недолгая жизнь, которая мне осталась, будет наполнена одними воспоминаниями. Ах, милые воспоминания! Что же сделали Вы со мной, а я – с Вами? Я теряю рассудок. Прощайте, мой сударь, в последний раз прощайте».
Множество признаков дают основание полагать, что «король-солнце» и в последние годы жизни очень часто думал о своей первой любви. Достаточно привести некоторые примеры. Однажды он поручил Филидору, своему придворному музыканту, составить перечень всех произведений, которые тот исполнял за все время правления Людовика. Филидор признался, что не в состоянии вспомнить арию Пана из «Ballet des Plaisirs». И «король-солнце» тут же напел ему нужные строки по памяти. «Он все еще помнит арию, под которую танцевал в Лувре шестьдесят лет назад, вероятнее всего, он по привычке насвистывал ее все лето, сопровождая свою любимую Марию во время прогулок по террасе Тюильри или дальше в сады Ренарда» (Комбескот. Девочки Мазарини. Париж, 1999, с. 402).
В 1702 году арестуют и бросают в Бастилию по подозрению в шпионаже человека, выдающего себя за монаха-капуцина. Его тюремщик, лейтенант де Аргенсон, находит у него письма, даже с локонами его многочисленных возлюбленных, среди которых есть письма дам высокого положения. Всплывает имя Марии. Действительно, она не устояла перед соблазном такого приключения и имела с ним связь, да, и даже представила его новому королю Испании, Филиппу V.
Эти сведения попадают к «королю-солнце». Узнав, что его старая любовь была возлюбленной капуцина, он приказывает провести тщательное расследование (поэтому лжекапуцин и находился все время в тюрьме). Мария, которая в это время пребывает в Авиньоне, реаги рует очень нервно, когда узнает, что произошло: ведь ее могут обвинить в шпионаже против французов. Однако в первую очередь дрожащим от волнения голосом она спрашивает, узнал ли король о ее отношениях с этим подозрительным авантюристом. Даже перед лицом намного более серьезной угрозы Мария прежде всего тревожится о том чтобы Людовик не узнал о ее связи с другим мужчиной.
В 1705 году после сорокалетнего отсутствия Мария возвращается в Париж. Герцогде Хакоурт передает ей приглашение короля в Версаль и предложение финансовой поддержки. Она отказывается и от первого, и от второго. Она слишком предусмотрительна чтобы сдаться и показать возлюбленному свое лицо, на котором время уже оставило свои следы. Они никогда больше не встретятся и не увидят друг друга.
Мария захотела быть похороненной в том месте, где ее найдет смерть. Так и произошло: она умерла 8 мая 1715 года в Пизе, где ее застала неожиданная болезнь. Согласно ее воле, надпись на надгробии звучит так: «Pulvis et cinis»,что значит: пыль и пепел. Вы и сегодня сможете увидеть это надгробие перед главным алтарем церкви Святого Сепольхро.
Прошел ровно месяц, пока новость о смерти Марии дошла до Рима, где живут ее дети, а оттуда достигла Парижа. Возможно, это совпадение, но когда Людовик XIV узнал эту новость, он тут же заболел. Через несколько дней король покинул Версаль и отправился в резиденцию Марли. На Троицу распространилась печальная новость: личный врач короля Марешаль проинформировал Ментенон, что дни короля сочтены. Его супруга, нервничая, приказала врачу молчать. Однако Людовик таял на глазах, пока в августе стало уже бесполезно отрицать, что у королягангрена. 1 сентября Людовик XIV умер.
Если бы аббат Мелани не скончался за год до этого, он наверняка заметил бы взволнованно: «Людовику и Марии не разрешили жить вместе, но им удалось вместе умереть».
Книга «Верный пастух» Баттисты Гварини, которую читали Людовик и Мария и строки из которой они цитируют в своих письмах, была очень популярна в прошлые века. После первого представления при дворе в Ферраре в 1598 году эта пастораль до конца XVIII века ставилась по всей Европе. В королевском дворце висело немало гобеленов со сценами из пасторали Гварини, среди них гобелены Франсуа де ла Планше, он же ван дер Планкен, о котором упоминает Атто.