Конечно, обидно, обидно до слез, что как раз в мой день рождения мы будем сидеть без обеда, голодные, и все из-за моей самой лучшей подруги.

Ну что ж, теперь можно и съесть тот кусочек хлебца, который я берегла для котлеты. А потом постараться заснуть, заснуть до завтра.

Дорогая, золотая мамочка придет голодная. Я прижму ее к своему сердцу, крепко, крепко обниму и скажу ей о постигшем нас горе. И она, я думаю, не будет сердиться. Ведь она что-нибудь, наверно, там поест. Только бы она не сердилась, не омрачала моего праздника. Больше мне ничего не надо. Мы выпьем по рюмке вина, а потом будем пить чай с конфетами.

Только бы не ссориться, только бы все было тихо и мирно. Вот в чем мое горячее желание.

Уже без 1/2 7, а мамы все нет. За окном отчаянно бьют зенитки, длится 2-ая тревога. Уже и задаст нам сегодня Гитлер трепку и за вчера, и за сегодня.

Да, так, как и предполагалось, так и случилось. В 5 часов пришла Ака, уставшая, замерзшая, с пустыми руками. Она стояла за вермишелью, и ей не хватило. Тетя Саша стояла ближе, получила, а Ака нет. Тетя Саша даже не взглянула на Аку. Какая сволочь! Не могла поставить старушку перед собой. Боже, нельзя себе представить, как нам не везет. Как будто все боги и дьяволы ополчились против нас.

Ужасно хочется есть. В желудке ощущается отвратительная пустота. Как хочется хлеба, как хочется. Я, кажется, все бы сейчас отдала, чтобы наполнить свой желудок.

Когда же мы будем сыты? Когда мы перестанем мучиться? Когда же мы сможем покушать чего-нибудь плотного, сытного, целую тарелку каши или макарон, все, на одном жидком далеко не уедешь. А мы уже месяц с лишним питаемся одной жижей. Нет, так жить немыслимо. Господи, когда же конец мучениям!! И это мой праздник, мой день рождения, который бывает только раз в году. Я помню, в этот день Ака всегда пекла пирог и крендель. Мы сидели за столом, пили чай, вино, чокались. На столе всегда были конфеты, пирожное, а иногда и торт, и бутерброды с колбасой и сыром. В этот день, особенно [в] последние годы, у нас не бывало гостей, но мы втроем по-настоящему справляли этот праздник. Нет, никогда мне не забыть 21-ое ноября 1941 года. Всю жизнь буду помнить я этот день. 21-ого ноября 1942 года (если я буду еще жива) я вспомню, отрезая огромный ломоть черного хлеба и мажа его толстым слоем масла, я вспомню этот день таким, каким он был год тому назад, в 1941 году, и этот толстый ломоть хлеба с маслом будет для меня роскошней всех деликатесов, всех вкусных вещей, вместе взятых, всех пирожных, всех тортов. О Боже, с каким удовольствием я буду откусывать и жевать этот хлеб, хлеб, настоящий хлеб.

Мамочка, милая, мамочка, где ты. Ты лежишь в земле, ты умерла. Ты успокоилась навсегда[63]. Я, я, я мучаюсь, страдаю, страдаю вместе с сотнями и миллионами советских граждан, и из-за кого, из-за бредовой фантазии этого психа. Он решил покорить весь мир. Это безумный бред, и из-за него мы страдаем, у нас пусто в желудках, и полно мученья в сердцах. Господи, когда все это кончится. Ведь должно же это когда-нибудь кончиться!?!!

22/XI

Сегодня утром можно сказать, что я отпраздновала свой вчерашний день. В 7 часов Ака ушла за шоколадом, и в 9 часов она дала мне чай, мой хлеб, 125 грамм, и 50 грамм шоколада, настоящего английского шоколада. О таком шоколаде можно только мечтать. У нас никогда не было настоящего заграничного шоколада. Настоящий английский шоколад, жирный, душистый, твердый, тяжелый, красивый. Разделен на большие плитки. 50 грамм – 4 таких плитки. Значит, одна плитка 12 с 1/2 гр. А какой вкусный, горько-сладкий, ну, одним словом, настоящий шоколад, прямо из Индии.

Если в Ленинграде не будет хватать хлеба и будут вместо него давать шоколад, то мы не умрем с голоду. А шоколаду нам Англия, наверно, привезла достаточно и еще привезет. На детскую карточку выдают такие английские продукты, как настоящее саго, изюм, (нрзб.). Но это все на детскую карточку, на нее же дают манную крупу и рис.

Вот это суп, всем супам суп! Ака принесла его из школы. И ведь экая досада, как мы сразу не догадались, ведь Ака могла и вчера прекрасно пойти и взять обед и незачем было это поручать Тамаре.

Сегодня Ака там взяла 2 вторых, а именно порция рисовой каши с кусочком масла. Один кусочек масла Ака дала мне, а другой кусочек положила в рис и сварила такой чудесный суп, такой вкусный, и много, чтобы каждый получил 1 полную тарелку и еще три поварешки добавки.

Теперь мы все перестроим. Я забираю все три крупяные карточки и рассчитываю так, чтобы хватило на всю декаду, а именно на 8 дней. Хорошо, если б вышло бы по 100 гр. крупы в день, ну, в крайнем случае, будем брать по 75 гр., т.е. один суп и одно второе.

В моей скляночке вместо 3 добротных плиток шоколада, как я сперва предполагала, остался один ничтожный огрызочек, который я тоже скоро съем, потому что смешно оставлять такой кусочек. А что осталось от моих конфет? Вчера же Ака передала мне пакетик с конфетами. Я их сейчас же сосчитала. Их было 34 штуки, круглых нарядных конфеток. 4 конфеты я обменяла на 2 соевых. Сегодняшний день увидели только 5 несчастных конфеток. Куда же делись остальные? Да, я их всех съела вчера, ведь я же вчера не обедала. Да, я вчера питалась хлебом и конфетами. За вчера я съела 25 штук этих конфет, утешая себя мыслью, что сегодня мой день рождения, сегодня я поем, а уж завтра не съем ни одной. Но наступило «завтра», и те 5 бедняжек, что остались помилованы мною, тоже нашли свой конец в моем бессовестном рту. И уж прямо стыдно, ну, вчера я была голодная, ну, другое дело. Но сегодня, сегодня я имела хлеб, шоколад, суп, кажется, можно было оставить эти несчастные жертвы в покое, все равно они обречены на съедение, дать бы им пожить еще денька два. Но нет, я не вытерпела, долго крепилась, наконец съела одну, ну а это значило, что теперь я не остановлюсь, пока не уничтожу все, что есть под рукой съедобного. И я принялась есть и съела все конфеты и весь шоколад. А впереди 8 дней. И я опять буду 8 этих дней пить чай без всего и досадовать, как это мне угораздило съесть в один день 25 штук конфет.

Моя плитка, красивая плитка настоящего английского шоколада, где ты? Почему я тебя съела? Такая нарядная, только и любоваться тобой, а я тебя съела. Какая я свинья. Теперь только одна надежда, т. е., вернее, одно утешенье, если мама пожелает поделиться с нами, то я получу еще одну плитку. И я не буду ее есть, нет, Боже сохрани. Я буду ею только любоваться и съем ее только тогда, когда у мамы не останется ни крошки шоколада.

Сейчас я перечла опять весь свой дневник. Боже, как я измельчала. Думаю и пишу только о еде, а ведь существует, кроме еды, еще масса разных вещей.

Как расшалились немцы. Стреляют и стреляют из дальнобойных. Ну, ничего. Скоро их успокоят. Сейчас над самыми крышами пролетел самолет как раз в ту сторону, откуда стреляют.

Город продолжает нормально жить. Заводы выпускают свою продукцию. Магазины торгуют. Кино, театры, цирк работают[64]. Школьники учатся. Правда, жизнь перестроилась на новый лад: газ не работает, керосин не продается, люди варят обед в печках, на дровах, на щепках. Но большинство людей прикреплено к разным столовым. Теперь мало кто спускается в бомбоубежище, так как люди истощены систематическим недоеданием и истомлять себя хождением по лестнице взад и вперед просто не в силах, а жить хочется всем в равной мере. Сейчас такое время, что ничего не купишь, и поэтому ребята имеют при себе много денег. Они каждый почти день ходят в кино и театры, а на переменках и во время тревог – в бомбоубежище, занимаются картежной игрой. Все переменки и даже на некоторых уроках дуются в «очко» на деньги. А ведь это самый настоящий разврат. Я часто наблюдала за их игрой. Ведь они выигрывают зараз часто рублей 5-7, а иногда и 8. И я видела, как они теряют всякое уважение к деньгам, как небрежно бросается на парту, «в банк», «трешка» – 3 рубля. А если случайно упадет рубль, то владелец не торопится нагнуться, чтоб его поднять, а о 20-ти копейках и говорить не стоит. Зато с какой жадностью многие ребята прячут выигранные деньги, а другие, наоборот, с напускной небрежностью.