— Ну, конечно же! Он просто потерял память!
— Кто потерял память? — встревожился Борис Борисыч. Катя и Александра Владимировна тоже смотрели на Кирилла. Только Анжела находилась в глубокой задумчивости и смотрела в никуда.
— Простите, — смутился Кирилл. — Я просто никак не мог решить одну загадку Сейчас решил… Простите еще раз.
— А-а, — протянул Борис Борисыч и стал наливать чай в блюдечко. Александра Владимировна пожала плечами и вернулась к своим хозяйским обязанностям.
— О чем загадка? — спросила Катя. Анжела, вернувшись из неизвестного далека, посмотрела на дочь, потом — на Кирилла.
— Да нет, это не сказочная загадка, — сказал Кирилл. — Скорее — задача. Совершенно неинтересная.
— Ладно, — коротко сказала Катя. Она заглянула Анжеле в лицо, что-то шепнула, и та согласно кивнула.
К столу приплелся замученный жарой Шарик.
— Шарик, — сказала хозяйка. — Погуляй пока. Потом я тебя покормлю.
Пес сонно посмотрел на людей, потом на стол, как всегда шумно вздохнул и, опустив голову, поплелся в тень кустарника.
Придя после обеда во флигель, Кирилл, в который раз нарушая собственное решение, завалился на кровать. Перед этим он разделся, одежду по возможности аккуратно развесил на кроватной спинке.
Здорово я придумал, хвалил себя Кирилл, это же так просто — камикадзе потерял память. Пусть частично. Он будет помнить свой язык, отрывочные события детства, еще что-нибудь не столь значительное, но он забудет, что он камикадзе и даже — что он на войне. Пусть он доплывет до островка — не зря же он появился на горизонте — и там его спасет какой-нибудь рыбак. Хотя мог ли в те годы там оказаться рыбак? Неважно, — Кирилл махнул рукой, — пока неважно. Но литературы на эту тему надо будет перелопатить ой-ей-ей! А что там с моими моряками? Помнится, я оставил их на палубе. Кирилл закрыл глаза, но воображение не включилось. Зато всплыла фраза: «Дообеденный сон серебряный, послеобеденный — золотой»… Да, именно так она должна звучать.
Послеобеденный сон оказался долгим: Кирилл проснулся около пяти часов вечера. Вот что хорошего я в этом месте сделаю, так это отосплюсь, подумал он.
Совершив ритуал умывания, а затем одевания, Кирилл засел за печатную машинку. Похоже, что сидение перед этим маленьким устройством с обилием кнопок тоже становилось неким ритуалом, причем совершенно безрезультатным. И сидение за столом в кругу приятных, но погруженных в себя людей — однозначно было ритуалом, к тому же обязательным. Вся жизнь — сплошной ритуал. Словно кто-то заранее составил тебе расписание… Кирилл вздохнул, посмотрел на стеклянную крышу хозяйского дома. А ведь он собирался попросить Александру Владимировну показать эту необыкновенную теплицу. А еще он мило побеседовал с Анжелой, и было бы неплохо продолжить так замечательно начавшееся общение. А также он не написал ни строчки, ни единой буквы, зато, наконец, придумал нечто связное и логичное. И даже если он не будет писать о японском летчике (где та Япония!), то, по крайней мере, будет пытаться искать оригинальный выход из какой-нибудь неразрешимой сюжетной ситуации. Вот сейчас та самая ситуация: есть название, нет сюжета. Кирилл сердито глянул на заправленный в машинку лист бумаги. Наверное, надо начинать не с названия. А идея с древним храмом и жрецами почему-то совершенно не греет душу. Но почему же тогда рука не поднимается выдрать этот листок из каретки, скомкать и бросить в мусорную корзину?
Кирилл встал из-за стола, извлек из шкафа кружку, сунул ее в бидон и напился тепловатой воды. Почувствовал, как лоб покрылся испариной. На колодец сходить, что ли, подумал он. Где-то здесь есть даже летний душ — помнится, хозяйка при первой нашей встрече говорила, — но зачем он нужен, когда тут и река, и два озера рядом?
Решив все же никуда не ходить, он вернулся за стол…
Ужин прошел как обычно. Наверное, я тут самый говорливый, подумал Кирилл, храня полное молчание. После вечернего чая он вернулся к себе, разделся и засел за машинку. Точнее, он просто сидел перед ней в неком ступорозном состоянии. На улице темнело, со скрежетом и скрипом поползли шиферные створки крыши, скрывая на ночь стеклянный парник.
— Все, хватит! — Кирилл решительно встал. Как был, в одних плавках, он вышел из флигеля и пошлепал босиком по нагретым плиткам садовой дорожки, ведущей к реке. В окнах дома начали зажигать керосиновый свет. Звезды усеивали собой темнеющее небо. Кирилл быстро спустился по склону, сошел с дорожки у горбатого мостика и плашмя рухнул в холодную воду. В последний момент он подумал, что зря так делает, вдруг здесь дно мелкое или окажется какой-нибудь камень у самой поверхности, но все обошлось. Холодная вода обняла разгоряченное тело и неспешно вытолкнула на поверхность. Кирилл взмахнул руками, принял вертикальное положение, шумно выдыхая воздух. Ноги не доставали дна, и можно было только удивляться, что такая узкая речушка столь глубока. Течение неспешно несло в сторону озера.
Кирилл выбрался на берег, провел ладонью ото лба к макушке, приглаживая мокрые волосы. Река вытянула из тела излишний жар, и теперь по коже бегали зябкие мурашки. «Спать, спать, — думал Кирилл, шлепая босыми ногами по теплым плиткам дорожки. — Завтра буду сидеть дома до посинения, а что-нибудь да напечатаю». Он посмотрел на светящиеся окна хозяйского дома, вспомнил, что на полочке стоит ни разу не использованная лампа «летучая мышь», и чуть не полетел в клумбу, споткнувшись о неровный край плитки. Беззвучно ругаясь, он дохромал до флигеля; в комнате, на ощупь отыскав полотенце, основательно вытерся. Также на ощупь расстелил постель, лег и мгновенно уснул.
V.
Два последующих дня были похожи друг на друга. Кирилл выходил из флигеля только на завтрак, обед и ужин. Остальное время он сидел перед пишущей машинкой, и совершенно безрезультатно. Всем его существом овладела апатия. С Анжелой ему тоже не удавалось пообщаться: она все время была погружена в себя или разговаривала с Катей: были у них какие-то секреты. Посидев после ужина перед машинкой до темноты, Кирилл шел но речку и бросался в холодную воду. Это немного освежало и взбадривало.
В очередной раз, проснувшись утром под громыхание раздвигаемой крыши, Кирилл принялся вычислять, какое сегодня число. Выходило, что восьмое. Уже шестой день он здесь, и за это время ни единой буквы не появилось на пожелтевшем от солнца листе бумаги. Да просто надо отдохнуть от всего! Нечего сидеть, как статуя в ожидании вдохновения. Вдохновение, когда надо, само придет. Лучше дышать полной грудью, купаться, загорать, жить — в конце концов.
После завтрака Кирилл решил вновь посетить поселок: появилась у него некая мысль. Не откладывая, как говорится, дела в долгий ящик, он взял с собой пустой рюкзак, надел помятую газетную буденовку и отправился в путь. Добрался довольно быстро. У знакомого магазина на лавочке никто не сидел. Не иначе, Маргарита с утра продала тому мужичку пару бутылок пива. В магазине так же было жарко, и так же в углу мурлыкал холодильник, и так же продавщица скучала за прилавком. Зная теперь ее имя, Кирилл как-то по-новому взглянул на молодую женщину. Нет, все же не та Маргарита. Да и мастер, конечно, не тот. Но совпадение было забавным. Кирилл купил несколько апельсинов и попросил присоединить к этому небольшую бутылочку-фляжку с коньяком. Услышав о коньяке, Маргарита скривила рот, хотела что-то сказать, но, передумав, достала с полки бутылку, стерла с нее пыль и назвала цену.
Выйдя на улицу, Кирилл пристроил рюкзак с покупками за спиной, внимательно огляделся. Площадь перед магазином и примыкающие к ней улицы были пустынны. Подумалось: а живет ли тут вообще кто-нибудь?
Обратно он возвращался той же дорогой, сделав у реки остановку, чтобы умыть разгоряченное лицо. Во флигеле было уже достаточно жарко, и Кирилл, сунув рюкзак с покупками в шкаф, вышел и сел на пороге. То ли пойти на озеро, то ли не пойти, раздумывал он и все больше склонялся к тому, чтобы пойти. Но тело, видимо, этого не хотело или не могло: оно просто растекалось киселем.