Тушенка оказалась на редкость вкусной; жира в банке было совсем немного. Слегка черствый хлеб, пропитавшись тушеночным соком, стал мягким, ароматным. Покончив с бутербродами, Кирилл обулся, сложил ветровку, затолкал ее в рюкзак. Потом посмотрел на пустую банку из-под тушенки, подумал, сполоснул в воде и тоже положил в рюкзак.
Он стоял перед дамбой. По ней тянулись две дорожные колеи, стремясь встретиться у горизонта. Справа и слева вода; слева зеленовато-желтая — соленая, справа синяя — пресная. И теперь ясно, почему цвета отличаются. За спиной — твердая земля, стена елового леса, а впереди — узкая прямая дорога в неизвестность. Это было красиво и вместе с тем жутко. Жутко красиво!
Кирилл, в который раз поправив лямку рюкзака, шагнул на дамбу. Пройдя несколько шагов, он подумал, что довольно забавно смотрится со стороны в рубашке, надетой на голову. Но теперь голову не пекло, и плечи были закрыты. Арабы — мудрые люди, знают, как спасаться от солнца. Оно сейчас как раз было в зените: часы показывали полдень. В какой-то момент Кирилл решил, что идет на север. Он это чувствовал и безо всякого компаса: дамба шла строго на север. Да и положение солнца это подтверждало — оно было сейчас за спиной. Но вдруг он не прав? Ведь от смены точки зрения меняется впечатление, но сама действительность остается неизменной. Плевать хотела эта самая действительность, так называемая объективная реальность, на точку зрения человека. Сейчас, например, человеческая логика утверждала: разделяющая озера перемычка — дамба, искусственная. И тут же та же самая логика, как ни странно, утверждала обратное — это природное образование, межозерная коса. Не было на ней следов рукотворности. Не видно было забитых свай, уложенных геометрически правильных блоков, ровных откосов. Только обыкновенные красноватые камни, выглядывающие из-под воды; Кирилл покосился на свой расцарапанный живот.
Дамба возвышалась над поверхностью воды сантиметров на десять; пожалуй, в бурную погоду волны озер легко перехлестывали через такую невысокую преграду, которую покрывал плотный слой розовой глины, дресвы, песка. Вся эта смесь, высушенная солнцем, отшлифованная ветром и водой, была, наверное, прочней бетона. Даже дорожная колея обозначалась не углубленными бороздами, а, скорее, другой фактурой поверхности. Скудная трава росла по краям, у самой воды. Со стороны пресного озера растительность была погуще и позеленее. В одном месте встретился даже прутик зарождающегося деревца, лениво шевелящего несколькими листочками. Но, судя по всему, деревья здесь не приживались. А ведь это как взлетная полоса, подумал Кирилл, такая же прямая и бесконечная. У него даже дух захватило, когда представил, как разбегается и отрывается от земли. Дамба уходит вниз, делается тоньше, горизонт расширяется, и, наконец, становится виден противоположный берег. Да-а! А ведь берега-то все не видно. А Женька говорил, около часа ходьбы. Что-то он здесь перепутал.
Кирилл остановился и оглянулся. Сердце неожиданно дернулось и застучало где-то в животе. Позади тоже не было видно берега. Кругом одна вода. Целый океан воды. И только узенькая полоска каменистой суши делила бесконечное водное пространство. Даже четкой линии горизонта не существовало: там поверхность озер растворялась в синеватом небесном куполе, по которому растекалось жгучим огнем лопнувшее солнце.
Если закрыть глаза и покрутиться на месте, подумал Кирилл, то потом не поймешь, в какую сторону надо идти. Хотя нет, солнце висит вон там, откуда я иду. Все нормально! Только пить очень хочется! Он мысленно обругал себя еще раз за то, что не захватил флягу. Покосившись на пресное озеро, решил потерпеть: наверняка, скоро дойдет до места, а там уж найдет себе сколько угодно чистой кипяченой воды. А тушенка была вкусная, только соленая. Вот откуда жажда! Страшное наказание было в парусном флоте для провинившихся матросов — накормят солониной, привяжут к мачте и оставят так на несколько дней без воды. Жуть какая! А оставшиеся в живых после кораблекрушения? На какой-нибудь лодочке или связанных в плот обломках умирали посреди океана от жажды. Без воды — среди воды. Наверняка кто-то в помутнении рассудка пытался пить океанскую воду. Скорее всего, это не помогало…
Кирилл облизнул пересохшие губы. Остановившись, он вытер мокрое от пота лицо и снова огляделся. Неожиданно ему показалось, что пространство вокруг сжалось до размеров тесной каморки. Это было странно, и это было страшно. Страшно до судороги, до холодной испарины.
— Не понял, — пробормотал Кирилл, прижимая вздрагивающую руку к груди. — Никогда не думал, что страдаю клаустрофобией. Или нет… Я ведь на открытом пространстве. А это называется, кажется, агорафобией… Или это от жары и жажды? Лучше смотреть только на дорогу — вдруг поможет.
Продолжая негромко разговаривать с самим собой, он опустил глаза и сделал несколько глубоких вдохов. Действительно, помогло. Хотя настроение было препаршивым. Продолжая смотреть под ноги, он медленно двинулся вперед.
— А ведь, по сути дела, я нахожусь в аномальной зоне, — Кирилл решил размышлять вслух. — Даже озеро здесь разделено на пресную и соленую половины. Это ведь одно озеро… Интересно, если измерить уровни поверхностей этих половинок, они окажутся одинаковыми? При условии, что разделяющая их перемычка абсолютно непроницаема, то уровни должны быть разными. Причем в соленой половине он гораздо ниже… или выше?
Кирилл покосился на левый край дамбы, потом посмотрел на правый. Особой разницы он не заметил. Удивительно все-таки, что природа смогла сотворить такую плотину. Одно смущает — уж слишком она геометрически правильная. Это удивляет. С другой стороны, если это построено людьми, то для чего? Чтобы появился пресный водоем? Или открыть более короткий путь прямо через озеро? А может, это некое сверхсекретное сооружение? И озера искусственные. Стоп!
Он приостановился, пораженный новой идеей. Конечно, все это обычные домыслы журналиста. Но статью можно сделать преувлекательную, большую, на несколько номеров (хотя бы на два). И фотографий побольше!. Славика надо попросить, пусть поснимает. Главное — дамбу во всех ракурсах. Название нужно придумать броское. Вот тут сложнее. Не мастер я — названия придумывать. На этом у нас шеф собаку съел, да не одну. Ну, можно предложить что-нибудь вроде «Восьмое чудо света у Межозерной»! Или нет. Лучше — «Девятое чудо света»! Восьмых чудес навалом, а у нас девятое будет. Единственное и неповторимое! Остальные пусть спорят о том, у кого восьмое чудо восьмее всех других!.. А наше чудо построила древнейшая цивилизация. Ее представители вырыли огромный котлован, перегородили его дамбой и заполнили водой. Все это было создано по таинственной, совершенно забытой технологии. И не исключено, что в близлежащих поселках и деревнях проживают сейчас потомки того древнего народа!..
Увлеченный новой идеей, Кирилл быстро зашагал по дамбе. Он забыл и про жару, и про жажду, и про фобии: все победил азарт газетчика. В какой-то момент он готов был сорвать со спины рюкзак, выдрать из него печатную машинку и прямо здесь начать печатать статью. Но тут его поразила новая мысль: он понял, в чем причина его писательской неудачи. В нем сидит журналист; любое событие или явление он рассматривает с этой точки зрения. Не зря молодому Хемингуэю советовал старый репортер: хочешь быть писателем — брось журналистику. Правда, классик неплохо совмещал и то, и другое…
Итак, продолжал свою мысль Кирилл, нужен другой взгляд на вещи. Статью превращаем в рассказ… или в повесть. Древняя цивилизация на грани гибели от недостатка воды. Точнее, воды много: рядом большое озеро. Но оно медленно и неотвратимо становится соленым. Местный правитель идет за советом к жрецам (или волхвам), которые обещают обратиться к богам. Они всеми способами пытаются оттянуть время изречения своего мудрого совета: жрецы сами не знают, что делать. Они боятся ошибки, боятся падения авторитета. И тогда самый старый жрец тайно идет… Э-э… к кому он идет? В общем, он идет к… к Повелительнице дождя?