Кришнамурти: Конечно. Это и есть медитация.
Посетитель: Несомненно, такое наблюдение требует необычайной самодисциплины.
Кришнамурти: Что вы называете самодисциплиной? Имеете ли вы в виду дисциплинирование личности при помощи смирительной рубашки? Или речь идет об изучении этой личности, которая утверждает, господствует, которая честолюбива, полна насилия и тому подобного, — говорите ли вы об ее изучении? Учение само по себе есть дисциплина; и это слово — «дисциплина» — значит «ученье». И когда существует ученье, а не накопление, подлинное ученье, для которого требуется внимание, — такое ученье приносит свою собственную ответственность, собственную деятельность; так что тогда не существует какой-либо дисциплины, как чего-то навязанного извне. Когда имеет место ученье, тогда нет подражания, нет приспособления, нет авторитета. Если вы подразумеваете под дисциплиной именно это, тогда согласитесь, что при такой дисциплине, конечно, существует свобода, чтобы учиться!
Посетитель: Вы заводите меня слишком далеко и, может быть, чересчур глубоко, и я не в состоянии следовать за вами в том, что касается вопроса об ученье. Я вижу ясно, что личность, как наблюдатель, должна прийти к концу. Логически это так, и тогда не должно быть никакого конфликта; это вполне ясно. Но вы говорите, что само такое наблюдение и есть ученье, а ведь в учении всегда существует накопление, такое накопление представляет собой прошлое. Ученье является процессом прибавления; а вы, по-видимому, придаете ему совершенно другой смысл. Из того, что я понял, мне кажется, что вы говорите, что ученье — это постоянное движение без накопления. Так ли это? Может ли быть ученье без накопления?
Кришнамурти: Ученье есть самостоятельное действие. Обычно происходит так, что, изучив нечто, мы действуем на этом основании. Потому-то имеется разделение между прошлым и действием, и отсюда возникает конфликт между тем, что было, и тем, что есть. А мы говорим, что действие может проявляться именно в самом движении ученья; иными словами — ученье есть действие; и вопрос не в том, чтобы изучить нечто, а затем действовать. Очень важно это понять, потому что изучение чего-то и действие исходя из этого накопления представляет собой подлинную природу «меня», «я», личности — или любого наименования, какое вы пожелаете дать этому феномену. Это «я» есть настоящая суть прошлого; и вот прошлое обрушивается на настоящее и продвигается далее в будущее. В этом заключено постоянное разделение. А когда существует ученье, происходит непрерывное движение, и нет накопления, которое могло бы сделаться «я».
Посетитель: Но ведь в области техники накопление знания должно иметь место. Не располагая знанием, нельзя летать через Атлантический океан, управлять автомобилем или даже делать большую часть обычных ежедневных дел.
Кришнамурти: Разумеется, сэр, это невозможно; такое знание абсолютно необходимо. Но мы беседуем о психологической области, в которой действует «я». Это «я» может использовать и техническое знание, чтобы достичь чего-то, скажем, занять какую-то должность, завоевать престиж. «Я» может пользоваться таким знанием для обычных функций; но если «я» вмешивается в процесс функционирования, все начинает идти по ошибочному пути, потому что «я» при помощи технических средств ищет себе положения. Так что «я» интересуют не просто знания в области науки: оно пользуется ими, чтобы достичь чего-то другого. Это подобно тому, как музыкант использует фортепиано, чтобы стать известным. То, что его заботит, — это слава, а не красота музыки сама по себе или в себе. Мы не говорим, что нам нужно избавиться от технического знания; наоборот, чем больше технических знаний, тем лучше будут условия жизни. Но в тот момент, когда им пользуется «я», дело начинает идти неправильно.
Посетитель: Я думаю, что начинаю понимать ваши слова. Вы придаете слову «ученье» совершенно иной смысл, иное измерение, и этот смысл прекрасен. Я начинаю схватывать его. Вы говорите, что медитация — это движение ученья, и в этом заключается свобода изучать все: не только медитацию, но и свой образ жизни, свои побуждения, еду, разговоры — все подряд.
Кришнамурти: Как мы сказали, сущность энергии есть медитация. Выразим это по-иному: пока есть медитирующий, нет медитации. Если он пытается достичь какого-то состояния, описанного другими, или какой-то вспышки переживания...
Посетитель: Разрешите прервать вас, сэр; итак, вы говорите, что ученье должно быть непрерывным потоком, линией без всякого разрыва, так чтобы оно шло вместе с действием, чтобы ученье и действие были постойным движением? Я не знаю, какое слово употребить, но уверен, что вы поймете, что я хочу сказать. В тот момент, когда между медитацией, ученьем и действием имеется разрыв, этот разрыв становится дисгармонией, конфликтом. Там существуют наблюдатель и объект наблюдения, а с ними и проблема траты энергии. Это и есть то, что вы говорили?
Кришнамурти: Да, я имею в виду именно это. Медитация не есть состояние; это движение, как и действие, является движением. И, как мы только что сказали, если мы отделяем действие от ученья, тогда между ними появляется наблюдатель. Потом он приобретает особую важность, используя действие и ученье ради других мотивов. И когда мы понимаем это очень ясно, в одном гармоничном движении действия, ученья и медитации, тогда нет траты энергии; и в этом заключается и красота медитации. Есть лишь одно движение. Ученье гораздо важнее медитации или действия. Чтобы учиться должна существовать полная свобода — не только в сознании, но и глубоко внутри, — тотальная свобода. А в свободе это движение ученья, действия и медитации проявляется как некое гармоничное целое. Слово «целый» означает и «здоровье» и «святость». Итак, ученье священно, священно действие, священна медитация. Поистине, это дело свято, и красота заключена в нем самом, а не вне его.
Глава XXXII. ОКОНЧАНИЕ МЫСЛИ
Посетитель: Мне хотелось бы знать, что вы на самом деле понимаете под окончанием мысли. Я разговаривал об этом с одним моим другом, и он сказал, что это — какой-то вид восточной ерунды. Для него мысль есть высочайшая форма разума и действия, истинная соль жизни, ее необходимейший элемент. Она создала цивилизацию, на ней основаны все взаимоотношения. Мы все, от величайшего мыслителя до самого скромного работника, согласны с этим отношением к мысли. Когда мы не мыслим, мы спим, грезим или просто ведем растительную жизнь, остаемся рассеянными, вялыми, непродуктивными; тогда как в состоянии бодрствования мы думаем, работаем, живем, ссоримся; и мы знаем только два эти состояния. Вы говорите, что надо выйти за пределы их обоих, за пределы мысли и пустого бездействия. Что вы хотите этим сказать?
Кришнамурти: Выразим все очень просто: мысль есть ответ памяти, прошлого. Это прошлое есть то, что происходило бесконечно давно или секунду назад. Когда действует мысль, это действует прошлое, как память, опыт, знание, случай. Вся воля представляет собой желание, основанное на прошлом и направленное к удовольствию или к тому, чтобы избежать страдания. Когда функционирует мысль, это есть прошлое; это прошлое живет в настоящем, видоизменяя себя и настоящее. И вот при таком образе действий в жизни не происходит ничего нового; а когда необходимо найти что-то новое, мысль должна отсутствовать, ум не должен быть охвачен суматохой мысли, страха, удовольствия и тому подобного. Лишь в том случае, если ум свободен от суеты, может проявиться новое; и по этой причине мы говорим, что мысль должна находиться в покое и действовать только тогда, когда это нужно, — объективно и эффективно. Всякая непрерывность есть мысль; а когда существует непрерывность, тогда нет ничего нового. Понимаете ли вы, как это важно? Поистине, здесь вопрос самой жизни: или вы живете в прошлом, или живете совершенно по-иному. В этом все дело.
Посетитель: Я думаю, что мне действительно понятно, что вы имеете в виду; но как же все-таки положить конец мысли? Когда я слушаю пенье птицы, появляется мысль, и она моментально говорит мне, что это дрозд; когда я иду по улице, мысль говорит мне об этом и рассказывает обо всем, что я вижу и узнаю; когда я привожу в действие механизм отсутствия мысли, опять-таки в эту новую игру играет сама мысль. Любой смысл, любое понимание есть мысль. Даже когда я ни с кем не общаюсь, я общаюсь с самим собой; в бодрственном состоянии я думаю; я думаю и тогда, когда сплю. Вся структура моего существа — это мысль. Ее корни лежат гораздо глубже, нежели мне известно. Все, что я думаю и делаю, все, чем я являюсь, есть мысль; мысль создает удовольствие и страдание, склонности, влечения, решения, умозаключения, надежды, страхи и вопросы. Мысль совершает убийство — и мысль прощает. Так как можно выйти за ее пределы? Разве это опять-таки не сама мысль стремится выйти за пределы мысли?