– А ты веришь в загробную жизнь?

– Не знаю, мама, – ответила Мерри, намеренно покривив душой. Она начисто отрицала существование загробной жизни.

– А она есть, – заявила Элейн тоном, не допускающим возражений, и вместе с тем так спокойно, словно сообщила Мерри, что сегодня четверг.

Мерри не ответила, но на следующий вечер, когда «гарпии» собрались, вышла из гостиной и, затаившись на лестнице, подслушала их беседу. После нескольких ничего не значащих фраз одна из женщин спросила:

– Ты помолишься вместе с нами, сестра?

Мерри услышала шелест платьев – преклонив колени, женщины невнятно забормотали, вознося молитву. Не в силах этого вынести Мерри убежала в свою комнату.

Она поняла, что вовсе не нужна матери. И еще решила, что не станет потакать матери и ее бредовым фантазиям, а кроме этого Элейн явно ни в чем больше не нуждалась. Оставаться дальше в этом доме, наблюдая за медленным скатыванием матери к средневековому мракобесию, было для Мерри невыносимо. Но куда ей податься? До начала семестра в Скидморе нужно было как-то убить еще целых две недели. Не могла же она так рано заявиться в Саратогу-Спрингс, словно бездомная сирота. Она была уже слишком взрослой, чтобы бесцеремонно нагрянуть к Джаггерсам, но недостаточно взрослой, чтобы снять номер в гостинице и скоротать оставшееся время там. Хелен Фарнэм еще отдыхала в Европе, откуда собиралась вернуться лишь за два дня до начала семестра в Радклиффском колледже. А Мередит Хаусман находился в Испании на съемках «Нерона».

Фотография отца, которую Мерри повесила над своей кроватью в Кейп-Коде, сослужила свою службу, сумев не только поддержать ее гнев, но и возбудить любопытство. Ведь она почти ничего не знала о жизни отца и уж совсем ничего не знала о своих предках. Кроме того, что ее бабушка до сих пор жива. И живет где-то в Монтане, Возможно, жива еще и прабабушка.

В конце концов, методом исключения Мерри решила, что поедет в Монтану. Чем больше Мерри потом думала, тем более привлекательной казалась ей эта поездка. Впрочем, она прекрасно понимала, что не может свалиться туда как снег на голову, без предупреждения. Насколько она знала, Мередита выгнали из дома, лишив семьи, родовых уз и наследства. Мередит никогда даже не заговаривал о своих родителях. А что о нем сейчас думают? Какой прием ее ждет?

Мерри решила, что должна посоветоваться с Сэмом Джаггерсом. Она зашла в спальню Элейн, плотно прикрыла дверь и позвонила в Нью-Йорк.

– Здравствуйте, мистер Джаггерс, это Мерри Хаусман.

– Здравствуй, Мерри, рад тебя слышать. Чем могу помочь тебе?

– Я звоню из Лос-Анджелеса, от матери. Мне кажется, она больше не нуждается в моем присутствии.

– Вот как?

– Да. К тому же, честно говоря, мне уже и самой здесь осточертело.

– Я понимаю, – произнес Джаггерс. Потом, чуть помолчав, спросил:

– Куда бы ты хотела поехать? Мы собираемся махнуть на пару недель на озеро Луиза. Хочешь с нами?

– Спасибо за предложение, – ответила Мерри, – но мне хотелось бы навестить мою бабушку в Монтане. Если, конечно, вы считаете, что она обрадуется моему приезду.

– А почему же нет?

– Не знаю. Я ведь даже не представляю, где она живет, – сказала Мерри. – А она хоть знает о моем существовании?

– Думаю, что да, – ответил Сэм. – Подожди минутку.

Мерри услышала, как зашуршали какие-то бумажки, в то время как Джаггерс что-то бормотал себе под нос.

– Вот, нашел, – сказал он, наконец. И продиктовал номер: – Спун-Гэп, десять. И скажи телефонистке, чтобы дозванивалась через Батт.

– Десять? Что за телефон такой? – удивилась Мерри.

– По крайней мере, легко запомнить, – усмехнулся Джаггерс.

– Может быть, вы позвоните ей от моего имени? – попросила Мерри.

– Нет, – засмеялся Сэм. – Ты же ее внучка, а не я, Кстати, тебе нужны деньги?

– Не знаю, – чуть замялась Мерри.

– Я положу пятьсот долларов на твой счет.

– Спасибо, – сказала Мерри. – И желаю вам хорошо провести время на озере Луиза.

– А тебе в Монтане, – пожелал Джаггерс.

Поездка в гости обернулась для Мерри скорее паломничеством. Женщины, которые встретили Мерри на автобусной остановке, не столько обрадовались ее приезду, сколько согласились с признанием ее существования. Приветствия были внешне учтивыми и дружелюбными, но, припомнила Мерри, в тихом омуте как раз черти и водятся. Встретила Мерри Эллен, ее бабушка и мать Мередита, а в машине, закутанная в одеяла, несмотря на жару, сидела невообразимо древняя старушка – прабабушка Мерри – Марта. Их сопровождала смуглая метиска по имени Минни.

Они проехали по главной улице, состоявшей всего из двух кварталов, в которых располагались магазины, почта и единственный гараж. Он принадлежал Хаусману. Бабушка рассказала, что их семейство приобрело гараж еще в тридцатые годы, во время Великой Депрессии. Точнее, его купил Сэм. «Твоего дедушку звали Сэм, – пояснила Эллен. – Он уже умер». Однако, прежде чем умереть, он успел скупить почти весь Спун-Гэп. Половину акций почти всех заведений и предприятий городка. От бакалеи и продуктового магазинчика до последней мало-мальски доходной лавки. Он продолжал скупать все подряд до самой смерти, оставив женщинам изрядное наследство.

Не останавливаясь в городке, машина миновала каньон и покатила в горы, на старое ранчо, где жили сейчас женщины.

– Это ранчо основал еще твой прапрадед. Землю ему выделили бесплатно по закону о переселенцах. Его тоже звали Эймос Хаусман.

– Тоже?

– Как и твоего отца. Ты разве не знаешь, что твоего отца зовут Эймос, малышка?

– Нет, – промолвила Мерри. – Не знаю.

– Вот, теперь знаешь, – сказала Эллен.

– Да, – добавила укутанная в одеяло старушка. Мерри кивнула и улыбнулась.

Свернув с дороги, машина въехала в каменные ворота и вползла по крутой подъездной аллее к дому. Дом смотрелся как новенький – должно быть, был недавно отремонтирован. Было очевидно, что денег на него не жалели. Новехонькая кухня, современная сантехника. Гостиная, судя по всему, мало изменилась с прежних времен: огромный каменный камин тянулся во всю стену. Из окна открывался изумительный вид на отдаленные горы с вздымающимся посередине высоченным пиком.

Мерри провела на ранчо десять дней. Беседовали они мало – ведь не так уж много общего было у нее с этими двумя женщинами, – однако дышалось Мерри легко и умиротворенно. Словно незримые узы связывали ее с этим домом, с двумя старыми женщинами. Мерри не могла, да и не пыталась это объяснить – ведь она ровным счетом ничего не знала об их жизни, не слыхала ни об Эймосе Хаусмане, ни о незнакомце, который, приехав в Спун-Гэп, зачал Сэма в чреве Марты, а потом сам пал от руки Эймоса. Не знала она и о тяготах жизни Эллен, приученной своим суровым мужем жить по-спартански. Все это кануло в Лету. Обе женщины немало вынесли и настрадались от своих мужей, но обе пережили их. А в Мерри они увидели свое прежнее воплощение – снова юное, снова прекрасное, и снова – увы – такое беззащитное и уязвимое. Поэтому обе отнеслись к Мерри с уважением и нежностью, а Мерри, сама того не сознавая, платила им теплотой и искренней привязанностью.

Однажды вечером все сидели в гостиной перед уютно потрескивающим камином. Мерри рассеянно листала какой-то журнал, Эллен вышивала по квадратикам, а Марта подбрасывала в огонь поленья. Внезапно Эллен, оторвавшись от вышивания, спросила, не хочет ли Мерри сходить на следующее утро к Хопгудам.

– Фрэнсис ожидает, – пояснила она.

– Ожидает нас?

– И нас тоже, но вообще-то она ждет ребенка. Уже шестого.

Эллен добавила, что Билл Хопгуд, возможно, примет роды сам. Фрэнсис должна уже вот-вот родить, а здесь порой случается так, что рано выпавший снег может завалить все дороги даже в сентябре.

– А почему не отвезти ее в больницу? – удивилась Мерри.

– Чтобы Билл остался один с пятью ребятишками? Нет, Фрэнсис этого никогда не допустит. К тому же до больницы отсюда восемьдесят пять миль. Им туда и не поспеть вовремя.