Конор, абсолютно невозмутимый, спокойно смотрел на нее, не вынимая рук из карманов.

— Ну, ну, Джулия, давай, «скажи всю правду и посрами лукавого». Это же ясно, что ты в шоке от этой задумки… Кому же понравится появиться на балу в этом старомодном рубище, залежавшемся в нафталине?

В напряженной тишине, которая наступила после его слов, вдруг послышался душераздирающий крик. Вслед за этим последовал истерический хохот. Лицо Уны изменилось, и, окаменев от неожиданности, она смотрела попеременно то на Джулию, то на Розу. Даже Конор на мгновение потерял свою невозмутимость.

— Это наверняка кричала Стация, — сказал он. — А демонический смех за сценой, скорее всего, принадлежит Китти. Да-да, я узнал характерные визгливые нотки.

— Это не смешно, — оборвала его Уна, отчаянно крутя колеса своего инвалидного кресла. Нисколько не успокоенные легкомысленным объяснением Конора, дамы все разом ринулись вниз, на кухню. Роза, сгорая от любопытства, припустилась бежать впереди всех, за ней по пятам следовали Джулия и Уна в кресле. Конор беспечно замыкал процессию.

В кухне их ждала сцена, которую потом Конор описал как «чистый Гоголь». Стация сидела на стуле с выпученными глазами. Около нее на столе лежала разделочная доска и огромный нож. Фартук весь промок от крови, которая струилась из глубокого пореза на руке. Тем временем Китти укрывалась от этой кровавой сцены в углу между стеной и буфетом и время от времени издавала рулады нервного истерического смеха.

Не колеблясь ни минуты, Конор подошел к девушке и с силой залепил ей пощечину. Словно выключенная из розетки, Китти немедленно замолчала, прервавшись на визгливой ноте, на лице ее застыло выражение глупого удивления.

— Не надо было так делать, мистер Конор, — с упреком сказала она. — Я и сама бы остановилась в свое время.

— Что ты орала? — бросил ей Конор, — А тем временем Стация обливается кровью.

— Сейчас я ее перевяжу, — тихо сказала Джулия. — Китти, принеси мне бинты и дезинфекционные материалы.

Подгоняемая Конором, Китти через несколько минут принесла бинт и бутылочку с обеззараживающим раствором. Джулия, сосредоточившись на обработке раны, не заметила, как дверь кухни отворилась и вошли Хью и Эйлин. От неожиданного вскрика Эйлин, испугавшейся вида крови, рука у Джулии дрогнула, и она чуть не выронила ватку, которой протирала рану. Алые капли брызнули ей на платье, запачкав лиф и юбку.

— О, простите, пожалуйста, — извинилась Эйлин, бесполезно пытаясь оттереть пятна тоненьким кружевным платком. — Просто, знаете, у меня колени подогнулись, со мной всегда так, когда я вижу что-нибудь подобное. Ничего не могу с этим поделать, простите.

— Да, Стации, надо сказать, повезло, что у Джулии колени не подгибаются при виде крови. Наверное, она сделана из более прочной материи, — сухо заметил Хью.

Джулия, обрабатывая рану, чувствовала на себе строгие придирчивые взгляды. Все молча наблюдали, как она накладывает повязку. Ее это очень смущало, и она с облегчением вздохнула, завязав наконец последний узелок.

— Как вы чудесно это все сделали, — с благодарностью сказала ей Стация, внимательно оглядывая свою поврежденную руку. — Даже доктор, наверное, лучше бы не смог. — Это было так не похоже на Стацию, что Джулия в изумлении подняла на нее глаза.

— Боюсь, что платье теперь только выбросить, — сказал Хью. — Китти, пойди принеси воду, посмотрим, может, оно еще отстирается.

— Ах!.. Скажите на милость, какие мы заботливые! — проскрипела Эйлин. — Что-то на тебя это не похоже, дорогой, переживать из-за таких женских мелочей, как испачканное платье.

— Это не мелочь, — довольно резко возразил Хью. — Для тебя, может быть, но не для всех. Что касается Джулии, то у нее, насколько я знаю, небогатый гардероб.

— Ты что, укоряешь меня моим богатством? — с горечью воскликнула Эйлин.

— О, ради бога, сейчас не время ссориться, неужели ты не видишь?! — резко осадил ее Хью.

Китти почти бегом принесла на кухню тазик с водой и губку.

Однако все попытки Китти отмыть платье, к невыразимой радости Джулии, оказались безуспешны. На самом деле пятно только еще больше расползлось, и стало ясно даже для Уны, которая надеялась до последнего, что платье испорчено окончательно и восстановлению не подлежит. Джулия как на крыльях воспарила от мысли, что теперь ее уже никто не сможет заставить появиться на балу в этом убожестве.

К ее изумлению, в глазах Стации, которая уже немного отошла от шока, появилось нечто вроде благодарности.

— Вы просто ангел, вот кто вы такая, мисс Джули, — произнесла она с чувством, с трудом поднимая свою тушу со стула. — Если бы не вы, я бы истекла тут кровью и отдала концы прямо на кухне! Потому что от Китти помощи ждать не приходится, она только хихикать может, и пользы от нее, как от печной кочерги, это я вам точно говорю.

Джулия смутилась от этих слов, таких неожиданных после обычного враждебного ворчания кухарки.

Из неловкого положения ее выручила Уна, которая заявила:

— На самом деле никакой смертельной опасности не было, Стация, не придумывай. Можешь пойти к себе в комнату и отдохнуть там несколько часов, чтобы восстановить силы.

— А как же десерт? — заныла Стация. — Я как раз готовила рисовый пудинг. Если я сейчас все брошу — он не поспеет вовремя.

— Как? Опять рисовый пудинг? — в ужасе взвился Конор.

— А что такого? — Кухарка уже вполне оправилась и окинула его недобрым взглядом. — Что плохого в добром старом рисовом пудинге?

— Ну сколько можно! Одно и то же каждый день. К тому же они у тебя какие-то водянистые и пресные, — недовольно пожаловался Конор. — По всей видимости, у тебя мания, буквально пристрастие к этому блюду, Стация, это меня начинает беспокоить! На этой неделе ты уже два раза его готовила. Признайся, может быть, в детстве тебе не давали пудинга, а ты очень хотела?

Стация, казалось, раздулась от возмущения:

— Это уж чересчур, мистер Конор! Да если бы не бедная миссис Муртаг, которая едва двигается, я бы давно уже отсюда ушла, потому что ни один человек на свете не может стерпеть ваших оскорблений, мистер Конор!

— О, ради бога, Стация, перестань нервничать, — брезгливо вмешалась в их перепалку Уна, недовольно разворачиваясь в своем кресле-каталке. — Ну, хорошо, если тебе так дорог этот пудинг, как хочешь, можешь… — И она неуверенно оглядела всех бывших на кухне, словно в поисках поддержки.

— О, я была бы рада предложить свою помощь, — заговорила Эйлин, — но я совсем не дружу с кастрюлями. Когда я закончила школу и приехала домой, папа не захотел, чтобы я училась домашним делам. Он считал, что это мне совершенно не пригодится в жизни. Боюсь, я и яйца сварить не сумею, не то что целый пудинг. — С этими словами она оглядела старинную кухню с древней железной плитой, на которой зловеще посвистывал закипающий медный чайник, и зябко повела плечиками. — Господи, меня от одной только мысли о готовке бросает в дрожь.

— Не стоит этим хвастаться, — сухо откликнулась на это Уна.

— Если хотите, я сама приготовлю пудинг, — просто сказала Джулия, впрочем несколько смущенная.

Конор метнул на нее взгляд, полный веселого удивления:

— Не может быть! Неужели ты еще и готовишь!

— А что она еще умеет? — не удержалась Эйлин.

— А еще, дорогая Эйлин, она симпатичная, обаятельная, добрая и в целом очень славная девушка, чего о тебе сказать не могу, — насмешливо ответил он.

— Довольно, Конор, ты нарываешься на скандал! — послышался властный голос Хью. — Вам не кажется, что будет лучше, если мы все выйдем отсюда наконец, чтобы Джулия могла приняться за стряпню? — Он произнес это строго, но в глазах у него сверкали искорки смеха, и Джулия почувствовала, как на сердце у нее потеплело.

Оставшись одна на кухне, она решила, почувствовав внезапный прилив вдохновения, нарушить кулинарные планы Стации. Пусть хоть сегодня у них на ужин будет не обычный переваренный рисовый пудинг с надоевшей коричневой корочкой сверху. Торопливо слив в дуршлаг рис, который и так уже слегка переварился, она решила первым делом, прежде чем начинать свои кулинарные эксперименты, переодеться во что-нибудь более подходящее. На ней все еще было мокрое, испачканное кровью платье Уны с розовыми воланами, в булавках и наметках. Взбежав по узкой лестнице для слуг на второй этаж, она быстро переоделась в старое хлопчатобумажное платье с крупным рисунком.