АРГО
В черном доке, кормчий одинокий,
Вновь чиню разбитое судно, —
Буду плыть положенные сроки,
Бороздить разбуженное дно.
Соль волны, снедающей и горькой,
Обожжет ослепшие зрачки, —
Из тумана в ночь святой Георгий
Бросит моря пенные куски.
Брызги бурь упали на ресницы,
Мокрый холст плотнее чугуна —
Это кровь ржавеет и томится
На кудрявом золоте руна.
* * *
Уже не радует, не тешит,
Раздала горькую красу,
И только ветер жестко чешет
Перержавелую косу.
Лицо, размытое дождями,
И грудь бесплодную рабы
До утра насмерть желудями
Изранят хмурые дубы.
Земля, земля моя! С тревогой
Гляжу в нахлынувший туман —
Лишь перекрестки да дороги
Венчают твой сутулый стан.
Лишь обездоленная птица,
Роняя перья на лету,
Еще не верит и боится
В твою поверить наготу.
Но, непоседливый и скучный,
Могилу глубже роет крот,
И сердце знает — гость докучный
Уже стучится у ворот.
* * *
Плечо — бугром, и сердце — в два обхвата,
Размах глубок, медлителен и крут;
Удар — раз в год, и грудь — провал косматый,
Набат и рог под ветром на юру.
Прижми щеку, — за выгибом полотен
Сырой утес горячего ребра,
Суровый ход неукротимых сотен
Вкруг дымного дорожного костра.
Над горбылем степные звезды светят,
Бежит огонь в тугую щель земли —
Гляди, я вновь закинул в море сети
И вытащил на сушу корабли.
Раз в год удар, но всё грозней и шире,
От позвонка в пролом ребра разгон —
Нет, не плодом, а стопудовой гирей
Я западу в твой запоздалый стон.
РЫБАЦКАЯ
Соленый ветер бросает пену
Мне на рубаху, что сшила ты, —
Закату буря идет на смену,
Уже ныряют вокруг киты.
Но мне привычны морские страхи,
И, если в буре лишусь весла,
Устрою парус я из рубахи,
Из той рубахи, что ты дала —
Все ветры сразу гребут без толку,
Как пьяный пляшет рыбачий мол —
Я выжму бурю из шерсти волка
Сегодня ночью на твой подол.
* * *
О, зверь лесной и ночью водопой
Оскаленным дыханием отыщет —
Иду в туман примятою тропой,
И тень моя, как волк, за мною рыщет.
В глазах твоих — далекие костры,
Звезда степей над древнею телегой,
Широкий ветер яростной игры,
Развеявшей по балкам печенегов.
И любо мне в раскошенных зрачках
Следить струю татарской острой стали,
И сердца стук услышать на руках,
И кости гнуть в мучительном закале.
Да, любо мне кудрявую косу,
Смеясь, сжимать ладонью загорелой,
И эхо гнать в просмоленном лесу,
И грудь твою поить любовью зрелой —
Русь, кровь моя, желанная сестра, —
Кто вытерпит весь груз такой любови!
Я вылетел из дымного костра,
Чтоб вновь гореть, любить и жечь — до крови.
ДУХ ЗЕМЛИ
В глубокой балке переняли,
Картечью вздыбили коня,
Скрутили, выгнули и смяли,
И оземь бросили меня.
Хмельному солнцу буйно рады,
В веселом топоте легки,
Кудрявый череп конокрада
Чесали насмерть каблуки.
Но каждый хруст костей упругих
В ушах смеялся бубенцом,
И пело сердце пестрым кругом
Над перекошенным лицом.
Когда же кол, сырой и гладкий,
Тысячелетнее копье,
Прошел медлительно и сладко
Сквозь горло звонкое мое, —
Девичий взор, сухой и зоркий,
Лизнул мой вытекший висок,
И дух земли, как ладан горький,
Любовью брызнул на песок.
* * *
Скалит зубы — такая ль плаха,
Для меня ль да дубовый пень? —
А кругом еще красным взмахом
Ходит по небу дым деревень.
Так и брызжет вихрастый ветер
Даровой огневой крупой,
И кричат как шальные дети
Над бельмастой сырой толпой.
А у плахи стоит — ломается,
Теребит кумачовый плат
И свистит соловьем в два пальца
Деревенский веселый кат —
Это сон про былые встречи,
Это сказ про вороний грай,
Про тугие литые плечи,
Что сработаны в два топора.
Не буди — под крутым обрывом,
Где седые ржут табуны,
Темный ветер закинул гриву
В низовые степные сны.