«Число мимолетных увлечений Екатерины приближалось к двум десяткам. Из будущих членов Верховного тайного совета не воспользовались её милостями разве что только патологически осторожный Остерман да Дмитрий Голицын, продолжавший смотреть на «матушку-царицу» с высокомерным отвращением…», - отметил в своём исследовании А. Буровский. Петр второй раз оказался «рогатым», но он об этом ещё не знал.
Когда Петр вернулся в 1717 году в Россию, объявил царицей Марту-Екатерину и обнаружил, что из его кабинета, кабинета царя, пропали важные государственные бумаги, - стали искать шпионов. В это время дежурил старый доверенный денщик Иван Орлов - его и стали пытать с пристрастием. Орлов клялся и божился, что грешен во многом, но только не в шпионаже. Среди перечисленных им грехов оказалось, что у него давний роман с Марией Гамильтон. Лучше бы он этого не говорил для своего же блага. Фрейлина под пытками призналась, что изменила царю (!) и что вынуждена была сделать несколько абортов, внутриутробных отравлений, в том числе и от Петра. Изменить царю - это государственная измена, и завели новое следствие. Петр решил поступить оригинально - пошёл, всё рассказал Екатерине, надеясь, что та в ярости уничтожит свою подопечную, но та отреагировала спокойно и сказала, что всё давно знает и прощает фрейлину. Разочарованному Петру пришлось самому заняться судьбой девушки. Но в это время обманным путём уговорили вернуться в Россию Алексея, и Петр отложил разбирательство. Алексей поверил обещаниям Петра - не приносить ему и Ефросинье никакого вреда, Петр обещал даже разрешить им пожениться - когда они вернутся.
Но сразу при пересечении границы России 3 февраля 1718 г. Алексея арестовали, и началось следствие, Петр обвинил Алексея в измене. Всё окружение Алексея подверглось пыткам с пристрастием, на которые притащили Алексея и заставили смотреть на муки близких людей.
После чего многих «неправильно» влиявших на Алексея людей казнили: Кикина, Афанасьева, Дубровского, священника-духовника Якова Игнатьева. В ходе следствия сделали неприятное открытие - недовольных царём слишком много, но всех казнить не стали. Петр же в свободомыслии Алексея винил в основном «бородачей», то есть священников, жалуясь, что у его отца был один (т. е. - Никон), а у него - тысячи.
В процессе этого следствия вскрылась ещё одна неприятность для Петра - естественно, вспомнили об Евдокии Фёдоровне Лопухиной, находящейся в монастыре - «старице Елене», и стали пытать её окружение на причастность к заговору, и обнаружили любовную связь Евдокии Фёдоровны с майором Степаном Глебовым. Петр-то думал, что заточенная в дальний монастырь первая красавица России 20 лет находится в изоляции и должна была уже давно помереть от несправедливости, одиночества и тоски. И Петр поднял крик об очередной государственной измене, начал ещё одно следствие.
Оказалось, что в 1709 году майор Степан Богданович Глебов занимался набором в рекруты в окрестностях монастыря и заехал глянуть на царицу, которая жила уже не в монастыре, а рядом в деревне иноком - «скрытно мирянкой». Между ними вспыхнула красивая любовь; Глебов стал наведываться к Лопухиной, привозить ей теплую одежду и продовольствие. После свадьбы Петра с Мартой-Екатериной в 1712 году отношения между Лопухиной и Глебовым стали близкими. Хотя мотаясь по службе по всей России, Глебов не часто заезжал к Евдокии, но судя по сохранившимся девяти письмам Евдокии они чувствовали себя счастливыми последние 6 лет, вот отрывок из одного письма:
«Светлый мой, батюшка мой, душа моя, радость моя, как мне на свете быть без тебя! Ох, любезный друг мой, за что ты мне таков мил! Уже мне нет тебя милее, ей Богу! Ох лапушка моя, отпиши мне, порадуй хоть мало. Не покинь ты меня ради Христа, ради Бога. Прости, прости, душа моя, друг мой!»
Петру на Лопухину было «давно наплевать», он забыл о её существовании, но этой историей было ранено не столько его мужское самолюбие, сколько чувство собственника, и очень гневило то, что оказалось, что Лопухина не очень-то страдала вдалеке в одиночестве и даже была счастлива.
Пыткам подверглось всё окружение Евдокии, включая её духовника Федора Пустынного и епископа Ростовского Досифея, которого колесовали, затем отрубили голову, и голову выставили в публичном месте на кол. У Петра бы хороший повод «разойтись вовсю» и получить много черного удовольствия.
Шесть недель подряд «доктора» Петра пытали майора Глебова. Так долго пытали, потому, что очень стойко и мужественно держался Степан Богданович и против чести законной царицы Евдокии Фёдоровны ничего не сказал. Некто Плейер доносил Петру: «майор Степан Глебов, пытанный в Москве страшно кнутом, раскаленным железом, горящими углями, трое суток привязанный к столбу на доске с деревянными гвоздями, ни в чём не сознался». В то время самому отъявленному преступнику, предателю давали максимум 15 ударов кнутом, а Глебову нанесли 34, фактически оставив без кожи.
Петр бесился, вопрос - «сломать» героя был для него принципиальным. Петр сам со своей буйной фантазией поучаствовал в пытках, но майор Глебов держался. Тогда Петр Первый придумал пытку-казнь, которую в России в это время не практиковали - решил посадить на кол живым, а чтобы Глебов подольше и поужаснее помучился - Петр рассчитал и соорудил специальный кол с перекладиной, чтобы кол не пронзил быстро насквозь, и смерть не была скорой.
Во время казни на Красной площади Москвы 15 марта 1718 года в окружении толпы зевак Глебов на колу мужественно переносил ужасные муки, а находящийся рядом Петр, злорадно наслаждаясь его муками, умолял Глебова признаться в преступлении - если не перед Петром, то перед смертью - перед Богом. Степан Глебов монстру здорово ответил: «Ты, должно быть, такой же дурак, как и тиран… Ступай, чудовище, - и плюнул Петру в лицо, добавив: Убирайся и дай спокойно умереть тем, кому ты не дал возможности спокойно жить». Взъярённый тиран был побеждён силою духа мученика. Петр пробовал ещё зло издеваться над умирающим - по его приказу, шутя, одели мученику шапку и набросили тулуп - чтобы не замерз и не помер раньше времени и не испортил забаву царю.
18 часов Глебов медленно умирал мучительной смертью, рядом «дежурили» в ожидании покаяния архимандрит Лопатинский, священник Анофрий и иеромонах Маркел, который в отчете написал: «никакого покаяния им не принес». На вторые сутки, почувствовав близость смерти, Степан Богданович попросил этих троих причастить перед смертью, но все трое оказались трусами, забоялись недовольства Петра и отказали мученику, этим все вышеперечисленные «духовные лица» совершили страшный грех.
Петр Первый негодовал в своём бессилии, он был побеждён, было поражено его царское и личностное самолюбие - Петр Первый был уверен, что он, Петр - «самый крутой», мощный и всесильный царь. Три с половиной года метался побеждённый Петр со своим негодованием и раненым самолюбием, возможно, ему снились мучительные кошмарные кровавые сны, - и с того света на него смотрел с мудрой презрительной улыбкой непобедимый мужественный майор Степан Глебов. И Петр не выдержал и решил ещё раз с ним сразиться, на него напасть вместе со Святейшим Синодом - 15 августа 1721 года Петр Первый приказал Святейшему Синоду осудить Степана Глебова и предать вечному проклятию - анафеме.
Похоже, Петра не радовала даже окончательная победа русской армии над шведами в морском сражении у острова Гренгам 27 июля 1720 года, и конец затяжной Северной войны, зафиксированный в договоре со Швецией в этом же августе 1721 года. Ему важнее, главнее было победить майора Глебова.
Синод тянул с исполнением воли царя. Тогда Петр своё внутреннее поражение решил компенсировать усладой самолюбия - приказал Сенату дать ему титулы, назвать его: Великим, Императором и Отцом Отечества - всё на что способна была его фантазия. И Сенат в октябре 1721 года в торжественной обстановке выполнил волю Петра. После этого воле Великого Императора и Отца Отечества не стали перечить и «бородачи» - 22 ноября 1721 года собрался Святейший Синод и «духовные иерархи» послушно осудили «злолютого преступника» и предали вечному проклятию.