Изменить стиль страницы

Разбудила ее бортпроводница, предлагавшая пассажирам застегнуть ремни. Самолет шел на посадку.

– Что, прилетели? – спросила у нее Ольга.

– Нет, это промежуточная посадка в Шенноне для дозаправки.

Снова она ошиблась, совсем как тогда, когда летела в Америку в первый раз. А когда это было, и было ли вообще? Ольга снова грустно улыбнулась.

VIII

Но, пожалуй, больше всего проблем в связи с исчезновением Александра Белова возникло у Шмидта.

В смерти Коса, Пчелы, Фила и его жены Шмидт обвинял только себя. Безопасность – это была его поляна, он должен был просчитать все варианты и нейтрализовать Макса. Он не успокаивал себя мыслью, что на его месте никто не смог бы заподозрить засланного казачка в личном водителе и телохранителе шефа, которому тот доверял не только свою персону, но и жизни жены и сына. Смог бы или не смог бы, но, как начальник службы безопасности, он обязан был вычислить предателя.

Поэтому временное, как объяснил Белов, отстранение от должности хоть и не обидело Шмидта, однако насторожило. Он понимал, что заслужил недоверие шефа. Вот только было ли это просто недоверие? За отстранением могла последовать и санкция в виде пули в затылок. Шмидт сам не раз проделывал такое с другими, в том числе по указанию Белова.

Когда-то в прошлом Шмидт был офицером спецназа внутренних войск. Он был по-военному исполнителен, не знал жалости и страха. В Бригаде он считался человеком без нервов, ему поручали самые рискованные, грязные и кровавые дела. Привел его Витя Пчелкин. И однажды случилось так, что Шмидт едва не оказался его палачом. Пчелу тогда спасла Ольга…

Звонок Оли заставил Шмидта о многом задуматься. Когда на похоронах ребят он услышал о случившейся с Беловым и его семьей катастрофе, то долго не мог прийти в себя. Тогда, на кладбище, он почувствовал себя без вины виноватым и взмолился к Богу: неужели и эта смерть на его счету?

Потом он часто думал над этой своей реакцией. То есть, Белова он, конечно, не предавал. А смог бы?

После отстранения от должности он не смог бы честно ответить на этот вопрос даже самому себе. И причина была не в ущемленном самолюбии, а в инстинкте самосохранения и трезвом расчете.

Проблемы начались раньше, когда после убийства Пчелы, Фила, Тамары и Космоса и к Белову, и к Шмидту как его правой руке стали обращаться политики, бандиты, воры и даже фээсбэшники. Поскольку требовать они не могли и не имели права, то все просили одного – отказаться от мести или хотя бы немного повременить. Неизвестно, на что они надеялись, а Шмидту было ясно, что Белов обратит на их пожелания не больше внимания, чем на пролетевшую мимо муху.

Шмидт понимал, что решение мстить со стороны Белова – это поступок самоубийцы, харакири чистой воды! Ведь тот отказывался от всего, чего достиг в жизни… От с таким трудом созданной империи, от Фонда, от политической карьеры, в конце концов, даже если он ей и не дорожил.

Казалось бы, чего проще: пережди, пока пыль уляжется, и отомсти. Месть – это блюдо, которое надо есть холодным! Но Шмидт ни на секунду не сомневался в правильности такого решения. Он сам бы сделал то же самое.

То есть, как профессионал, без нервов и эмоции, Шмидт мог бы предложить шефу и другие

варианты. Но не отказаться от мести. Это было бы не по-мужски! Макс и Каверин – особенно Каверин, – были обречены в любом случае. Но действовать следовало иначе.

На некоторое время Белову следовало бы затаиться и сделать вид, что о роли Каверина в гибели друзей даже не подозревает. Затем нужно было подготовить себе железное алиби. Выследить и выкрасть Каверина вместе с Максом для Шмидта было бы и вовсе плевым делом. И вот тогда в уютном подвале Белов вполне мог бы насладиться муками убийцы…

Можно было сделать и по-другому. Убрать Каверина на публике, открыто, влепить в ему в лоб одну-две пули из снайперской винтовки, благо специалистов по мокрому делу хоть пруд пруди… И попробуй, докажи, что Белов имеет отношение к этому убийству. Депутатская неприкосновенность плюс купленные журналисты защитили бы его Белова от любых поползновений со стороны прокуратуры…

Но Белов сделал все по-своему, сам, рискуя собственной жизнью, и Шмидт не мог не уважать его выбора. Но уже тогда он понял, что этот путь приведет к организацию к серьезным осложнениям. Правда, тогда Шмидт не представлял, насколько они окажутся серьезными.

Саша Белов принес в жертву своей мести все. Депутатскую должность, положение в обществе, деньги, семью. И, в конечном счете, свою жизнь. В жертву мести или в жертву дружбе и памяти своих друзей? Наверное, и то, и другое…

И когда Шмидт осознал, что для Белова он не более, чем пешка в его игре, что, в случае необходимости, Саша использует его и выбросит, как выжатый лимон, тогда он принял некоторые меры защиты… Как профессионал он не мог их не принять. И теперь не жалел об этом. В рамках службы безопасности он создал свою собственную законспирированную ячейку. Для начала в нее вошли трое глубоко преданных Шмидту специалистов. Всех их он знал по прошлой службе в спецназе внутренних войск.

Двое из них, Николай и Анатолий, успели кроме всего прочего повоевать в Югославии. Третий, Арам, принимал участие в борьбе за независимость Горного Карабаха. В предстоящих событиях эта тройка должна была сыграть немаловажную роль.

А то, что события развернуться, причем в самом скором времени, и будут кровавыми, Шмидт не сомневался. Он готовился к генеральному, со всех направлений, наезду на оставшуюся без хозяина империю Белова. И не собирался отступать ни на шаг. Он также не собирался отдавать конкурентам ничего из собственности Каверина. Шмидт считал, что если не сам Белов, то его семья может претендовать на нее по праву как наследники победителя.

Шмидт отдавал себе отчет в том, что за Каверина и остальных, убитых Беловым, отвечать придется ему. Отвечать перед братвой, ворами и, возможно, перед законом…

Звонок Ольги, с одной стороны, прояснил ситуацию. Союз с ней как наследницей Белова мог укрепить его положение в организации. Но, с другой, возвращаться сейчас, в преддверии криминальной войны, да еще вместе с сыном, Ольге ни в коем случае не следовало. Однако Шмидт в глубине души был уверен, что Оля поступит именно так, вопреки здравому смыслу. Ему казалось, что он чувствует и понимает мотивы ее поступков. И почему-то ждал ее…

Следовало серьезно подумать об Олиной безопасности. Он набрал на мобильнике номер старшего спецгруппы.

– Толян? Зайди ко мне. И ребят пригласи. Через несколько минут дверь кабинета Шмидта приоткрылась.

– Разрешите войти, Дмитрий Андреевич?

В кабинет вошли трое крепких парней. Все они были облачены в черные костюмы. Их можно было бы принять за близнецов, если бы не поразительная разница в цвете волос. Первый был ярко-рыжим, второй блондином, почти альбиносом, а третий жгучим брюнетом.

– Проходите, присаживайтесь, – указал на стулья Шмидт. – Похоже, у нас скоро будет много работы…

IX

Белов открыл глаза. Первым, кого он увидел, был он сам. Он, Александр Белов, улыбался с плаката на стене над его головой, предлагая избирателям отдать голос за справедливое распределение, счастливую старость и беззаботное детство своих детей.

Он попытался вздохнуть, но левый бок пронзила острая боль. Левая рука не двигалась. Ощупав себя правой, он обнаружил, что забинтован от шеи до живота. Забинтованной оказалась и левая рука.

Он оглядел комнату, в которой лежал. Она напомнила ему теплушку рабочих-строителей. Но жили здесь определенно не рабочие. Комната принадлежала скорее всего женщине…

Белов ощутил такую ужасную жажду, словно не пил лет сто… Рядом, на застеленном яркой скатертью столе стоял кувшин с водой. Белов потянулся к нему, потерял равновесие и рухнул с топчана на пол. Боль отдалась во всем теле, и на время он потерял сознание. Когда же очнулся, то почувствовал, что его поднимают с пола чьи-то руки. Было опять больно, но уже не так сильно.