При внимательном рассмотрении оказывается, что оно так и было. Выдвижение центра не меняет его отношения к кавалерии; напротив, кавалерия была уже продвинута, когда стычки пехотинцев только начались. Но она не должна была преждевременно наступать, иначе не дошло бы, пожалуй, до полного развития сражения. Пунический полководец должен был быть готов к тому, что консулы, видя, как разметало их кавалерию, в спешном порядке могли повернуть пехоту назад к укрепленному лагерю. Лишь когда все римское войско приблизилось настолько, что не могло никоим образом уклониться от сражения, конница могла броситься в атаку; поэтому кавалерия стояла с пехотой на одной линии, а африканцы, которые должны были сделать поворот, были оттянуты в тыл кавалерии.
Таким образом, нельзя было избежать того опасного момента, когда слабый пунический центр оказался без всякого подкрепления и подвергся натиску огромных масс римских легионов. Тем разительнее факт, что в этих местах были расставлены наименее надежные союзники - галлы.
Но центр и в этом сражении понес наибольшие потери: галлы оставили на месте не меньше 4 000 трупов, иберийцы же и африканцы - только 1 500. Ганнибал должен был щадить кровь наиболее преданных ему людей, составлявших прочное ядро войск, сражавшихся в Италии с римлянами. Само собой напрашивается вывод: место гвардии там, где должно быть проявлено наиболее упорное сопротивление. Неисчислимы были бы последствия в случае прорыва римлянами фронта тогда, когда дорога была каждая минута, если бы Гасдрубал не оттянул их с тыла. Тогда полководец должен был сказать сам себе: "Африканцы удержались бы вдвое дольше. Какая ошибка, что я не поставил их на это место!"
В военном искусстве невозможно все рассчитать, взвесить и вымерить. Но в том, что не поддается учету, решает вера в свою звезду. Не желая жертвовать настоящим ради будущего, Ганнибал отважился доверить опасные позиции галлам, перемешав их для большей уверенности с иберийцами. В своем обращении к ним он разъясняет действие победоносной кавалерии и подчеркивает свое доверие тем, что сам становится в их ряды. Александр во главе своей конницы вступал в бой первый. Ганнибал передает командование кавалерией одному из надежных командиров, а сам со своим штабом и младшим братом Магоном становится в центре, чтобы отсюда руководить сражением и силой своей личности закалить слабую сталь сопротивления. Один вид полководца, звук его голоса придают галлам непоколебимую веру в победу, и они выдерживают труднейшее из всех испытаний: отступать под напором превосходных сил неприятеля, но не давать ему взять верх, и с тяжелыми потерями протянуть сражение до тех пор, пока с другой стороны не явится обещанное подкрепление.
Ни в одном описании сражения не должно быть упущено указание позиции, занятой в сражении Ганнибалом. Не только его дух, но и его личность занимают в сражении центральное место. Не потому, что он первый бросается в бой, подобно Александру, и не потому, что сражение распадается на различные эпизоды, которыми должен руководить сам полководец (выступлением и приказом к наступлению идея сражения уже вполне предначертана), а потому, что его личность, как таковая, одним своим присутствием в том или ином месте может пассивно или активно оказывать решающее воздействие.
Единственным приказом, отданным Ганнибалом после боевого сигнала, был приказ о выступлении африканцев на обоих крыльях. Так как они вначале еще стояли в колоннах, у Ганнибала была мысль в случае нужды послать их не для охвата неприятельской фаланги, а на подкрепление центра, если тот не сможет в достаточной степени противостоять натиску римлян до успеха обходных действий Гасдрубала. Мы узнаем тот же боевой порядок, что и при Гавгамеле. В ставке у Ганнибала находились греческие поэты, описывавшие его подвиги так же, как и подвиги Александра. Не будет чрезмерной смелостью предположить, что тот, кто окружил себя подобными людьми, сам приобщился к науке и усвоил то, чему учила его Греция. В Первой Пунической войне спартанец Ксантипп обучал карфагенян искусству побеждать Регула. Ганнибал, вне сомнения, также изучал греко-македонское военное искусство, и мы легко можем представить себе, как по вечерам на зимней стоянке грек Силен читал ему книгу царя Птолемея о подвигах Александра Великого, причем планы карфагенян слагались под влиянием блистательного прообраза зевсова сына.
С помощью варваров-наемников карфагеняне одержали при Каннах победу благодаря превосходству своей кавалерии, командному составу и военачальникам, сумевшим держать свое войско в руках и тактически управлять им, а также благодаря полководцу, сумевшему с непреклонностью и уверенностью гения объединить имевшиеся у него силы к органически целостному действию.
И я полагаю, что этому полководцу мы обязаны также описанием сражения у Полибия и, в основных чертах, также и у Ливия. Здесь показательно не содержание. Как ни великолепно описание сражения, автором его все же мог быть и другой высоко талантливый человек. Здесь характерны места умолчания, разбросанные словно теневые пятна на свету.
Самый решающий момент - тыловая атака кавалерии - особенно не подчеркивается. Мы как будто имеем здесь дело не с приказом Ганнибала, а с действиями кавалерийского начальника. Весь упор рассказа - в распределении африканцев на двух крыльях, находившихся на отлете. О причине, заставившей так щадить эти войска, не упомянуто. Полководцу всегда немного тяжело, когда он одну часть войска, особенно союзников, намеренно подвергает большей опасности, чем другие. Он, пожалуй, сам себе не захочет признаться, когда и как он на это рассчитывает. Но нам его побуждения ясны. Каждый посторонний человек не считал бы себе вправе обойти молчанием эти побуждения, которые сами по себе очевидны. Однако в вышеупомянутом повествовании о них ничего не говорится, а все внимание сосредоточено на тактическом маневре охвата, как на основном замысле данного боевого построения. Решающий же момент - атака кавалерии - остается в тени, ибо для полководца в ней нет ничего необычайного; это его привычная техника. Этот момент мог быть и на этот раз исчерпывающим: если бы Ганнибал не расставил африканцев в определенном боевом порядке, а укрепил бы ими фалангу, победа в сражении была бы все равно обеспечена. Но Ганнибал хотел не только победы, он хотел полного уничтожения неприятельского войска. И он дерзает ослабить центр, а на обоих флангах поставить в боевой готовности африканцев для охвата, чтобы римское войско не могло никуда бежать, а было взято в тиски. В повествовании о сражении все наше сочувствие на стороне африканцев, которым дано было выполнить такую трудную задачу, и мы забываем о заслугах кавалерии.
Из рассказа о боевом порядке, принявшем форму полумесяца, о смятении сгрудившихся в середине римлян, о потрясениях ослабленного центра, обращении полководца читателю ясно, под каким углом зрения наблюдалась картина сражения. И в самом повествовании первое место занимают факты не наиболее значительные, а те, которыми больше всего полна душа полководца.
1. Чрезвычайно разноречивы мнения в науке о том, на каком берегу Ауфида - на правом или левом - было дано сражение. Так как установлено, что правое римское крыло и левое карфагенское были расположены у самой реки, то с переменой речного берега пришлось бы перевернуть все боевое расположение. Я не счел нужным повторять здесь то, что мною было сказано в предыдущих изданиях, так как меня опередил в этом вопросе Конрад Леман (КНо, т. 15, стр. 162, 1917 г.). Согласно прежним исследованиям, все источники ясно называют правый берег, но никто не был в состоянии стратегически объяснить, как могли римляне при таком расположении очутиться спиной к морю и как их воины, бежавшие с поля сражения, могли спастись в Канузий и Венузий. Я подробно изложил это в "Histor. Zeilschr.", т. 109, стр. 502. Конраду Леману удалось рассеять заблуждение, будто согласно историческим данным сражение непременно должно было происходить на правом берегу. Сопоставив слова Полибия (что Ганнибал выступил из Геруния перед сбором урожая) с датой сражения при Каннах (2 августа), он установил, что сражение не следовало непосредственно за выступлением из Геруния, а что между ними имелся промежуток в два месяца, В этот промежуток времени Ганнибал запасался фуражом в Апулии, к югу от Ауфида. Брод, находившийся якобы на севере, через который переходило войско накануне сражения, нужно отнести на юг, - и тогда станет очевидным, что по всем источникам сражение происходило на северном берегу.