Тилли, выступая из Лейпцига, приказал своим войскам остановиться на равнине и построил их вправо от деревни Брейтенфельд, на небольшой возвышенности, перед которой на расстоянии около 2 километров протекал Лобербах. Этот ручей, в настоящее время совершенно ничтожный проток, тогда, по свидетельству современников, представлял известные препятствия для переправы. Ни естественных границ, ни точек опоры на флангах позиция не представляла ни справа, ни слева, да в этом и не было нужды при значительной глубине построения больших пехотных колонн-терций, которые в самих себе имели защиту своих флангов.

 Союзная армия, по-видимому, уже издалека стала продвигаться по плоской равнине широким фронтом и уже на виду неприятельской позиции, в то время как передовые войска между обеими боевыми линиями вели перестрелку, уклонилась вправо. Как причину такого движения вправо, и король и фельдмаршал Горн единогласно приводят в своих донесениях то объяснение, что таким путем они хотели выиграть у противника преимущества в отношении солнца и ветра. Однако мы этим не можем удовлетвориться. Правда, преимущество стоять за ветром и спиною к солнцу составляет один из "залежалых товаров" теоретиков еще со времен Вегеция, но уже Фрундсберг с пренебрежением относился к этому моменту. Фронт боевого порядка определяется другими, гораздо более важными моментами, а уклонять в сторону уже развернувшийся фронт - безусловно трудное предприятие. "Предпринимать во время боя значительное изменение в направлении фронта, - пишет Иоганн Нассауский128, - чрезвычайно опасно; это - наполовину бегство и предоставляет противнику случай произвести атаку во фланг". Густав Адольф и сам категорически утверждает, что этот маневр не удался, ибо пришлось на виду у неприятеля произвести трудное передвижение, т.е. переправиться через Лобербах. Однако в результате этого уклонения вправо получилось то, что обе боевые линии не оказались вполне друг против друга, и фронт союзников выдвинулся за левый фланг Тилли. Но помимо того что союзники геометрически грозили охватом, они еще более грозили левому флангу Тилли потенциально, ибо Тилли построил всю массу своей пехоты, за исключением Голштинского полка, не посередине фронта, а вправо от центра129; левее пехоты стояло 12 (11) полков кавалерии, а правее - только 6. Таким образом, Густав Адольф со всей шведской армией развернулся почти против одной только кавалерии, построенной, вероятно, очень неглубоко и с широкими интервалами, ибо длина всей боевой линии, как передают, тянулась на добрые полмили, так что на каждый шаг боевого порядка в среднем приходилось не больше чем по 5 человек. Между четырьмя глубокими массивными терциями пехоты, стоявшими в одну линию, также должны были быть большие интервалы.

 Пожалуй, Тилли следовало бы перейти в наступление в то время, как союзники еще переправлялись через Лобербах (положение, схожее с положением Ангальта на Белой горе); однако он этого не сделал, вероятно, для того, чтобы дать возможность своей артиллерии обстрелять развертывавшегося противника. В этот момент обнаружилось, что его левый фланг мог быть охвачен противником. Чтобы предотвратить это, Паппенгейм, командовавший на этом участке, двинулся влево и тем самым оторвал левое крыло, кавалерию и Голштинский полк от правого крыла. Во время попыток взаимного охвата здесь разгорелся бой; Паппенгейм настолько далеко обошел вокруг крыла противника, что вторая линия шведов смогла непосредственно двинуться против него130.

 Главные силы Тилли не могли наблюдать сложа руки за этим боем, к тому же в это время открыла огонь шведско-саксонская артиллерия, и, будучи гораздо многочисленнее имперской, она превосходила ее своей действительностью. Поэтому Тилли двинул и свой правый фланг, а именно всю массу своей пехоты. Он построил четыре ударных колонны, которые наступали рядом и совместно с кавалерией опрокинули саксонцев. Как последние могли бы им противостоять? Ведь имел место не только удар испытанных во многих боях ветеранов на новичков, но на стороне ветеранов находилось и подавляющее численное превосходство. Так как между паппенгеймовским и правым крылом, которым командовал сам Тилли, образовался значительный промежуток, то перед главными силами шведской армии не находилось почти вовсе противника. Возможно также, что при уклонении вправо союзной армии шведы несколько отделились от саксонцев; это, может быть, и является причиной того, что шведские сообщения, дабы предотвратить какие-либо нарекания, усиленно подчеркивают, что своим сдвигом вправо они хотели отнять у противника преимущества в отношении солнца и ветра.

 Вследствие уклонения влево паппенгеймовцев и разгрома саксонцев шведская армия оказалась обойденною одновременно с обоих флангов; один кавалерийский полк под командой Фюрстенберга даже обошел шведов с тыла. Так как около 15 000 саксонцев было сметено с поля сражения, то у Тилли оказался перевес сил, почти 36 000 человек против неполных 25 000. Но превосходное тактическое искусство шведов и более совершенное командование самого короля и его генералов свели это превосходство на нет.

 Еще до разгрома саксонцев и завершения обхода шведов с этой стороны рейтары Паппенгейма были отражены. Шведская кавалерия, перемешанная с мушкетерами, показала себя, по сравнению с имперской, на высшей тактической ступени131. Шведы подпускали к себе неприятельскую кавалерию; затем мушкетеры встречали ее залпом, и шведская кавалерия бросалась и опрокидывала их; рейтары Фюрстенберга, которые зашли шведам в тыл, были встречены повернувшими вокруг фронта войсками второй линии, разгромлены и уничтожены.

 Однако решительное значение имело столкновение на левом фланге шведов, где четыре мощные колонны имперской пехоты находились теперь на участке, с которого они прогнали саксонцев. Могли ли устоять шведы, если бы эти массы, поддержанные своей кавалерией, повернувшись налево, атаковали их обнаженный фланг? Как только Густав Адольф заметил, что саксонцы покидают поле сражения, он образовал из двух пехотных бригад второй линии оборонительный фланг, притянул на помощь еще один кавалерийский полк с другого крыла и атаковал соединенными силами рейтаров и мушкетеров, как это было и на другом крыле, неприятельскую кавалерию, которая здесь насчитывала всего 6 полков, а за вычетом полка, зашедшего шведам в тыл, - только 5, разбил их и прогнал с поля сражения. Это произошло раньше, чем имперские пехотные терции успели после преследования саксонцев собраться, построиться и обратиться в новом направлении. Одна из терций даже ушла настолько далеко, что среди поднявшейся страшной пыли не могла разобрать, что собственно происходит, и остановилась в бездействии, ожидая приказаний высшего начальства, и дальнейшего участия в сражении не принимала. Между тем три остальные терции, покинутые своей кавалерией, атакованные и угрожаемые с разных сторон шведскими рейтарами, оказались не в состоянии пустить в ход то, что составляло их действительную мощь - бурную атаку. Казалось бы, что при их огромной силе они могли бы, поддерживая друг друга, отогнать неприятельскую кавалерию и затем перейти в наступление. Но этого не произошло: по-видимому, шведские рейтары, спокойно и твердо руководимые, производили непрерывные и одновременные атаки с разных сторон, и терции были вынуждены держаться чисто оборонительно. Если я выше сказал, что Тилли охватил шведов с обеих сторон, то теперь нам приходится отказаться от этой формулировки: охват правого фланга был отбит раньше, чем возникла угроза охвата для левого фланга, а этот охват, в свою очередь, был парализован, так как шведы противопоставили ему наступление. Кавалерия, так сказать, остановила терции, а тут стали приближаться шведские мушкетеры и, главное, шведская легкая артиллерия132, выпустившая град своих снарядов в густые массы, где ни один выстрел не мог пропасть даром. Положение, опять-таки, имеет сходство с Каннами, с той разницей, что усугубленное действие метательного оружия в данном случае значительно облегчило шведам их истребительную работу над окруженным противником.