Однако договор не был выполнен. Швейцарцы, войско которых с каждым последующим походом становилось все более и более разнузданным и склонным к грабежу, не могли удержать своих солдат так долго перед Дижоном в ожидании ратификации королем заключенного соглашения; а король, как только непосредственная опасность миновала, вздохнул с облегчением и заявил, что деньги он готов заплатить, но от своих притязаний на Милан отказываться не намерен.

 Дело в том, что швейцарцы отобрали у французов Милан в 1513 г. в качестве наемников на службе герцога Максимилиана Сфорца. Но благодаря этому молодой герцог попал в полную зависимость от своих союзников. Он был вынужден не только уступить им несколько пограничных местностей и выплатить 200 000 дукатов, но и поставить себя и все свое герцогство под длительный протекторат федерации. Пусть они смотрят, писал он федеральному правительству, на него самого, на его землю и подданных как на свою собственность и возьмут под свое покровительство, как истинные отцы, его самого и его город Милан, а он, со своей стороны, будет относиться к ним, как добрый сын к своему отцу. Швейцарцы поняли это в буквальном смысле; они заняли укрепленные замки, потребовали ежегодной уплаты 40 000 дукатов и через своих резидентов указывали герцогу, как он должен управлять. Такие отношения можно, пожалуй, сравнить с отношениями французов к теперешнему (1906 г.) Тунису и тунисскому бею, англичан - к Египту или германских федеративных племен к Римской империи в начале переселения народов. Таким образом, добиваясь  с такой настойчивостью от французского короля отказа от Милана, швейцарцы боролись не за интересы Сфорца, а за свои собственные. Если бы это положение упрочилось, то Миланское герцогство (к которому принадлежала и Генуя) превратилось бы из страны, подчиненной Швейцарской федерации, в швейцарскую провинцию. Швейцария образовала бы, следовательно, государство от Боденского озера до Средиземного моря. Если бы можно было себе представить, что во главе объединенных кантонов стала бы владетельная династия, проводящая устойчивую, последовательную политику, как некогда во главе франкских племен стояли Меровинги, или вообще какое-нибудь твердое правительство, то военная федерация жителей Альп создала бы государство, расширение границ коего трудно было бы и предусмотреть. Однако слабо связанная федеральная организация кантонов не была в состоянии преследовать широких политических целей. Те самые условия, которые породили их крупную военную мощь, препятствовали им ее использовать. Военная мощь франков зиждилась на их варварстве; они охотно подчинились Хлодвигу, который вел их по пути завоеваний и добычи. Предпосылкой военной мощи швейцарцев служило участие каждого в политической жизни; дерзкое самосознание, воодушевлявшее каждого солдата, придавало военным предприятиям федерации присущую ей неотразимую напористость. Это самосознание могло иметь место политически лишь в пределах маленьких кантонов, из которых каждый обладал полным суверенитетом и которые объединялись между собою от случая к случаю для достижения той или иной политической цели127. Однако взаимная зависть кантонов и воля массы, всегда устремленная на непосредственную выгоду, не позволили выдвинуть крупные задачи. Наполовину как наемники Франции, наполовину из-за завоевательных стремлений бернских аристократов, федерация некогда напала и сразила Карла Смелого. В результате самых блестящих побед Берну удалось удержать за собою лишь несколько ничтожных местечек и клочков земли, в то время как Франш-Конте и Во снова были возвращены за деньги, и опять-таки за деньги та же игра началась и вокруг Милана. Если раньше восточные кантоны не хотели делать завоеваний для Берна, то на этот раз Берн и близлежащие кантоны, Фрейбург и Золотурн, не проявляли никакой склонности вступать в борьбу за обладание Миланом, от которого прок был одним лишь лесным кантонам.

 Когда летом 1515 г. наследовавший Людовику XII Франциск I снова перешел через Альпы с большой армией, в рядах которой было не меньше 23 000 ландскнехтов, чтобы вновь овладеть Миланом, у него хватило политической мудрости на то, чтобы не только угрожать швейцарцам силою оружия, но соблазнять их в то же время и деньгами. Он, кроме обещанных в Дижоне 400 000 крон, предложил еще 300 000 и ежегодную пенсию, если швейцарцы согласятся передать ему Милан; герцога же Максимилиана он также хотел вознаградить герцогством Немур во Франции и пенсией.

 Уже давно возникали среди швейцарцев внутренние раздоры по поводу их отношений с Францией. Ведь с Людовиком XI, Карлом VIII они всегда были в союзе. Затем по случайному недоразумению, главным образом благодаря чрезмерности притязаний швейцарцев, они рассорились с Людовиком XII; папа, стремившийся вытеснить французов из Италии, искусно раздул эту ссору и при посредстве епископа Зиттенского, кардинала Шиннера, чрезвычайно энергичного дипломата-церковника, совершенно перетянул швейцарцев противоположный лагерь. Однако франкофильская партия среди них продолжала существовать. Щедрыми подарками в ней поддерживалось воспоминание о старом союзе.

 Уже сам поход на Дижон был проведен лишь при помощи народного движения, возбужденного против сторонников Франции, так называемых золотоедов, которых обвиняли в подкупности и измене. Взятками и угрозами, с которыми Франциск теперь обратился к совету швейцарских военачальников, ему наконец удалось оказать на него воздействие. За миллион крон в общей сложности федерация передала по Галлератскому миру (8 сентября 1515 г.) французскому королю Миланское герцогство со всеми зависящими от него областями и, кроме того, заключила с ним союз на все время его жизни и на 10 лет после его смерти при условии уплаты 2 000 франков в год каждому поселению. Бернцы со своими друзьями и валиссцы отправились домой. Между тем среди контингентов других кантонов поднялась буря негодования, и в лагере швейцарцев нашелся достаточно дерзкий интриган, чтобы, несмотря на заключение мира и уход значительной части войска, все же попытаться стравить между собой обе противные стороны, дабы принудить швейцарцев путем их собственной победы к иной политике, чем та, которую решил вести совет. То был папский легат кардинал Шиннер, который разнуздал фурию войны.

 Французское войско в общем насчитывало до 30 000 человек; современные источники указывают еще большую цифру. Пехота наряду с основным ядром ландскнехтов заключала в себе и французов; к этому надо добавить до 2 500 копий и 60 орудий тяжелой артиллерии. Швейцарцев, после ухода столь значительного контингента, оставалось едва 20 000 человек пехоты, подкрепленной совершенно ничтожным числом рыцарей - около 200 - и несколькими орудиями.

 Федеральное войско стояло под Миланом, французское - приблизилось к нему с юга на расстояние не более двух миль. Вдруг по квартирной стоянке разнеслась молва, что под стенами города идет бой, что на швейцарцев напали французы. Шиннер уговорил командира герцогской гвардии унтервальденца Арнольда Винкельрида завязать стычку с передовым отрядом французов. Тотчас ринулись за ворота на выручку урийцы, люцернцы и воины других лесных кантонов, которые хотели удержать за собою власть над Миланом и не хотели слышать о мире с французами. Хотя француза тотчас отступили, все же была послана в город весть, что бой продолжается. Тогда и прочие кантоны, хотя отход и был решен по настоянию главным образом Цюриха и Цуга, не сочли себя вправе покинуть товарищей и последовали за ними.

 Лишь к солнечному закату наткнулись на лагерь французского авангарда, атаковали его, обратили в бегство и захватили несколько орудий. Однако король, расположившийся лагерем с главными силами несколько позади, уже поспешил со своими рыцарями на выручку; наступившая темнота положила конец бою. Оба войска расположились на ночлег так близко друг от друга, что в продолжение всей ночи происходили отдельные стычки. К утру Франциск справился со всеми беспорядками, вызванными внезапным нападением швейцарцев на его авангард, и построил весьма искусно свое войско позади нескольких рвов перемежающимися колоннами рыцарей и пикинеров, расставив между ними и впереди них орудия и стрелков, чтобы встретить атаку швейцарцев.