Смелый вождь был вне себя и хотел отказать в повиновении; он уступил с тяжелым сердцем лишь тогда, когда ему стали угрожать, что если он не прекратит сражения, то Али будет убит. Завидев "чтецов", он набросился на них за их бессмысленный поступок и утверждал, что победа уже решена, пусть они дадут ему возможность на самый короткий срок вернуться к своему войску, и безбожные, не имеющие ничего общего с кораном, будут окончательно разгромлены. Напрасно, - под влиянием изменников, укрепившись в своем благочестивом упорстве, они остались при своем решении, и Али, отделенный толпами неповиновавшихся от своих личных приверженцев, при всей своей испытанной неустрашимости во время сражения испугался угрозы быть убитым и, будучи как всегда, к сожалению, нерешительным, дал себя уговорить послать Ашата к сирийцам, т.е. погубить себя и дело".
Против такого описания сражения и его прекращения, приведшего, в конце концов, к гибели Али, новейшая критика, насколько мне известно, возражает только в том отношении, что она не верит в импровизацию демонстрации с коранами, а подозревает хорошо подготовленную измену. Против этого взгляда высказался Вельгаузен (Wellhausen) в своей работе "О религиозно-политических оппозиционных партиях в древнем исламе", в которой он доказывает, что история эта не так уж неправдоподобна. У благочестивых приверженцев Али по достаточно веским причинам возникли сомнения, действительно ли право находится на его стороне, действительно ли он является настоящим калифом. В обеих армиях осознали всю бессмысленность взаимного истребления правоверных; вспомним о том, как позже франки при Людовике Благочестивом и его сыновьях страшились допустить до настоящего кровопролития между собой. Вельгаузен приходит поэтому к заключению, что когда сирийская армия несла впереди себя коран, прикрепленный к копью в виде знамени, то этот призыв к святая святых, общий для обеих партий, вполне возможно, утвердил уже и до того имевшееся в войске Али сознание, что и на вражеской стороне находятся приверженцы пророка, и Али вынужден был пойти на перемирие.
Аргументация Вельгаузена кажется мне убедительной и в деталях, но она требует дополнения в военном отношении. Те, которые отказывались принять на веру предание, правы в том отношении, что совершенно невероятно, чтобы в самом разгаре сражения несколько человек могли произвести такое сильное впечатление только тем, что привязали к своим копьям коран, - разве только, если все это дело было условлено и демонстрация служила лишь сигналом для его выполнения. Меньше же всего это кажется возможным, если предположить, как Мюллер, такую колоссальную численность армии. 70 000-80 000 человек на каждой стороне, большей частью конных, занимают (если предположить, что такие цифры вообще возможны) такое большое пространство и производят такой чудовищный шум, что столковаться при этих условиях во время сражения невозможно. Даже гораздо меньшей армией, - предположим, 10 000-12 000 человек с каждой стороны, - раз она вступила в бой, невозможно управлять; ее нельзя уже обуздать и вернуть назад. Такая возможность совершенно исключена.
Если мы ближе рассмотрим описание сражения, то мы вскоре убедимся в его совершенно легендарном характере. Я лично не верю ни одному его слову.
Итак, эти армии начали сражаться отнюдь не немедленно после соприкосновения друг с другом, а стояли друг против друга полных 2 месяца, занимаясь маневрированием и мелкими стычками. Это прежде всего доказывает, что армии не были так велики, - иначе, держа их на месте в продолжении такого долгого времени, нельзя было бы их снабжать продовольствием. Но надо пойти еще дальше и отвергнуть все описание сражения как совершенную выдумку и приукрашивание событий. Уже при своем выступлении армии были преисполнены желанием по возможности избегнуть обоюдного истребления и потому не допустили настоящего большого сражения; если бы оно имело место, невозможно было бы внезапно прекратить его описанным способом. История знает, как мелкие бои раздувались преданиями в грандиозные сражения.
С этой поправкой, и только с ней, становится приемлемым взгляд Вельгаузена на борьбу мусульманских партий и гибель Али; не во время сражения, а во время демонстрации, которая производилась войсками, свита Моавии привязала экземпляры корана к своим копьям, чтобы показать этим, что и они правоверные. Это так и было понято на противной стороне, вечером в шатрах подверглось обсуждению и дало перевес приверженцам мирного соглашения; следовательно, прямой измены здесь вовсе не приходится подозревать.
Глава IX. ОБЩИЙ ОБЗОР КРЕСТОВЫХ ПОХОДОВ.
Включить крестовые походы в наш труд не так-то легко. Во многом они представляют собою одно военно-историческое целое, в том смысле, что одни и те же, такие же или очень схожие элементы беспрерывно борются между собою. Но, с другой стороны, эти крестовые походы простираются на столь долгий период (в течение которого, к тому же, происходят значительные изменения), что есть смысл разбить исследование как по времени, так и по существу. Своеобразие обстоятельств, при которых людям Запада пришлось воевать на Востоке, и своеобразие их противников - все это, естественно, вызвало своеобразные и новые явления у них самих. Поскольку мы именно в XII и XIII вв. наблюдаем значительные изменения в военном деле Запада и поскольку эти изменения родственны некоторым явлениям крестовых походов, постольку, естественно, возникает вопрос: имеем ли мы здесь причинную связь, т.е. произошли ли эти изменения вследствие крестовых походов, или же здесь налицо только параллельные явления, а значит крестовые походы зависели от событий, развернувшихся на Западе. Некоторое влияние на положение дел на Западе крестовые походы, несомненно, имели, но только в том отношении, что они ускорили и усилили естественную эволюцию. Поэтому я считаю наиболее правильным поместить рассмотрение военного момента крестовых походов в узком смысле слова в следующей части, а здесь охватить только важнейшие интересующие нас черты этого грандиозного движения.
Отличительной чертой средневековья является строительство феодального государства со ступенеобразным разделением государственной власти, но прежде всего - существовавшая над этими слабыми государствами и вмешивавшаяся в их дело общая церковь. Романо-германское средневековье правильнее всего рассматривать не как ряд государств - германское, французское, английское и другие, а - по выражению Ранке - как одно церковное универсальное государство, внутри которого образуются отдельные королевства, более или менее связанные между собою.
Крестовые походы явились следствием вражды с исламом церкви, объединявшей англичан, французов, испанцев, шведов, датчан, германцев и итальянцев. Эти походы, предпринятые - о чем говорит их происхождение - не из рационально-политических побуждений, а вследствие религиозного порыва, были направлены на завоевания маленького участка земли посреди магометанского мира - "обетованной земли".
Так как война является орудием политики и так как ведение войны в конечном результате зависит от ее политических целей, то религиозная основа крестовых походов в корне исключает рациональную стратегию. Если бы Запад употребил хотя бы только часть тех колоссальных сил, которые поглотили Палестину, на овладение соседних областей, он безусловно достиг бы длительных успехов. Когда Фридрих Барбаросса спустился вниз по Дунаю, греческий император, государство которого было уже наполнено латинскими элементами, стал опасаться, что крестовое войско хочет овладеть Константинополем, а сербы, валахи и болгары изъявили готовность отделиться от Греческой империи и подчиниться римскому императору. "О если бы Гогенштауфен обратил на это внимание", замечает Ранке по этому поводу. Его сын, Генрих IV умер, прежде чем сумел направить политику в эту сторону, а может быть, уже не располагал теми силами, которые имел его отец.