"Поворот конницы Цезаря, удар 6 когорт во фланг - все это события, которые исчисляются минутами, самое большое - четвертью часа. Если же присоединиться к Дельбрюку, что натиск помпеянской конницы произошел раньше, чем нападение цезарианских легионов, то на ближний бой между легионами останется еще меньше времени".
Для того, чтобы доказать, что указания Цезаря о потерях в сражении всего в 200 чел. правдоподобны, Кромайер полагает, что сражение продолжалось недолго.
Фейт же пишет (Klio, VII, 332): "Сражение при Фарсале продолжалось, если исключить бой у лагеря и преследование, с утра до полудня... Продолжительность сражения станет понятной, если мы примем, что оно состояло из ряда отдельных боев, происходивших разновременно в нескольких местах... В таком случае, конечно, бой главных сил при Фарсале мог продолжаться много часов подряд".
Фейт полагает, что сражение потребовало продолжительного времени, а, кроме того, он хочет доказать, что римский боевой порядок и в сражении не являлся простой сплошной линией, а соответствовал более сложной тактике.
Примем во внимание, что Фейт не допускает участия antesignani, которых Цезарь направил в сражение вместе со всадниками; Кромайер возражает ему на это. Фейт объясняет, что даже победа кавалерии не дала бы Помпею возможности выиграть сражение; Кромайер говорит противоположное. Таким образом, пропасть между их мнениями все расширяется, причем является подозрение, что здесь идет речь не об единичных разногласиях, какие встречаются часто у двух объективно мыслящих исследователей, а о глубоком, органическом пороке. Это подозрение переходит в уверенность, когда мы убеждаемся, что не только один другому, но и каждый сам себе противоречит, не замечая этого. Фейт прав, когда представляет себе, что римское сражение, где участвуют небольшие пехотные подразделения, продолжается много времени, - тогда немыслима потеря Цезарем при Фарсале всего 200 чел. и неправдоподобны цифровые указания Цезаря, за которые Фейт так определенно ратует. Поэтому прав Кромайер, который, чтобы доказать незначительность потерь, говорит, что сражение было непродолжительно; но вследствие этого и рушится теория Фейта о ложной когортной тактике, которую, как мы видели, Кромайер принял (см. выше, стр. 299, 300 и 309).
Это противоречие с самим собой является решающим и происходит вследствие основной методологической ошибки: разбирают каждый вопрос отдельно, а не в связи со всей военной историей, обдумывая и разбирая его последовательно со всех сторон. Только тот, кто проделал такую работу, способен к объективной критике. Кромайер, несмотря на широкую осведомленность в новейшей военной литературе, не сделал этого, а потому оказался непригодным для объективной военной критики, как и Фейт для филологической. Для каждого из этих исследователей источники являются воском, из которого, смотря по требованию момента, можно лепить все, что угодно. Профессор, который заставляет фалангу, состоящую из 15 000 чел., отступить на 600 м назад, и обер-лейтенант, который свое представление о римской тактике доказывает ссылкой на "первоисточник" - "Terminus technicus quincunx" - относящийся к XVI столетию, находятся не в храме науки, а только в преддверии его.
Примечание к 3-му изданию. Печатая эти полемические разъяснения, я в то же время указываю выше, на стр. 232, 246 и 286, что оба автора сделали значительные успехи в познании античного военного дела, а еще больше указываю на те их труды, которые касаются помещаемого далее описания африканского похода Цезаря.
Глава IX. ПОСЛЕДНИЕ ПОХОДЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ.
Поход в Грецию и сражение при Фарсале, борьба между собою римлян под руководством двух величайших полководцев являются высшей точкой античного военного искусства. Хотя дальнейшие походы Цезаря и богаты еще индивидуальными выступлениями, но чего-либо принципиально нового, каких-либо дальнейших достижений они не дают. Если до сих пор они и казались переданными слишком неточно для военно-исторической оценки, то в данном случае этот недостаток устранен. Фейту удалось, применив соединенный метод топографического исследования со строгим анализом источников, создать вполне наглядную и ясную картину африканского похода. Единственно, в чем я могу упрекнуть его прекрасное описание, это - в содержавшейся в нем ни на чем не основанной полемике со мной, так как я с ним в данном случае вполне схожусь во мнениях; возможно, что какой-либо мой взгляд он воспринял слишком остро.
Сам Цезарь не дает нам после фарсальского сражения ни одного описания походов, но о них сообщают некоторые его командиры, значительно менее одаренные и в гораздо более грубой форме пристрастные, чем сам Цезарь, Африканская война описывается командиром узкого кругозора, но произведение это мы можем пополнить имеющимися у Диона и Плутарха описаниями, заимствованными у сведущего в стратегических вопросах Азиния Поллиона.
Цезарь назначил осаду города Тапса, лежащего на перешейке между морем и внутренним озером. Сципион пытается запереть перешеек с обеих сторон. Правда, Цезарь владеет морем, но так как кампания эта разыгрывается в начале февраля, то эта база является ненадежной: если бы сообщение с материком было прервано, он пережил бы много испытаний. Но разведка Цезаря так поставлена, что он замечает приближение противника с севера, атакует его и опрокидывает раньше, чем противник успевает укрепиться. Непосредственно за этим нападением на половину неприятельского войска Цезарь наступает на другую половину в 10 км дальше к югу, у входа на перешеек, настигает его раньше, чем разбитое на севере войско успевает соединиться с этим, и разгоняет их, не вступая в дальнейшем ни в какие сражения.
Необычайно интересно утверждение Фейта, дышащее большой правдоподобностью, что Сципион, над неспособностью которого Цезарь сам издевался, был только номинально главнокомандующим, а что настоящее руководство армией сосредоточивалось в руках Лабиена. Если фарсальский поход является дуэлью между двумя выдающимися полководцами своего времени, то африканский поход приобретает еще больший интерес тем, что в нем Цезарь и его собственный соратник по Галльской войне вышли на поединок друг с другом. Фейт доказал, - по всем признакам вполне правильно, - что Лабиен оказался достойным учеником своего великого учителя; все его операции обдуманны, решительны и действенны. Если же он и был, несмотря на это, побежден, то он выступал, собственно, не против Цезаря, а против его войска, с которым вновь организованные африканские легионы не могли меряться силами. Поражение при Тапсе было лишь тактической неудачей и превратилось затем в катастрофу только потому, что не разбитое еще войско поддалось панике, бросило лагерь и разбежалось. Когда разбитое на севере войско добралось до лагеря, где надеялось найти приют, в нем не оказалось никого; они хотели тут же сдаться, но разгоряченные боем легионеры Цезаря изрубили их всех. И с той и с другой стороны вели войну римские легионы, но они состояли из наемников, а наемники, как мы увидим в последующих томах настоящего труда, не щадят друг друга. При Илерде Цезарь еще мог воспрепятствовать бойне, здесь же он был бессилен.
1. Бой при Руспине требует особого исследования, так как он с первого взгляда кажется, - а новейшие источники так и воспринимают его, - как новое в тактическом отношении достижение Цезаря, а именно, что Цезарь нашел средство спастись при такой обстановке, при которой за год перед тем погибли со всем войском вместе Красе в Месопотамии и цезарианский военачальник Курион в Африке. Но связь между этими событиями должна восприниматься иначе.
Цезарь выступил из своего лагеря около приморского города Руспина в Восточном Тунисе в глубь страны с 3 легионами и незначительным отрядом всадников и стрелков, чтобы раздобыть съестные припасы. Здесь на открытой равнине он был атакован нумидийскими всадниками и стрелками, находившимися под командой Лабиена. Он построил свою пехоту в неглубокий боевой порядок, имея фронт на все стороны, и отразил нападение, причем когорты при поддержке наемных всадников время от времени производили атаки и бросанием метательных копий отгоняли рой неприятеля. По рассказам Псевдо-Гирция, - как мы называем автора "Африканской войны", - бой закончился победой, причем когорты, напрягая последние силы, сумели отбросить противника за близлежащие холмы. Но, по Аппиану, Цезарь был разбит (II, 95), а противник не довел до конца своей победы только по небрежности. Так как в отношении таких людей, как Лабиен и Петрей, подобные эпитеты неприемлемы, то находишься в недоумении и ищешь объяснения. Его легко найти у самого Псевдо-Гирция, стоит лишь вспомнить сообщение Ксенофонта в Анабазисе об аналогичном положении 10 000. Только ночь укрывает теснимую пехоту от стрел конных стрелков; и Антоний, будучи тесним при своем отступлении парфянами, тоже призвал ночь на помощь. В "Африканской войне" рассказ о том, что когорты своим наступлением, в конце концов, прогнали неприятеля, неприемлем, ибо если когорты имели возможность прогнать противника, то отчего они не сделали этого в начале боя? Они достигли только того, что в течение целого дня, с утра и до ночи, держались на месте, вероятно, с значительными потерями, так что, по Аппиану, этот бой может быть принят как поражение Цезаря. Ночью неприятельские всадники отошли далеко назад, чтобы не подвергать себя ночному нападению, а так как Цезарь находился всего на расстоянии 3 000 passus (4,5 км) от своего лагеря, то он и достиг его без труда. Его военная заслуга заключается в том, что при таких трудных обстоятельствах он сумел сохранить дисциплину и порядок в войске, а благодаря построению длинными тонкими линиями в каре и применению нужного здесь оружия - метательных копий - не дал противнику с его стрелами и метательными копьями шансов на успех. Так как неглубокое построение не очень надежно, то мы можем из этого заключить, насколько Цезарь доверял своим войскам и как образцово они держались под его командой. Но самую важную роль сыграли здесь близость лагеря и короткий день (это происходило зимой), который не дал затянуться кризису. Курион, погибший при таких же обстоятельствах за год перед тем, выступил из лагеря (во время 4-й смены ночной стражи - "Гражданская война", II, 29) и совершил переход в 16 000 passus (24 км), сопровождавшийся многими стычками, а затем уже столкнулся с главными неприятельскими силами. Его конница совершила даже ночной марш и была обессилена. Даже если бы они держались до вечера (бой происходил в разгаре лета), то вернуться в лагерь уже не было бы возможности. Поэтому отчаяние овладело солдатами, они не сопротивлялись больше и были изрублены.